а Гамильтона, незадолго до того ушедшего на пенсию с поста главнокомандующего Галлиполийской экспедицией. Сэр Иен писал ему из Лондона 17 ноября: "С самого начала Сионский корпус меня заинтересовал. Мне нравился вид этих бойцов, и я всегда делал все возможное, чтоб их поддержать.
Его состав работал со своими мулами спокойно под сильным огнем, проявляя при этом высшую форму храбрости, чем та, которая нужна солдатам в окопах, — потому что там ведь помогает возбуждение боевой обстановки"[274].
11 декабря Скотт написал Сесилю с просьбой принять Жаботинского, и 22-го Жаботинский отправил ему письмо. Свой план он обрисовал в тех же тонах, что и в письме Скотту. Он подчеркнул, что существует прецедент по ограничению места службы планируемого легиона: "…бойцы Сионского корпуса погонщиков мулов, боевой характер которого безоговорочно продемонстрировал Паттерсон, завербовались с условием, что будут служить только на Турецком Средиземноморском фронте.
С другой стороны, предложение включить в определяемую зону службы Египет превратит легион в полезный для военных действий, даже если в самой Палестине операций не будет".
И снова он настаивал на личной аудиенции с Сесилем. "Я потерял всякую надежду, — писал он, — завоевать внимание власть имущих какими-либо способами помимо личного контакта. Я приношу извинения за подобную откровенность, но это — результат длительного горького опыта".
Лорд Роберт этот опыт не подсластил.
Он не ответил и не выслал приглашения на встречу. Его реакцией на письмо была раздраженная пометка на полях, что этот вопрос не в ведении Министерства иностранных дел. Он передал его своему секретарю Лококу, который послал запрос в Военное министерство. Он переслал туда же письмо Исраэля Зангвила в поддержку легиона (отправленное независимо от докладной записки Жаботинского), в котором тот напоминает, что существовали прецеденты легионов иностранных солдат в национальной армии, — например, англичане, сражавшиеся в армии Гарибальди. Он предлагает назвать еврейский полк Первым полком Маккавеев[275].
И снова состоялся оживленный обмен замечаниями в Военном министерстве. Политический мотив был замечен. Решающий комментарий директора военной разведки генерала Макдоноу демонстрирует, что того не обманули отнекивания Жаботинского. Он писал: "Скорее всего, его намерения связаны с попыткой предпринять что-то, что даст ему заявку на образование в Палестине еврейского государства. Это идет вразрез с нашим мнением и мнением Франции и России и не подлежит поощрению. Моя рекомендация, следовательно, — ему отказать"[276]. X. Дж. Кридн, секретарь военного министра, писал ввиду этого Лококу в Министерство иностранных дел: "Существуют возражения, связанные с законами военного времени, и очевидные административные сложности в вопросе формирования Еврейского иностранного легиона. В любом случае они не могут быть сформированы в регулярную часть согласно положениям Закона об армии, хотя Закон о территориальных силах резервистов не налагает непосредственного запрета на формирование подобного корпуса.
Согласно Акту урегулирования, офицеры такого корпуса должны быть британскими подданными, но мы считаем, что здесь существует более общий политический вопрос, склоняющий нас выступить против этого плана.
Не является ли вероятным, что это подразделение будет каким-то образом увязано с сионистским движением? Господин Жаботинский, по существу, был уведомлен всего десять месяцев назад, что мы не можем согласиться на его план сформировать подразделение евреев для службы в Палестине. Таким образом, в целом мы этот проект не поддерживаем"[277].
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
САМОМУ Жаботинскому ответ отправлен не был, как выяснилось — по недосмотру. Тем временем, как раз в этот мрачный момент, стечение целого ряда обстоятельств приоткрыло путь, хоть пока еще и долгий, к его цели. Волею провидения полковник Джон Генри Паттерсон получил в Галлиполи ранение и был отправлен на поправку в Лондон. В январе 1916-го он связался с Жаботинским из госпиталя; так состоялась их первая встреча.
Единственным их контактом был предшествовавший встрече обмен письмами: Паттерсон скорректировал очевидную для него ошибку во взгляде Жаботинского на Корпус погонщиков. Жаботинский прислал ему в письме от 6 октября план, который он собирался представить британским властям.
В письме от 15 ноября из Галлиполи Паттерсон отмечает, что Корпус погонщиков является, по существу, боевой единицей. Его люди были вооружены и оснащены "совершенно таким же образом, как британская пехотная часть". Они активно участвовали в защите британских окопов. Они несли значительные потери, и Паттерсон организовывал пополнение в Египте. Более того, он обращался к Зангвиллу (активному другу подразделения с момента его создания) с просьбой помочь мобилизовать 1000 новых волонтеров.
