во категоричные. Например: предложение А — "Каждая дощечка в платформе НСО глупа, непрактична и разрушительна для сионизма, тогда как политика старого сионизма — чистое золото". Предложение Б — "Между программами старой и Новой сионистской организации нет никакой разницы, так зачем же покидать нас?" Логику такого типа можно проследить до знаменитых рассказов Шолом Алейхема. Одну его героиню обвиняют в том, что она одолжила чайник и вернула его с отбитым носиком. Она говорит: "Во-первых, я его вернула целым, во-вторых, носик был отбитый, когда я его одолжила; в третьих, я никогда не одалживала никакого чайника и не понимаю, о чем она говорит".
Жаботинский обвинил сионистское руководство в том, что оно отказало в иммиграционных сертификатах членам "Бейтара" только потому, что они не были членами старой сионистской организации. Это, заявил он, было нарушением мандата. Сионистская федерация обратилась в Лондон за руководящими указаниями, затем опубликовала опровержение: "Бейтар" получил сертификаты. Они получили их 209. Профессор Бродецкий, приславший информацию, не упомянул о том, что эти 209 сертификатов — из общего числа 8000, - которые Еврейское агентство записало на 1 месяц 1936 года, в действительности были выданы в 1935 году во исполнение соглашения Жаботинского с Бен-Гурионом. Именно после этого бойкот был объявлен официально. Теперь Жаботинский, к конфузу Сионистской федерации, публиковал текст инструкции, разосланный 10 ноября 1935 года из Иерусалима во все палестинские офисы. Подписана она была Ицхаком Грюнбаумом. Там стояло:
"Палестинские конторы обратились к нам с просьбой издать постановление по поводу выдачи иммиграционных сертификатов членам организации "Бейтар" после того, как она вышла из Сионистской организации. Мы объяснили палестинским конторам, что, поскольку "Бейтар" вышла из сионистской организации, ее права как организации Халуц аннулируются и на иммиграцию и на обучение. Соответственно член "Бейтара" может подать прошение в палестинскую контору как отдельный иммигрант, и палестинская контора рассмотрит его прошение, как оно заслуживает, и будет иметь право дать ему иммиграционный сертификат, если посчитает эту кандидатуру подходящей для иммиграции в Палестину в соответствии с правилами. Просим руководствоваться в своих действиях этой инструкцией"[646].
Жаботинский задал ряд вопросов по этому поводу: "Значит ли это или не значит, что у "Бейтара" были отняты некие права, которыми владеют другие организации? Значит это или не значит, что причина этого удара в том, что "Бейтар" вышел из Сионистской организации? Правда ли, что "Агудат Исраэль" получает ровно шесть процентов в каждом списке, что означает признание их коллективных прав и на иммиграцию и на обучение, хотя "Агуда" не входит в старую Сионистскую организацию? Как может "отдельный иммигрант" быть признан "подходящим", если обучение, полученное им, не признается действительным?"[647]
Жаботинский с прискорбием обратил внимание на совершенно невообразимый прежде аспект выдачи сертификатов. В прошлом году д-р Вернер Сенатор, несионист, директор иммиграционного отдела Еврейского агентства, доложил в длинном письме Бен-Гуриону, что иммиграционные сертификаты продавались за деньги; что на собранные фонды партии могут покупать больше шекелей и, таким образом, приобретать больше голосов на выборах в конгресс[648].
Единственным известным последствием письма сенатора стало то, что он теперь снят со своего поста и стал архивариусом в Еврейском университете[649].
Сионистская федерация должным образом отвергла это голословное обвинение. Видимо, Лондон их не проинформировал, что текст письма д-ра Сенатора был опубликован в еврейской прессе Палестины.
Главные свои политические речи и многие статьи в журнале "Одиннадцатый час" Жаботинский посвятил трем темам. Первая — это, конечно, противопоставление тяжелого положения восточноевропейского еврейства и почти наглухо закрытых ворот Палестины. Он разъяснил политику эвакуации и "Десятилетний план", по которым могла бы реализоваться идея о 150.000 эмигрантов (из них 75.000 из Польши), прибывающих в Палестину каждый год. Он описал реакцию Сионистской организации на эту идею. В основном это была философия Вейцмана:
"Атака на НСО всеми силами антигерцлевского лагеря уже приоткрывает истинное "лицо" официального сионизма, и приходится признаться, что даже в худших наших предвидениях мы не ожидали, что откроется такая патологическая амальгама удручающей безнадежности, мелкой злобы, мелкого эгоизма и скрытого под этой завесой страха перед демократией. Эта пропаганда звучит как отъявленный антисионизм. Они проповедуют, что никакой массовой иммиграцией в Палестину невозможно прекратить страдания галута, что единственной целью, к которой мы можем стремиться в сионизм, является создание древнееврейской культуры, оставив диаспору такой же переполненной и такой же веселой, какая она есть. Они утверждают, что британское правительство твердо решило отвергнуть все еврейские требования, какими бы справедливыми и оправданными они ни были; влиять же на общественное мнение Англии — невозможно. Кроме того, они говорят, что дни расцвета Англии миновали, что она уже не заинтересована в Средиземноморье и еврейские партнеры на Леванте, сильные или слабые, ей уже ни к чему. Они отказываются от традиций Йосефа Трумпельдора и Еврейского легиона, они отвергают, сегодня единодушное, требование ишува создать еврейский гарнизон. Они снова хотят, чтобы еврейская молодежь вернулась к статусу "Schutzjuden"[650], которые не могут защитить ни свой народ, ни свою страну, ибо любая подготовка, будь то духовная или техническая, будет "милитаризмом"… Было бы бесполезно опровергать, что это, именно это было линией их пропаганды в разных недавних постановках… в ответ на нашу кампанию".
