В то время, пишет Жаботинский, "диагноз его подходил, как перчатка: у этой массы… (может быть, виноват был жестокий холодок их английского окружения) онемел именно тот нерв, который связывает единицу с суммой, с расой, краем, человечеством, — и единственная связь с коллективом, еще кое-как им, может быть, понятная, сводилась к их ремеслу: я купец, ты учитель, мы портные…".
От общественного осуждения их спасало то, что не только они уклонялись от военной службы. В 1915 году британская армия была еще добровольческой, и значительное число молодых британцев также избегали встать под ружье.
Но бойня на Западном фронте не утихала. Длинные списки погибших ежедневно бросались в глаза со страниц газет; и рокот призывов общественности к введению всеобщей воинской повинности раздавался все отчетливей. Жаботинскому было ясно, что гневный выпад против безразличных иностранцев не может не последовать в скором будущем. Но благодушие Ист-Энда оставалось непоколебленным. "Таков, — писал он, — был основной источник живой силы, на котором зижделся мой план".
Все двери вокруг оставались закрыты. Все события подчеркивали, что его план безнадежен. Он признается, что пережил "много минут полного отчаяния". И все же ему не изменяло умение видеть сквозь поверхностные факты: он отметал сомнения и каждый раз, после многочисленных пересмотров и анализа обстоятельств, приходил к тем же заключениям.
Они были недвумысленными и решительными. Китченер заблуждался: Англии придется воевать в Палестине; Еврейский легион был не только не "экзотической идеей", но четкой необходимостью. Британское правительство будет вынуждено его сформировать, потому что общественное мнение потребует мобилизации Ист-Энда — а единственным способом избежать при этом публичного скандала будет формирование еврейского подразделения для Палестины.
Сионисты ошибались. Они тоже нуждались в легионе; придет время, когда они "заполнят улицы Уайтчепла и будут аплодировать его триумфальному маршу". Ошибался и Уайтчепл. Его покой скоро будет поколеблен, и его обитатели еще поблагодарят за предоставленную возможность сражаться за еврейское дело.
В своей книге о легионе Жаботинский завершает эту главу своим кодексом поведения в политике: "Все ошибаются, ты один прав? Не сомневаюсь, что у читателя само собою напрашивается эта насмешливая фраза. На это принято отвечать извинительными оговорками на тему о том, что я, мол, вполне уважаю общественное мнение, считаюсь с ним, рад был бы идти на уступки… Все это не нужно, и все это неправда. Этак ни во что на свете верить нельзя, если только раз допустить сомнение, что, быть может, прав не ты, а твои противники.
Так дело не делается. Правда на свете одна, и она вся у тебя; если ты в этом не уверен, сиди дома; если уверен — не оглядывайся, и выйдет по-твоему".
Поддерживаемый этой убежденностью, он возобновил борьбу с оппозицией в военном министерстве. Начал с того, что пустил в ход письмо, полученное из министерства иностранных дел в Петербурге. Граф Бенкендорф, посол в Лондоне в тот период, отреагировал немедленно.
При его посредничестве Жаботинский познакомился с Артуром Гендерсоном, руководителем лейбористов, который в качестве президента правления по образованию входил в состав британского правительства. 15 октября 1915 года Гендерсон пишет Жаботинскому с выражениями поддержки идеи "еврейских отрядов для службы на Востоке" и сообщает, что обратился к Китченеру с просьбой об аудиенции Жаботинского у представителя его министерства для подробного обсуждения плана легиона. Ответ последовал незамедлительно — и Жаботинский встретился с майором Касгрейном из ставки главнокомандующего. В результате Касгрейн направил его план в письменном изложении своему начальству, сопроводив собственной рекомендацией:
"Я обсудил предложение с г-ном Жаботинским и считаю его вполне практическим. Посему представляю на дальнейшее рассмотрение".
Меморандум был озаглавлен "Предложение о переформировании Сионского корпуса погонщиков мулов в боевую единицу и увеличении его состава до 4000 путем мобилизации евреев иностранного подданства".
К тому времени чиновникам военного министерства уже не требовалось разъяснять что-либо о Корпусе погонщиков мулов. Они были полностью проинформированы с фронта. Более того, сообщения о нем регулярно появлялись в прессе. Корреспонденты газет, допущенные на Галлиполийский полуостров, регулярно писали об этой необычной части.
После того как "Джуиш кроникл" опубликовал длинный, полный энтузиазма отчет о формировании Корпуса, информация о нем в новостях или редакционных колонках с упоминанием его действий, боевых качеств, безупречной репутации и боевых потерь, появлялась почти еженедельно.
