достижения в этот период "неудач".
"Прежде всего научил он меня той важной истине, что в общественной жизни, особенно в борьбе за идею, начатое дело часто растет именно провалами. Как-то так выходит, что каждое поражение потом оказывается шагом к победе. Каждое поражение приносит новый десяток сторонников, иногда именно из круга вчерашних врагов. Как-то внезапно врагов этих осеняет откровение, что хоть они боролись против тебя, но в душе надеялись, что ты их победишь, — и твое поражение оставляет в их сердцах пустоту, с искоркой сожаления…"[233].
Действительно, Жаботинский уже тогда начал осознавать, насколько ошибочным был его отказ от участия в формировании подразделения погонщиков мулов. Значимость этой акции еще не обрисовалась во всей полноте, но даже его собственная деятельность продвигалась быстрее благодаря этой маленькой подсобной единице в Галлиполи. В книге о легионе он признает ошибку и анализирует ее. "Эти месяцы были для меня школой терпения: теперь бы я мог написать целую теорию терпения в нескольких томах. Суть ее была бы в том, что после каждого провала надо себя проэкзаменовать и спросить: а ты, может быть, не прав? Если не прав, сходи с трибуны и замолчи. Если же прав, то не верь глазам: провал не провал, "нет" не ответ, пережди час и начинай сначала"[234].
Вопрос, смог бы он предпринять что-либо весной 1915 года, не будь Сионского корпуса погонщиков мулов, остается открытым. Не теряя времени он воспользовался запиской Сеньебоса, рекомендовавшего его Уикхэму Стиду. Уже 25 апреля Стид доложил о разговоре с Жаботинским своему боссу Джеффри Робинсону, издателю "Таймс", а Робинсон связался с министром обороны. Вторично он был представлен министерству обороны 29 апреля Исраэлем Зангвиллом. Прославленный англо-еврейский новеллист вышел из состава Всемирной сионистской организации после диспута об Уганде на 6-м Сионистском конгрессе и сформировал организацию территориалистов, ратовавших за еврейское государство вне Палестины, но за идею легиона он ухватился незамедлительно. Более того, еще до встречи с Жаботинским он направил в Александрию телеграмму с поздравлениями по поводу формирования Сионского корпуса погонщиков мулов.
Любую беседу и каждый меморандум военному министерству Жаботинский начинает с сообщения о корпусе погонщиков мулов, предлагая использовать его в качестве ядра для будущего легиона; роль, которую он сыграл в формировании подразделения, возглавив делегацию к генералу Максвеллу, послужили основой его личного авторитета для переговоров с министерством.
Генерал-адъютант армии попросил его представить письменный план. Таким образом среди документов военного министерства появилось первое письменное прошение о формировании еврейского подразделения для освобождения Палестины. Оно написано по-французски, датировано 5 мая 1915 года и начинается следующими словами: "В Египте только что сформировано еврейское подразделение, прикрепленное к армии Великобритании. Оно состоит из 300 — 400 палестинских беженцев[235]. Вступая в ряды добровольцев, они выразили надежду, что примут участие в ожидаемом захвате Палестины".
Затем он объясняет идеологическую и эмоциональную мотивировку своего плана: что касается захвата Палестины, очевидно, что британское правительство не может одобрить его официально. Но тем не менее то, что в этот исторический момент, когда все порабощенные народы сражаются за свои национальные идеалы, еврейская молодежь стремится пролить свою кровь за возрождение Палестины и выражает пожелание объединиться под британским флагом, представляющим для нее значительный символ, является вполне естественным. Эта надежда, единственный мотивирующий фактор для формирования подразделения в Египте, и послужит единственной причиной, по которой в него вольются новые добровольцы. Для нас будет достаточным, если британское правительство примет это во внимание, и мы верим, что оно найдет пути к воплощению столь оправданного идеализма — в случае, конечно, если ход военных действий приведет к европейской оккупации Святой Земли.
Оценивая численность добровольцев, он перечисляет три потенциальных источника:
1. Студенты, в большинстве своем российские подданные, в Швейцарии, Франции, Англии, Италии и Скандинавии. (Он предполагал мобилизовать среди них 4000 добровольцев.)
2. Русские эмигранты, обосновавшиеся в основном в Лондоне и Париже и не получившие еще местные документы. (Среди них, предположительно, около 1500 человек призывного возраста).
3. Евреи в нейтральных странах, особенно в Северной Америке.
Степень успеха будет зависеть от пропаганды; он обязывался в том, что расходы по пропаганде, так же, как и расходы на добровольцев вплоть до их отбытия, возьмут на себя организаторы этого плана[236].