За те недели, что прошли с приезда Жаботинского в Южную Африку, из Лондона поплыли слухи, сильно взволновавшие евреев. Королевская комиссия, как рассказывали, собиралась выступить с предложением разделить Палестину на две части — на еврейское и арабское государства. Подробности не сообщались, но сама идея вызвала ужас в еврейских общинах. Никто не сомневался, что такая схема будет отвергнута. Сионистский исполнительный комитет единогласно принял резолюцию, категорически осуждавшую эту идею.
Но сообщений становилось все больше и больше, и к концу апреля они стали звучать как уверенность. Жаботинский поддерживал постоянный контакт с Лондоном, но ясно было, что нехорошо им обоим, вместе с Якоби, отсутствовать на месте действия. Поэтому Якоби вернулся в Лондон и, встречаясь с членами парламента и правительств других государств, предупреждал об опасности и внушал им, что еврейский народ не примет такого страшного удара.
Поэтому Жаботинский начал свою кампанию против раздела страны в Южной Африке, предупреждая маленькую общину, среди которой он случайно оказался в час новой смертельной опасности, угрожавшей еврейскому народу.
Одной лишь эмоциональной реакции тут было недостаточно, и Жаботинский создал в своих речах и статьях план борьбы против новой затеи. Следовало сообщить Британии и всему миру, что еврейский народ сохраняет и будет сохранять сильное чувство своей исторической связи со всей Палестиной и с Иерусалимом, столицей Палестины; это чувство связи было усилено Декларацией Бальфура и мандатом. Именно на этом чувстве строились декларация и мандат. Исключение любой части Палестины явилось бы нарушением мандата и международного права. Историческая связь и законные права переплелись с необходимостью для еврейского народа найти выход для миллионов своих умирающих с голоду соплеменников. Это не может быть достигнуто на урезанной территории, не занимающей всей Палестины. Это не сможет заметно облегчить еврейские страдания в Центральной и Восточной Европе, и еврейская проблема там практически не изменится — останется постоянная угроза катастрофы для миллионов евреев и опасность для мира и порядка этих стран.
Кроме того, территория, отводимая для еврейского государства, — длинный узкий лоскут между горами и морем — будет служить постоянным приглашением арабским соседям к нападению; к тому же оно будет совершенно беспомощно перед врагами извне. Такой потенциальный внешний враг уже существовал — среди арабских стран, окружающих Палестину.
С другой стороны: "Предложение сократить территорию еврейского расселения совпадает с усиливающимися преследованиями еврейства во многих странах. Так что одновременно сокращается в размерах еврейская Палестина и усиливается напор еврейской иммиграции. Ни одно еврейское государство, каким бы бедным и маленьким оно ни было, не сможет сопротивляться этому напору, и обитатели маленького еврейского государства будут вынуждены нарушить границу малозаселенных арабских районов[651]. Это приведет к конфликту и кровопролитию, и евреи всюду будут считаться агрессорами". Жаботинский также описал экономические и социальные проблемы, которые возникнут из-за такой схемы, и подвел итог:
"Раздел не только не поможет разрешить еврейскую проблему или навести порядок во всей Палестине, он не только серьезно нарушит торжественные международные обязательства, но и станет открытой — чуть ли не умышленной — попыткой навязать решение, которое сделает неминуемой войну между еврейскими и арабскими обитателями в Палестине"[652].
То, что произошло затем в сионистском движении Южной Африки, по общему мнению стало почти революцией; множество членов Сионистской организации, в том числе и местные руководители, особенно молодые, профессионалы и бизнесмены, близко принимающие к сердцу дела и заботы сионизма, выслушав и прочитав высказывания обеих сторон демонстративно покинули старую Сионистскую организацию и объявили о своем присоединении к Новой. Их убедила не только логика и целостность политического учения Жаботинского, но и то, что он единственный из всех сионистских лидеров выдвигал рациональное предложение — всем сионистским силам объединиться ввиду крайней опасности извне. Он требовал отмены "шекеля в уплату" и свободного участия в выборах всех взрослых евреев, которые тогда изберут демократическое национальное руководство; кроме того, как первого шага к соглашению он требовал конференции обеих организаций за "круглым столом". По ответам, пришедшим из Лондона, стало ясно, что сионистское руководство и с места не сдвинется.