Было весьма печально, чтобы не сказать больше, что интеллигентные британские политические деятели позволили себе поверить, будто евреи, подобные Эдвину Монтегю, настаивавшие, что они фактически англичане еврейского вероисповедания или, по характеристике Эмери (в письме к Бальфуру 23 марта), личности, желавшие считаться английскими последователями униатской церкви (хотя и с предрассудками по вопросу свинины), — и есть наиболее представительные евреи. Они же и продолжали агитацию среди членов правительства со значительным успехом. Это обстоятельство заставило даже Эмери действовать с оглядкой в его попытках продвинуть план Жаботинского. "Я не предполагаю, — писал он Бальфуру, — что мы должны принимать обязательства в отношении какого-либо сионистского плана. Но с точки зрения чисто военной я считаю, что использование наших российских евреев в специальном подразделении для службы на Востоке обеспечит нам гораздо лучшее боевое качество, чем их распределение в обычные части для службы во Франции".
И все же спустя еще шесть дней Эмери откровенно уговаривает Бальфура поднять вопрос о Еврейском легионе в Военном кабинете на более широких основаниях. Его побудила к этому речь Бальфура, который выступил на заседании Военного кабинета как "откровенный сторонник сионизма".
Вполне возможно, ему было известно, что на той же неделе у Бальфура состоялась теплая беседа с Вейцманом о задачах сионизма[340].
Эмери проанализировал возможности "еврейского набора". По его мнению, двадцать — тридцать тысяч российских евреев, пребывающих в Англии, вступят в легион. Это положительно повлияло бы на евреев в Соединенных Штатах и, по его предположению, даже среди евреев во вражеской Австро-Венгрии "формирование такой части может вызвать огромную перемену в настроениях".
Генерал Сматс, премьер Южной Африки, считал, что этот доминион также располагает большим потенциалом для легиона[341].
Жаботинский был знаком со Сматсом, чье значительное влияние как члена Военного кабинета основывалось не столько на военной мощи Южной Африки, сколько на его собственной прочной репутации человека мудрого и опытного.
Тот факт, что когда-то он представлял вражескую сторону, будучи генералом буров в Бурской войне в начале века, только еще усиливало всеобщее к нему уважение.
Как это бывает, он был убежденным сионистом. По словам Жаботинского, наравне с Бальфуром или Робертом Сесилем, — "одним из тех, кто считал обещание Бальфура прекраснейшим наследием войны". Он расспросил Жаботинского о деталях плана легиона и заключил: "Это одна из самых замечательных мыслей, с какими довелось мне сталкиваться в жизни: чтобы евреи сами бились за Землю Израиля".
Жаботинскому стало ясно, что Сматс станет в кабинете голосом на его стороне; впоследствии он вспоминал свидание со Сматсом как наиболее значительное в тот период[342].
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
СОБЫТИЯ, давно предсказанные, часто по свершении оказываются равносильными непредвиденному шоку. В течение двух недель, на подходе третьей военной весны, в двух великих державах произошли грандиозные перемены.
19 марта было свергнуто самодержавие в России. На его место пришло Временное правительство, обещавшее парламентскую демократию. Оно возглавлялось князем Львовым, вскоре смененным на этом посту более доминантной личностью — Александром Керенским. Вслед за этим, в ночь на 2 апреля, президент Вильсон заявил, что Штаты вступили в войну с Германией. Присоединение великой заокеанской державы к силам союзников хоть и не принесло немедленных ощутимых результатов, значительно подняло дух в истекающих кровью силах Антанты.
Российские ветры принесли скорую перемену в настроениях русских евреев в Англии. Уже спустя неделю Жаботинский отмечал в письме к Сайксу, что события в России повлияли чрезвычайно на истэндских обитателей-иностранцев, которых правительство так жаждало призвать.
"Уничтожена их единственная претензия к союзникам. Друзья пишут, что на сегодняшний день вербовочная кампания в Еврейский легион прошла бы в Уайтчепле с большим успехом.
Кто может провести эту кампанию как не группа русских евреев в форме? И неужели правительство может найти инструкторов для этих иностранцев лучше, чем мои соратники в этой части, говорящие на русском и идише, и к тому же, по мнению их начальства, из лучших солдат и аккуратнейших стрелков? Поймите меня правильно: это не вопрос облегченной для них службы. Но я скорблю об этом новом примере растраты человеческого капитала и силы убеждения"[343].
Сайкс передал письмо министру иностранных дел; по просьбе Бальфура Грэхем переслал копию в армейский совет. В сопроводительной записке Грэхем писал, что Бальфур считает предложение Жаботинского "исключительно полезным в решении сложностей, с которыми мы столкнулись в этой стране, в связи с набором евреев, и этот план может создать новые источники вербовки в Британском доминионе, а также в Штатах и Египте".