Представитель военного министерства, получивший этот документ, представил его своему руководству незамедлительно, но ответом от вышестоящих чиновников был полный отказ. Досье было пересмотрено военным министерством только по прошествии многих месяцев.
Особенно болезненными для Жаботинского оказались его отношения с евреями — здесь он встретил не просто отсутствие поддержки, но и откровенный бойкот. Вейцман предложил свою помощь; но несмотря на то что он стоял в центре всех переговоров с английскими политическими деятелями, Вейцман не входил в руководство сионистского движения или еврейской общины.
По существу и доступ его в дипломатические круги сложился по ряду удачных стечений обстоятельств.
Им положила начало встреча на каком-то приеме с С. П. Скоттом, редактором "Манчестер Гардиан"[237] в сентябре 1914 года.
Вейцман рассказал ему о сионистских послевоенных надеждах, и Скотт вызвался помочь. Спустя два месяца Вейцмана пригласил на беседу (через Скотта) Ллойд Джордж. К удивлению Вейцмана, при этом также присутствовал Герберт Сэмюэл, один из двух евреев — членов парламента. Вейцман считал Сэмюэла стереотипным евреем-ассимилятором, для которого сионизм является ересью. Он не знал, что в действительности Сэмюэл симпатизировал сионизму еще со времен Герцля и был первым представившим британскому правительству идею о еврейском государстве в Палестине после завершения войны. Как только Турция вступила в войну, он поднял этот вопрос в беседе с секретарем министерства иностранных дел лордом Грэем и министром финансов Ллойдом Джорджем. Оба поддержали его, причем Ллойд Джордж — с заметным энтузиазмом[238].
В январе 1915 года Сэмюэл представил на рассмотрение кабинету министров меморандум, призывая к развитию еврейского государства в Палестине под английским протекторатом по окончании войны[239].
В результате этой первой встречи Сэмюэл стал для Вейцмана основным источником информации об отношении кабинета министров к сионизму. Как выяснилось, сионистские устремления пользовались значительной долей сочувствия, чего нельзя было сказать об идее британского протектората.
В своей автобиографии Вейцман подытоживает сформировавшуюся позицию Великобритании следующим образом:
"Очевидно, что для Англии связь с Палестиной была основана на идее родины для евреев; если бы не идея о еврейском отечестве в Палестине, Англия не стала бы рассматривать вопрос о протекторате — или позднее о мандате — в Палестине. Короче, Англия считала, что ей следует участвовать в решении этой проблемы исключительно как партнеру по воплощению идеи еврейского отечества. В этом всегда присутствовало уклонение от ответственности, связанной с Палестиной как таковой"[240].
Дипломатическая деятельность Вейцмана шла вразрез с официальной позицией сионистской организации. Исполнительный комитет принял и опубликовал резолюцию о полном нейтралитете в войне.
Вейцман же (как и Жаботинский) действовал, исходя из будущей победы Великобритании. В результате к Вейцману относились весьма критически — особенно в США, где значительная часть еврейства симпатизировала Германии и все разделяли ненависть к России — союзнику Великобритании. Но поскольку деятельность Вейцмана была негласной, доводы оппонентов, включая и обвинение, что он ставит под удар евреев Палестины, также не обсуждались публично[241]. В самой Англии его деятельность приветствовалась в сионистских кругах почти всеми, кто о ней знал. Жаботинскому повезло меньше. С самого начала его кампания за создание Еврейского легиона оказалась в центре общественного внимания.
Совпав с периодом его пребывания в Лондоне, в газете "Еврейский обозреватель" появился подробный доклад о Сионском корпусе погонщиков мулов[242].
Факт участия в вооруженных силах во время войны на стороне Англии представлял собой значительно более весомое обстоятельство, чем беседы о послевоенном будущем Палестины.
Для многих "практических" сионистов (которые считали, что следует ограничиться сельскохозяйственной и образовательной деятельностью, возражали против политического подхода Герцля и призывали теперь Вейцмана к осторожности и умеренности в его отношениях с британским правительством) сама идея о еврейском военном участии была неудобоварима.
Поэтому, когда Вейцман собирался представить Жаботинского Герберту Сэмюэлу, этому воспрепятствовали Соколов и Членов, а они-то как раз и были частью сионистского руководства. Самого Сэмюэла, прочитавшего статью в "Еврейском обозревателе" и получившего рекомендацию Жаботинского от генерал-адъютанта армии Великобритании, отговорил от свидания с Жаботинским его родственник и друг, главный раввин сефардской общины реб Мозес Гастер. Гастер заявил, что Жаботинский "всего лишь болтун". По крайней мере, таков был слух, дошедший до Жаботинского