Газета "Джуиш кроникл" отнесла такое описание ситуации в разряд сказаний о невзгодах, предназначенных "напугать евреев", чтобы они приняли раздел[700]. Да и не все сторонники Вейцмана были готовы к этой странности — требовать раздела. Виктор Казалет, член парламента, старый активный друг сионизма и вейцмановской школы мышления, заявлял, что, во всяком случае, "Палестина может быть паллиативом. Где-нибудь в мире надо найти другой дом — убежище"[701].
Жаботинский, объезжая еврейские общины Британии, не преминул разделаться с недостатками идеи раздела. Главное в его речах было то, что с самого начала он предсказывал: никакого раздела не будет. От своих слушателей он требовал только одной справедливой альтернативы: чтобы евреи стали в Палестине большинством — благодаря срочному проведению в жизнь десятилетнего плана, и это приведет в Палестину из восточноевропейского гиблого места полтора миллиона евреев.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ
ДОКТРИНА Герцля, что еврейская проблема — это мировая проблема, и ее применение Жаботинским в "Политике союзов" стояли теперь особенно остро на фоне мировых событий. Эта концепция заняла большую часть речи Жаботинского на Второй всемирной конференции НСО, открывшейся в Праге 4 февраля 1938 года.
Там он представил то, что можно считать докладом о прогрессе иностранной политики НСО за истекшие два года. Несмотря на постоянную финансовую слабость, он был в состоянии указать широкий фронт деятельности. Он был справедливо доволен работой дипломатической команды НСО и отрекомендовал конференции ее членов: Джозефа Шехтмана, Бенджамина Акцина, Оскара Рабиновича, Вольфганга фон Вайзеля, Абрахама Абрахамса и Элияу Бен-Хорина — все они были членами президиума, кроме Рабиновича, бывшего лидером движения в Чехословакии. Они вместе с Жаботинским довели задачу движения до правительств Соединенных Штатов и еще двенадцати других государств: Болгарии, Голландии, Ирландии, Латвии, Литвы, Польши, Румынии, Франции, Чехословакии, Швеции, Югославии и Южной Африки.
Около половины этих стран имели, по выражению Грюнбаума, излишек евреев. Остальные были те, в чьи запертые двери еврейские беженцы могли стучаться. Все они, как члены Лиги Наций, имели право потребовать от Британии выполнения ее обязательств по мандату.
В поездке Жаботинского в Ирландию был поэтический элемент. Член ирландского парламента еврей Роберт Бриско был выдающимся участником ирландского восстания против Британии, возглавлявшегося во время Первой мировой войны Имоном де Валера, теперь президентом Ирландской республики. Бриско издали очень интересовался личностью Жаботинского и идеологией сионистов-ревизионистов и создал ветвь этого движения в Ирландии. Устроив Жаботинскому приглашение встретиться с де Валера, он представил его президенту следующими словами:
"В течение этих лет я много раз имел удовольствие представлять вам посетителей-евреев, но первый раз я представляю вам еврейского лидера, который говорит и от моего имени". В их многочасовой дискуссии Жаботинский, явившийся вместе с Бен Хорином, подробно остановился на страданиях евреев Восточной Европы, на все возрастающей потребности в государстве и на международном вмешательстве — через Всемирную конференцию — для того, чтобы добиться его создания. Он увидел, что де Валера хорошо информирован и отзывчив. Завершив "деловой" разговор, де Валера предложил снова встретиться "сегодня вечером"[702]. Бриско, человек красноречивый, рассказал автору этой книги (в Лондоне в 1940 году), что присутствие при встрече этих двух величайших национальных лидеров своего времени, "абсолютных в своем идеализме, смелости, честности и гуманности", было самым волнующим переживанием в его жизни.
На конференции Жаботинский обратился не только к 130 собравшимся делегатам, но и к дипломатам из разных стран, пришедшим его послушать.
"Иногда мы приходим к слабым народам и их правительствам и говорим им: в конце концов, вы все члены Лиги Наций. Пожалуйста, помогите нам, подайте нам руку поддержки и объясните Британии, что ее долг — выполнить свои обязательства.
Запишите это. Не отвечайте, что "не наше это дело, это старая ссора между вами и Британией, и мы не хотим в нее влезать". Потому что это может оказаться дурным прецедентом, первым шагом, хотя бы к тому, что если будет принято правило: обещания выполнять не надо, — никто больше не осмелится помогать слабому против сильного. Это будет конец всему. Никогда не забывайте этого предупреждения".
Он призывал не к милосердию.
"Нашей задачей было проводить политику общности интересов. Массовая миграция — евреев это не только еврейская проблема, это всемирная проблема. Будущее Палестины не только частная забота мандатной власти, но общая забота для каждого государства, сочувствующего страданиям евреев и верящего в сионизм… Не позволяйте Британии уклониться от ее обещаний слабейшему из всех народов. [Если вы сделаете это] это будет только первый шаг"[703].
