Кривошеин поехал в Грецию искать подходящее судно и договариваться, а Перл и его коллеги нашли пятнадцать волонтеров-бейтаровцев из Восточной Европы, готовых отправиться в путь. На время их поселили в старом, разрушенном доме. Желающих уехать было больше, но их не отпускали встревоженные родители, не слишком доверявшие успокоительным словам о безопасности путешествия.
А эти пятнадцать отплыли из Пирея на парусной шлюпке с дополнительным мотором под названием "Коста" и темным мартовским вечером 1937 года пристали незамеченными к палестинскому берегу близ Хайфы. Никто в стране не знал об их прибытии, но Кривошеин поплыл на берег и, проплутав некоторое время, весь в грязи, явился в хайфский дом д-ра Авраама Вайншелла. Он сразу же рассказал свою историю, и Вайншелл отреагировал немедленно. Пассажирам Кривошеина пришлось ждать в шлюпке до следующей ночи, но тогда им устроили совершенно исключительный прием. "Джонни" Коуп, племянник Жаботинского, работавший в электрической корпорации Рутенберга, устроил так, что все электричество в Хайфе было отключено, и под покровом темноты все пятнадцать были высажены на берег и увезены в отряд "Бейтара".
После встречи с Эри Жаботинским, главой палестинского "Бейтара", взявшего на себя заботу о подготовке высадки для следующих групп, Кривошеин послал ликующую телеграмму в Вену, а потом вернулся и сам, чтобы организовать отправку новой группы.
Новая группа, в которой было семьдесят восемь человек, отправилась в августе 1937 года из Дураццо (Албания) и в Пирее погрузилась на стопятнадцатитонную "Артемизию". Путешествие тоже было спокойным, и с тех пор организация действовала по этому же плану. Каковы бы ни были тревоги последовавшего периода, на судне иммигрантов всегда сопровождал офицер "Бейтара" или ЭЦЕЛа, и в определенном месте на палестинском берегу их радостно принимали.
С середины 1937 и до конца 1940 года тройственная организация — НСО, "Бейтар", ЭЦЕЛ — под председательством Жаботинского постепенно ввезла в Палестину на сорока судах около двадцати — двадцати пяти тысяч "нелегальных иммигрантов".
Эти первые два плавания и еще одно — в декабре 1937 года, организованные Кривошеиным и Перлом с его группой перед тем, как нацисты аннексировали Австрию (аншлюсс), можно назвать пикником по сравнению с чистилищем последующих годов. Первая же отправка из Вены после аншлюсса началась так странно, что этому трудно поверить. Она была организована с согласия нацистских властей, выполнявших приказ разрешить и даже ускорить "чистку Австрии" от евреев. Не желавшим "вычищаться" угрожали концлагерем в Дахау, а потом реализовали угрозу.
К этому времени было известно, что в нацистском руководстве есть влиятельные противники этой политики: они не хотели дать евреям возможность ускользнуть и, когда было возможно, мешали этому. Разумеется, их ободряло то, что так ярко предстало в Эвиане, — за малым исключением, евреям некуда было идти. Самой важной фигурой среди этих противников был Адольф Эйхман.
И потому его должна была особенно раздражать необходимость стоять на Венском вокзале вместе со своим начальником д-ром Ланге и другим нацистским чиновником и сторонником "окончательного решения" д-ром Раджаковичем и наблюдать, как 386 еврейских юношей садятся в поезд, с которого начиналось их путешествие в Палестину.
Они стояли там, когда Отто Зайдман, натцив (командир) австрийского "Бейтара", отдавал на иврите приказы юношам (половина из которых были бейтаровцами), стоявшим вдоль платформы. Они стояли там, когда Вилли Перл произнес короткую речь о значении "возвращения домой". Затем, как вспоминает Перл, раздался тоненький голосок — девушка затянула песню "а-Тиква"… Через несколько секунд звук усилился, огрубел и превратился в торжествующий хор… Я не мог промолчать. И несмотря на трех нацистов, стоявших рядом, примкнул к хору[741]…"
Вид уходящего поезда, набитого евреями, конечно же убедил нацистов, что Перл и его товарищи вполне серьезно отнеслись к своей работе — помочь вывезти своих людей из Австрии. Поэтому Перлу было нетрудно получить визу, дававшую ему возможность вернуться в Австрию (это случалось редко), когда он заявил о намерении отправиться в Англию, чтобы собрать необходимые для этого средства.
Приехав через некоторое время в Лондон, он доложил Жаботинскому о действиях, начатых по инициативе Кривошеина, и в течение четырех часов рассказывал все, что знал, видел и слышал об ужасах нацизма. Он предложил для сбора денег не называть себя ревизионистом, чтобы не уменьшать шансы. Жаботинский согласился, но неохотно. Он не верил, что это поможет, и оказался прав. Для большинства серьезных, "традиционных" сионистских жертвователей оппозиции Вейцмана сионистского истеблишмента сам факт "нелегальной" иммиграции был достаточным оправданием отказа. Через шесть недель скудные результаты работы убедили Перла, что надо возвращаться в Вену.