В меморандуме Жаботинский утверждал, что в потенциале в нейтральных странах Европы пребывает 120.000 евреев призывного возраста; численность российских подданных среди них — во Франции, Швейцарии, Италии, Голландии и Скандинавии — достигала 20.000. Он, тем не менее, настаивал, что ядром должен послужить Корпус погонщиков мулов. Отмечая, что его майский меморандум предыдущего года был отвергнут, он пояснил, что обстоятельства изменились: "В мае Сионский корпус был всего лишь экспериментом, результаты которого еще не прояснились. Теперь же эксперимент сполна оправдал чаяния его организаторов, и призыв к увеличению численности раздается непосредственно от военных властей".
В качестве личных отзывов — в дополнение к отзыву российского посла — он ссылался на Исраэля Зангвила[271], Леопольда Гринберга (издателя "Джуиш кроникл") и Вейцмана, "советника в области химии отдела военного снаряжения и адмиралтейства".
Его проект по всем показателям был рассмотрен в военном министерстве очень подробно. Протокол обсуждения демонстрирует, что, хотя с юридическими возражениями против части из иностранцев можно было справиться, сомнения вызвали цифры, которыми оперировал Жаботинский.
Замечательным вкладом в ход обсуждения стало язвительное замечание одного из чиновников: "Если желательно сформировать Сионский военный корпус, мне неясно, почему следует возиться с Сионским корпусом погонщиков мулов, поскольку я нахожусь под впечатлением, что евреи в мире многочисленны, как сельдь в морях, и потому могут сформировать и военный корпус, и корпус погонщиков, который, кстати, состоит, по моему разумению, всего лишь из 600–700 душ и, насколько я могу судить, исправно выполняет транспортные задачи". Ответ Касгрейна от 18 ноября выдержан в духе приведенного выше замечания: "Военное министерство полагает, что будет предпочтительней не вмешиваться в работу Корпуса погонщиков мулов, а оставить его там, где он исправно исполняет свой долг. Если у вас есть уверенность в притоке значительных сил, рекомендуем прошение в министерство иностранных дел о разрешении сформировать иностранный легион для поддержки союзных сил"[272].
Как бы странно ни звучала заключительная фраза, у Жаботинского не было другого выбора, как последовать этому совету.
Он обсудил ситуацию с Вейцманом, организовавшим встречу с С. П. Скоттом, издателем газеты "Манчестер Гардиан". Ему Жаботинский также направил меморандум после личной встречи — по просьбе Скотта. Из этого меморандума от 7 декабря ясно следует, что он принял во внимание отказ Военного министерства об увеличении корпуса погонщиков. Таким образом, писал он, необходимо сформировать новую еврейскую часть, боевую по назначению, набирающую иностранных граждан для "службы на Востоке, особенно в Палестине и Египте". Не считая русских подданных, он определил потенциальный призыв в 5.000 из Англии, 4.000 из Франции и 1.000 из Швейцарии.
Общее число русских евреев подходящего возраста приближалось к 50.000 — что открывало возможность для формирования корпуса.
И поскольку ему предстояло теперь вести переговоры с иностранным отделом, Жаботинский ввел политическую аргументацию. Он подчеркнул значение, которое может сыграть Еврейский легион в популяризации дела союзников среди американского еврейства. Воздействие на их привязанность к Палестине может быть единственным противовесом их ненависти к России.
"Ничто в ходе этой войны, — писал он, — не сравнится для усиления их симпатий к Англии, чем теплый прием высланных из Палестины в Египте и формирование Корпуса погонщиков мулов. Создание большего Сионского корпуса будет приветствоваться с энтузиазмом и послужит основой для регулярной пропаганды в интересах союзников".
То же подтверждала доходившая до него информация из Штатов.
Поначалу общественная реакция там была не только враждебной, но и презрительной, и идея легиона — да и сам Жаботинский — постоянно были объектами нападок в еврейской прессе, и не только сионистской.
Тем не менее расчет на положительную реакцию на создание боевой еврейской части несомненно был реалистичен.
Другим новым элементом в письме Жаботинского Скотту являлось утверждение, что в его плане "нет вопроса о вмешательстве британских властей по вопросу о будущем Палестины. Мы добиваемся всего лишь возможности для еврейской молодежи участвовать в освобождении Палестины".
Завершалось это письмо на нетерпеливой ноте. Жаботинский настаивал на личной встрече с лордом Робертом Сесилем, заместителем министра иностранных дел: Слишком часто ему приходилось объяснять свой замысел превосходным, но занимающим низшие должности лицам.
"Я вынужден заявить, что затрудняюсь найти в себе силы для этого в очередной раз. Чрезвычайно важно, чтобы я наконец получил возможность представить этот проект кому-то, непосредственно облеченному властью".
В подкрепление своему письму он приложил несколько загадочное заявление от лорда Дерби, генерального директора по вербовке, что "евреи, регистрирующиеся на службу группами до 30 ноября, могут быть размещены по батальонам вместе"[273]; и теплую похвалу бойцам Сионского корпуса погонщиков не от кого-нибудь, а от генерала сэра Иен