Все трое разделяли отвращение к такому способу ведения войны, но бойцы ЭЦЕЛа подчеркивали, что в противном случае им остается только один способ отмщения — пассивно смириться с постоянными убийствами еврейских мужчин, женщин и детей. Более того, только настоящее возмездие окажется сдерживающим средством и разубедит как британцев, так и арабов в том, что евреи просто трусливы. Одновременно будет положен конец деморализации целого поколения еврейской молодежи. Это напомнило ему, что он сам написал очень убедительно о политическом выигрыше арабов именно в результате их буйства.
В конце концов они пришли к некому компромиссу — к ограниченным ответным акциям, и Биткер написал инструкцию региональным командирам, дававшую им некоторую свободу действий.
В течение шести недель все было сравнительно спокойно. Но 29 августа и в последующие дни произошли нападения на евреев в разных частях страны. За этим прошла серия репрессалий, в каждой области арабских атак. Правда, проводили их не только члены ЭЦЕЛа. За некоторые несла ответственность "Хагана" — особенно в тех случаях, когда жертвами были члены "Хаганы". После того как два или три убийства евреев были отомщены убийством арабов близ деревни Каркур (недалеко от Хадеры), лидеры Еврейского агентства решили вмешаться. Они созвали региональных командиров "Хаганы" и информировали их, что сионистское и общинное руководство ("Ваад Леуми") постановило, из политических соображений, что больше ответных акций быть не должно.
Тут-то правительство и решило действовать. Все было очень просто. Полицейское соединение явилось в Хадеру, арестовало пятнадцать рабочих — чрезвычайное положение разрешало такие действия — и приговорило их суммарно к году заключения. Черток немедленно заявил протест действующему верховному комиссару Баттершилу, который проявил сочувствие и обещал провести расследование. В разговоре с Баттершилом Черток объяснил, что Еврейское агентство не возражает против административных арестов самих по себе, "но только в том случае если арестованный подозревается в участии в нарушении порядка или если его прошлое указывает на то, что похоже, он moi быть замешан в преступлении"[685].
Это, конечно, означало "открытие сезона" для британцев. Они арестовали кучку из двенадцати ревизионистов и бейтаровцев в Иерусалиме и Тель-Авиве, в том числе Бенно Любецкого, блестящего писателя и оратора, члена правления палестинской НСО; они на месяц закрыли партийную газету ревизионистов "а-Ярден". Последовала волна протестов в Палестине и за границей, и полковник Веджвуд задал острые вопросы в Палате общин. Администрация, успокоенная молчаливым поведением сионистского истеблишмента, не реагировала.
Ни Еврейское агентство, ни "Ваад Леуми" не протестовали против ареста и заключения без суда ревизионистов. На срочно созванном митинге лидеров общины 5 сентября — там были представлены все партии Сионистской организации, "Ваад Леуми" и тель-авивский муниципалитет — Черток заявил: "Все мы знаем, что за последние события ответственна отдельная организация, она не принимает дисциплины организованной общины и представляет постоянную опасность". На вопросы мэра Тель-Авива Рокаха, при молчании Еврейского агентства, нарушенном только просьбой освободить арестованных в Хадере членов "Хаганы", Черток даже не ответил[686]. В своем публичном выступлении, однако, повторив прозрачные обвинения против ревизионистов, он намекнул на угрозу гражданской войны[687].
12 октября Жаботинский из Варшавы уведомил Якоби: посланец из Палестины привез ему информацию о том, что Голомб призывал Альтмана настоять на объединении ЭЦЕЛа с "Хаганой" — или в противном случае перенести все последствия, намекая на донос и даже на применение силы.
Информация сопровождалась советом лидеров ЭЦЕЛа, чтобы Жаботинский не обращал внимания на угрозы. Он остался доволен таким советом: у него не было намерения уступать угрозам. Напротив, он заверил Якоби, что всякое применение силы против ревизионистов в Палестине, где у лейбористов было большинство, "вызовет здесь [в диаспоре] очень сильное эхо, потому что движения находятся почти в обратной пропорции". Он добавил, что если бы он сейчас находился в Лондоне, то предложил бы Несиуту (председательствующим) предупредить агентство и его окружение, а также дружелюбных членов парламента, что "агентство играет с огнем, не только в Палестине, но и в диаспоре".
Отвечая своим палестинским сторонникам, Жаботинский заявил, что и он за объединение оборонных организаций, но это не должно оставаться единичным фактором. Это должно стать частью общенационального соглашения, которого можно достичь, только начав с конференции за "круглым столом".
Из Палестины послали нового эмиссара с другим, более срочным посланием. В нем сообщалось о кризисе в новом руководстве ЭЦЕЛа. Эмиссар (им был автор этой книги) прибыл, чтобы попросить Жаботинского отстранить командира Роберта Биткера.
Выбор Биткера с самого начала оказался неудачным. Никто не сомневался в его шанхайских рекомендациях. Но ЭЦЕЛу при его новом курсе и после драмы раскола, нужен был лидер с местным опытом, в том числе с пониманием характера людей в его распоряжении, не говоря уже о хорошем знании истории. Ничего из этого Биткер не имел, более того, он не знал иврита. Конечно, все эти недостатки могли бы быть со временем преодолены с помощью группы молодых, очень интеллигентных офицеров, хорошо знавших местные условия и всей душой готовых ему помочь. Но, по-видимому, ему не удалось наладить отношения с этими подчиненными, и им не казалось, что он серьезно в этом заинтересован.