Но был им преподан еще более суровый урок, который и для Жаботинского оказался новым. Когда 386 иммигрантов из Вены прибыли в Палестину, им нужно было помочь устроиться. НСО в Лондоне обратилась в Совет для немецких евреев, предоставлявший дотацию каждому еврею, въезжавшему в Палестину с иммиграционным сертификатом, с просьбой предоставить такую же дотацию беженцам из Германии и Австрии, прибывшим без сертификата. Возглавлял совет лорд Сэмюэль, фактически представлявший "фронт" Еврейского агентства, служившего каналом для распределения фондов совета в Палестине. Совет ответил, что заявление о субсидии было рассмотрено "с большим вниманием" и продолжал:.
"Правление совета резко осуждает всякую эмиграцию, которая не организована должным образом и должным образом не обеспечивает благополучие мигрантов. Правление не может никоим образом поощрять нелегальную иммиграцию в Палестину и по этой причине не может поддержать материально объект, о котором говорится в вашем письме"[742].
Жаботинский не посчитал это "нет" ответом. Главный раввин Герц и два других известных раввина, а также профессор А.С. Йахуда, ведущий лейборист, член Палаты общин Джордж Лэнбери и другие деятели обратились к лорду Сэмюэлю и некоторым его коллегам. Выяснилось, что директор фонда мог бы выдать требуемую помощь, если бы захотел, но директором был м-р Норман Бентвич. К трусливым словам официального ответа он прибавил поразительный аргумент: вообще австрийским евреям не следует помогать эмигрировать, потому что (как передал Жаботинский правлению южноафриканской НСО) "это может побудить нацистов усилить дальнейшую эмиграцию".
Затем выяснилось, что само Еврейское агентство, если получит фонды от совета, может свободно распределить их между иммигрантами. Ни в конституции совета, ни во всемирных призывах к пожертвованиям не было ничего, не было никаких намеков на то, что вопрос об оказании (или неоказании) помощи евреям, бегущим от нацизма, будет решаться в зависимости от политического критерия.
Как подчеркнул Жаботинский в своем письме южноафриканской НСО, он и его сотрудники специально не опубликовали эти факты, но сейчас он телеграфировал агентству требование обращаться с беженцами членами Бейтара так же, как с беженцами — "членами старой СО". Если это требование не будет выполнено, южноафриканская НСО должна будет немедленно открыть кампанию по сбору средств.
Он подчеркнул срочность такого призыва, потому что "в ближайшие недели ожидаются еще такие же экспедиции". И признал, что за время, прошедшее с осени, количество иммигрировавших бейтаровцев "удвоилось по сравнению с максимумом, который мы могли бы получить" по сертификатам[743].
Южноафриканцы ответили энергично. Кампанию, которая называлась Аф-Аль-Пи (что примерно означает "Несмотря на"), проводил профессор Йахуда, спонсорами стали лица, которые поддержали призыв в Лондоне. Как ни невероятно, боролся против него и действительно ему повредил южноафриканский еврейский совет депутатов (представлявший лондонский совет по германскому еврейству). Он сказал еврейской общине, например, что поддерживаемые ревизионистами беженцы были посланы в Либерию и что сами беженцы "хорошо обеспечены деньгами". (Нацисты запрещали всем уезжавшим евреям брать с собой больше денег, чем нужно на эти дорожные расходы.)
Тем не менее на новой национальной конференции южноафриканской НСО м-р Дж. Б. Пинн, менеджер компании, смог доложить, что благодаря помощи фонда около 5000 австрийских евреев были благополучно привезены в Палестину[744].
Этот эпизод — только примечание, однако симптоматичное, показывающее, что еще было в запасе для "нелегальных" иммигрантов у враждебной пропаганды сионистского истеблишмента.
Проект организации для Аф-Аль-Пи был сделан. Это стало первым призывом для членов правления и рядовых членов НСО и штаб-квартиры "Бейтара" в Лондоне. Мордехай Кац, секретарь всемирного руководства "Бейтара", ездил при необходимости на Балканы; Элияху Бен-Горин, ведавший финансами, Айзик Ремба, личный секретарь Жаботинского, Ирмияху Гальперин, член руководства "Бейтара", в юности начавший службу вместе с Жаботинским в обороне Иерусалима в 1920 году, Йеуда Бенари, активист еще со студенческих лет в двадцатые годы, ныне помогавший решать разные проблемы то в Варшаве, то в Бухаресте, то в Афинах, то в Париже. Якоби, ближайший наперсник Жаботинского и его правая рука еще со времен раскола с Гроссманом, вскоре переехал в Варшаву, где стал курировать организацию Аль-Аф-Пи во всей Европе. На помощь ему по координированию приехал Йозеф Кацнельсон от ЭЦЕЛа в Палестине. Туда прибыл и Эри Жаботинский, когда его освободили из тюрьмы, а Рациэль прислал д-ра Реувена Гехта.
Гехт, швейцарский гражданин, принадлежавший к семье знаменитых в Европе хозяев речного судоходства и владельцев предприятий, торгующих зерном, имел редкую возможность доступа к недружелюбному швейцарскому истеблишменту. Контора, открытая им в Цюрихе, выполняла множество функций, облегчая связь с другими конторами, рассыпанными по континенту. Как и прочие, Гехт сидел постоянно в конторе и был доступен, когда возникала необходимость. Вот забавный пример большой подвижности "оперативников": Людмила Эпштейн (племянница г-жи Жаботинской) работала в бухарестской конторе, самой ближней к местам отплытия, и выполняла множество функций, как коммерческих так и