Русская революция, как выяснилось, была для союзников обоюдоострым мечом. Она покончила, несомненно, с отталкивающей необходимостью сотрудничества с деспотическим режимом, но одновременно по России прокатилась волна пропаганды за сепаратный мир с Германией. Среди организаторов этой кампании, естественно, были евреи; ее развязали и ориентировали в основном большевики. Враждебно настроенные английские газетные корреспонденты и даже некоторые британские дипломаты, расквартированные в Росии, распространяли измышления о еврейской ответственности за это. Одной из тем, взятых на вооружение кампанией за сепаратный мир, была пропаганда против Англии как союзницы царского режима.
Жаботинского, пристально и с тревогой следившего за событиями в России, держали в курсе дел многочисленные друзья; он вскоре здраво оценил новую ситуацию. 3 апреля он направил письмо Ллойд Джорджу, призывая его рассмотреть некоторые последствия новой ситуации в России и Америке.
Он писал, что революция в России разделалась с основным доводом тех, кто находился в оппозиции к союзникам; с момента вступления в содружество Штатов силы союзников приобрели характер единения мировых демократий. Эти соображения должны были повлиять благотворно на набор в предполагаемый Еврейский легион.
Но несмотря на очевидную несправедливость обвинения, что евреи представляли более чем меньшинство среди пацифистски настроенных слоев населения в России и в Америке, пацифистские настроения были весьма ощутимы среди евреев в обеих странах, где многие евреи были финансистами, журналистами и политиками.
В заключение он отметил: "Нам видится единственный способ противодействовать этой тенденции среди евреев: необходимо сформулировать прямую и непосредственную заинтересованность еврейской нации в войне до победы. Это снова приводит к нашему предложению.
Обязательство сформировать Еврейский легион, сражающийся за Палестину на стороне союзников заставит каждого еврея осознать, что его собственный национальный интерес целиком зависит от доведения войны до победного конца.
Поскольку новые обстоятельства открывают широкие возможности по пропаганде, а возможно, и набору в России и Штатах, необходимо привнести эту идею в самые широкие и разнообразные слои еврейского населения. Хочу добавить, что еврейство в Австрии и Венгрии, имеющее в этих странах большой вес, было до сих пор безоговорочным противником Антанты из-за еврейской ненависти к царской России.
Недавние события ее резко ослабили, и эта перемена в восприятии может быть еще более закреплена, если свидетельство симпатий Антанты к еврейским чаяниям будет подкреплено формированием Еврейского легиона для Палестины".
Расстроенный пренебрежением к представившейся прекрасной возможности, он ясно понимал, что среди русских евреев англичане должны создать "факты на местах"; в этом случае можно будет надеяться на вспышку энтузиазма. Теплые слова этого не заменяли. Он упорно стучался во все британские двери, стремясь разбудить чувство необходимости немедленных действий..
20 апреля он написал Артуру Бальфуру. Он напомнил ему об их беседе, состоявшейся несколько недель назад.
Признавая, что понимает загруженность правительственных органов, "не могу не думать, — писал он, — что пацифистская демагогия в России представляет в настоящий момент величайшую опасность". И затем: "Я убеждал в этом сэра Марка Сайкса во время нашего свидания, и он со мной вполне согласен. Течение это в Петрограде не еврейского происхождения — я категорически не согласен с подобным преувеличением. Но еврейский элемент несомненно представлен в его рядах и, очень опасаюсь, энергичными и умными людьми. Я не хочу, чтобы Англия недооценила этот фактор. В самой еврейской общине нужно нарождение противодействующего течения — в пользу завершения войны.
Это доступно, только если еврейство обретет цель, осуществимую по ходу военных действий; и этой целью может быть только Палестина и еврейское подразделение на Палестинском фронте как связующее звено в стремлении к победе.
Я абсолютно убежден, что формирование такого подразделения немедленно подействует в противовес пацифистским идеям среди русского еврейства. И я абсолютно убежден, что нет другого способа этого добиться.
Но в случае, если мы хотим противостоять пацифистской пропаганде в Петрограде, следует это делать без промедления.
Я вынужден подчеркнуть это обстоятельство, вынужден сообщениями из России и Дании, и демонстрирующими серьезность положения. Вы, конечно, располагаете большей информацией, и я убежден, она совпадает с доступной мне.
Повторяю, в этом движении вес и создание противовеса в еврейском сознании — не панацея, но значение это будет иметь большое, и в случае немедленных действий полдела будет сделано.