По какой-то причине, так и оставшейся неизвестной, возможно потому, что он торопился сделать карьеру, Биткер позволял, чтобы им руководили несколько молодых людей, которые не были членами ЭЦЕЛа. Они нашли путь к Биткеру и убедили его, что через них могут быть проведены какие-то полезные для ЭЦЕЛа операции. Первой была добыча большой суммы денег, в которых сундуки ЭЦЕЛа очень нуждались. Не ставя в известность никого из своих офицеров, Биткер принял предложение. Розенберг и его коллеги впервые узнали об операции из газетных сообщений: три человека были арестованы после того, как средь бела дня ограбили банковского посыльного, имевшего при себе более 5000 фунтов стерлингов. Они были пойманы, когда убегали с места происшествия. Страна гудела новостями о том, что ЭЦЕЛ и даже НСО пытались украсть 5000 фунтов, принадлежащих Рабочему банку.
Еще серьезнее была смерть молодого члена ЭЦЕЛа, Цви Френкеля. Его подозревали в убийстве араба, он скрывался, полиция арестовала его мать как заложницу. Лидеры ЭЦЕЛа стали готовить его побег из страны. Френкель же решил сдаться, но его мертвое тело обнаружили в реке Яркон. Расследование так и не выяснило, кто его убил, но лидеры ЭЦЕЛа и НСО (на которую немедленно падали обвинения за все, что ЭЦЕЛ делал и чего, как в данном случае, он не делал) были уверены, что убийство было совершено, чтобы помешать Френкелю под пыткой выдать ЭЦЕЛ полиции. Ограбление банковского служащего, происшедшее через несколько дней, только утвердило их в неизбежном решении — заменить Биткера другим командиром, чтобы ЭЦЕЛ не был полностью скомпрометирован и разрушен.
Всю эту историю следовало довести до Жаботинского, который уже долгое время находился в Польше, где проводил кампанию по своей идее "эвакуации". Автор этой книги, хотя не был ни членом ЭЦЕЛа, ни членом НСО, пользовался доверием руководства, и к нему снова обратились с просьбой выполнить не слишком приятную миссию.
Первая реакция Жаботинского, когда он услышал эту печальную историю, была для него характерной. "Почему, — сердито сказал он, — сообщаете мне об этом вы? Почему не сообщил мне об этом сам командир? Мистер Биткер — благородный человек, и я не сомневаюсь, что он сообщит мне обо всем правдиво и подробно".
Тем не менее он обещал принять решение и сообщить мне его через несколько дней. Когда я через четыре дня пришел к нему в кабинет, он сказал мне, что решение откладывается еще на несколько дней, поскольку Биткер приехал в Варшаву и Жаботинский хочет сначала услышать его версию.
Когда я уже уходил, Жаботинский подмигнул и сказал: "Вы лучше будьте осторожны, Биткер уже приехал сюда и ждет в соседней комнате. Он больше вас ростом и легко может устроить вам взбучку". Разумеется, это была правда. Биткер был рослый, плечистый человек, вдвое крупнее меня. Когда я вошел в комнату, он сказал мне: "Я знаю, что ты уже здесь. А что, старик очень сердится?"
Биткер — человек по природе веселый — оказался, как и говорил мне Жаботинский, также человеком благородным. Когда я в следующий раз увидел Жаботинского, он сказал мне, что согласен исполнить просьбу уволить Биткера, и прибавил: "Пока я не увидел Биткера, я должен был быть его защитником. Поэтому я вас допрашивал и критиковал. Как только Биткер появился, я должен был сказать ему неприятные вещи и занял противоположную позицию. Он думает, что действовал правильно. Но чем я горжусь — это тем, что в обеих историях, которые я выслушал, не было ни малейшего фактического расхождения".
Письменная инструкция, которую он послал со мной в Тель-Авив, включала назначение командиром ЭЦЕЛа Моше Розенберга.
Путешествие с ним вместе предоставило редкую возможность вглядеться в Жаботинского-человека. Я приехал в Варшаву без предупреждения и нашел его в гостиничном номере — он укладывал свои вещи перед отъездом в трехдневное лекционное турне, ему помогал человек, которого он представил как корреспондента лондонской "Таймс", газеты недружелюбной по отношению к Жаботинскому, да и к сионизму вообще. Жаботинский предложил, чтобы я, "поскольку мне делать нечего", поехал вместе с ним. Мы встретимся на вокзале.
Поезд уже стоял, когда я прибыл, и Жаботинский на перроне беседовал с несколькими молодыми людьми примерно моего возраста. Жаботинский меня заметил и тотчас же подошел. Он сказал: "Господин Кац, можете ли вы одолжить мне пять фунтов?" У меня были деньги с собой, и я ему их дал. Я, заинтересованный, провожал его взглядом и увидел, как он отдал деньги одному из молодых людей. В Варшаве я с этим молодым человеком встретился — его фамилия была Мак, — и он охотно рассказал мне, что я "пришел как раз в ту минуту, когда было нужно принести манну с неба". Больше я его ни о чем не спрашивал.