Он также упомянул, что командующий войсками в Галлиполи генерал Ведвуд с энтузиазмом поддержал идею легиона и даже посоветовал Паттерсону отправиться в Англию для оказания помощи в ее реализации. О себе же он писал: "Ничто не доставит мне большего удовлетворения, чем возможность сформировать, обучить и вести в бой еврейское боевое подразделение".
Паттерсон был, по мнению Жаботинского, одним из самых замечательных христиан в современной еврейской истории.
В начале века он приобрел всемирную известность как охотник на львов. Будучи по профессии инженером, он был послан в 1890 году, еще молодым человеком, строить железнодорожный мост через реку Тцаво в Восточной Африке. Он оказался там единственным белым, с несколькими сотнями рабочих из племени суахили под его началом. Каждую ночь на лагерь совершал набеги лев и уносил одного из рабочих. Паттерсон отправился на вылазку и одного за другим застрелил всех мародеров — в общей сложности восемь львов. Он написал книгу об этих приключениях — "Людоеды Тцаво", пользовавшуюся большим успехом.
Затем последовала полная приключений карьера в армии, война в Южной Африке и других частях света.
Его пребывание в Египте как раз в момент, когда требовался командир для формирования Сионского корпуса и командования им, было похоже на чудо и по несколько иной причине. Будучи ирландским протестантом, он, по счастливому совпадению, с детства изучал, следуя собственному выбору, историю евреев, их законы и обычаи.
Значительная часть его досуга посвящалась изучению Библии.
В своей книге о погонщиках мулов он писал: "Мальчиком я жадно глотал страницы героических подвигов еврейских военных предводителей: Иеошуа, Иова, Гидеона и Иеуды Маккавея"[278].
Эта древняя слава, несомненно, была жива в его памяти, когда он оказался во главе этого странного подразделения в Александрии.
"Военные лагеря не видели подобных сцен со времен Иеуды Маккавея; поистине если бы этот доблестный генерал нанес нам неожиданный визит, он мог бы почувствовать, что находится среди своих легионов, поскольку здесь он нашел бы лагерь с шатрами, раскинутыми сынами Израиля повсюду; он услышал бы иврит со всех сторон и увидел бы потомков сыновей Иеуды, тренирующихся под те же слова команд, которые он давал своим бойцам, столь отважно сражавшимся под его знаменами"[279].
Паттерсон вел активную переписку с Жаботинским. Он восторженно отзывался о Корпусе погонщиков. Трумпельдор, по его словам, был самым отважным солдатом, из когда-либо встреченных им. Он не прокомментировал свои стычки с Трумпельдором, который был человеком легкоуязвимым и своевольным, — до того момента, пока наконец благодаря великому терпению Паттерсона между ними не установилось взаимоуважение. К тому же Трумпельдор, несомненно, пользовался чрезвычайным влиянием среди бойцов корпуса, которых Паттерсон считал "отличными солдатами". Жаботинский был вынужден сообщить, что зашел в тупик: "Китченер против".
На это Паттерсон ответил: "Реальность сильнее Китченера".
И снова помогло стечение обстоятельств. Был у Паттерсона высокопоставленный друг — Леопольд Эмери, бывший одновременно членом парламента и состоявший на действительной службе в Генеральном штабе[280].
Паттерсон устроил Жаботинскому встречу с ним в Палате общин. Эмери был подготовлен Паттерсоном заблаговременно и предложил свою помощь без лишних проволочек. Его первым шагом стало письмо лорду Роберту Сесилю с просьбой предоставить аудиенцию Паттерсону. В письме он подчеркивал политическое значение вклада еврейской военной единицы для всего еврейства, в целом остававшегося на стороне Германии из-за ненависти к России.
Лорд Роберт принял Паттерсона 14 января 1916 года, хотя и попрежнему неохотно — и только из уважения к Эмери. По завершении этой встречи Паттерсон написал Сесилю письмо.
Он изложил план Жаботинского и в заключение добавил:
"Даже если еврейское подразделение не снимется с этих берегов, уже сам факт, что мы признали еврейское национальное самосознание, будет для нас ценным". Военное министерство, по его расчетам, будет противиться этому плану, но оно находится в вечной оппозиции ко всем и любым новшествам. Он решительно настаивал, что по такому вопросу Военное министерство следует, если необходимо, подтолкнуть.
На Сесиля доводы подействовали. В пометке на письме он выразил согласие, что с точки зрения министерства иностранных дел "в предложении Паттерсона было много положительного". Но затем следовало знакомое заключение: этот вопрос — прерогатива Военного министерства[281].
24 января Паттерсон был соответствующим образом уведомлен. Из письма недвусмысленно вытекало: лично Сесиль симпатизирует предложению. Но и этот подход оказался на том этапе закрытым.