Многое из того, что говорил Жаботинский, не было новостью для дипломатов — это уже было передано их правительствам самим Жаботинским и его коллегами.
Он смог обсудить это также с королем Румынии Каролем (который принял его в Лондоне 25 июля 1937 года), — Румыния была одной из стран, глубоко заинтересованных в еврейской эмиграции. Но она (сказал король Жаботинскому) также находится под давлением нацистов, требующих ввести антиеврейские мероприятия. До сих пор он и его правительство сопротивлялись давлению, но что по-настоящему нужно — это радикальное решение еврейской проблемы. Жаботинский подчеркнул, что, уступив Гитлеру, европейские правительства разрушат существующий социальный и политический образ жизни и помогут создать основу для того, чтобы Гитлер захватил мировое господство. Некоторые европейские правительства уже и сейчас невольно играют гитлеровскую игру против евреев, но это безусловно может привести только к их собственному угасанию[704]. Но то были годы, о которых Черчилль позднее сказал, "годы, которые съела саранча". Даже теперь лидеры больших демократий отказывались предпринять какие-либо действия, чтобы остановить страшный прогресс нацистских бешеных атак; они отказывались прочесть или хоть обратить внимание на знаки и предупреждения, до них доходившие. В эти самые дни (20 февраля 1938 г.) британский министр иностранных дел Антони Иден, безуспешно сопротивлявшийся доктрине премьер-министра Чемберлена об умиротворении диктаторов, был вынужден уйти в отставку.
Призыв Жаботинского стал гласом вопиющего в пустыне. Ровно через неделю после его речи на конференции войска гитлеровской Германии вторглись в Австрию. Никакого реального сопротивления они не встретили. Там была сильная нацистская партия, во все государственные структуры Австрии проник не один, а целая масса хорошо распределенных троянских коней, так что покорение и разрушение осуществилось очень быстро. Не считая почти неслышного британского протеста, никто даже пальца не поднял против изнасилования страны… Действительно, когда стали умножаться признаки приближающегося захвата Австрии, Чемберлен и его правительство, поддержанное веселым большинством в Палате общин, заблокировали каждую попытку оппозиции даже заговорить об этом. Гитлеру были сделаны бесчисленные намеки, что в Австрии он может действовать еще спокойнее, чем в Рейнской области за два года перед тем. Спокойствие Франции тоже казалось ненарушенным. Что касается Италии, где Муссолини много лет настаивал на роли защитника австрийской независимости, то она вообще выпала из общей картины. За шесть месяцев до этого Муссолини дал Гитлеру зеленый свет — делать с Австрией что захочет.
В Австрии начался террор, которого не было даже в Германии. Вся оппозиция была раздавлена. Убийства, насилие и типично германское второстепенное оружие — грубое унижение оказались на повестке дня. Неизбежно главными жертвами стали евреи. Нацистские власти просто бросили их на милость толпы. Группа честных иностранных журналистов — как Дуглас Рид или Дж. И.Р.Геди, долго и безуспешно предупреждавшие своих читателей и их правительства о намерениях Гитлера, сумели, перед тем как их выслали, описать, чему подвергаются евреи, старые и молодые. Кроме физических нападений и избиений, любимым развлечением было заставлять еврейских женщин и мужчин-профессионалов чистить тротуары зубными щетками или приказывать евреям-старикам делать гимнастику до тех пор, пока они не падали. Тысячи евреев, чьи семьи столетиями жили в Австрии, покончили с собой[705].
Лондонская "Таймс", не раз являвшая знаки своих политических симпатий к Гитлеру и нацистским целям, была все-таки вынуждена рассказать:
"В Вене и в Австрии никакие остатки приличия или гуманности не остановили волю к разрушению, и это была непрерывная оргия травли евреев, какой Европа не знала с самых черных дней средневековья. В царской России погромы бывали часто, но по крайней мере не беспрерывно, евреи могли продолжать жить. В Вене они очень быстро были выброшены из всякой экономической активности, и то, что было выдающейся интеллектуальной и культурной общиной, превратилось в общину нищих… Десятки тысяч евреев уволены с работы. Все важные еврейские предприятия были конфискованы или поставлены под управление "арийского" комиссара… если кто-нибудь держится, то арестовывают по любому обвинению… или без обвинения… и держат, пока он не откажется от всей своей собственности и не подпишет декларацию, что "добровольно" покинет страну через две недели или месяц… Не может быть ни одной еврейской семьи, из которой не был бы арестован один или несколько человек… Ни один день не проходит без арестов и самоубийств… Еврей — беспомощный козел отпущения и отдушина для накопившейся ненависти австрийских нацистов, которая все еще не удовлетворена… Тысячи стоят с ночи перед консульствами, чтобы зарегистрироваться"