"Я хочу надеяться, что они не вымерли и не предали нас, но нельзя не заметить, что они ушли с арены в самый опасный момент. Почему?.. Мы живем в ужасную эпоху, когда нет времени для игр и шуток, а политика сионизма в течение пятнадцати лет была систематически направлена на убеждение наших христианских друзей в разных странах, а особенно в Англии, что мы занимаемся лишь играми и шутками.
Можно привести много цитат и выдержек из книг и речей, где впрямую говорится, что миссия Палестины "выше", чем простое спасение беженцев. Эта "высшая" миссия состоит в университетах, а университет на Святой земле может существовать даже без студентов. А для всех беженцев все равно нигде нет места, тем более что большинство евреев диаспоры всего лишь "нравственная и экономическая пыль", а мы не хотим допустить эту "пыль" в Палестину, и т. д., и т. д., и т. д… Еврейские лидеры и не задумываются о сути всей этой литературы, о том ужасном собрании евреененавистничества, презрения и бессердечного эгоизма, которое содержится в высказываниях официального сионизма. Но не это, наверное, главное. Все люди, а наши друзья в особенности, склонны прислушиваться не к словам, а к тону, то есть к тому, как что-то говорится. И пусть мои читатели, как противники, так и сторонники, скажут не мне, а самим себе: какой был ведущий тон официальной сионистской пропаганды за последние шестнадцать лет.
Три четверти "тона" и девять десятых "тенденции" заключались в главном принципе: борьбе с ревизионизмом. Оставшиеся четверть и десятая идеологического вдохновения были действительно посвящены чему-то иному, а именно этике классовой борьбы. Конечно, нашим христианским друзьям об этом не рассказывали, а вместо этого выставляли на первый план и размалевывали ярчайшими красками вредность и нелепость ревизионизма. Здесь, в Англии, можно найти много рядовых христиан, которые в душе сочувствуют сионизму, но знают о его идеологическом содержании только одно: то, что "ревизионисты слишком много требуют, а настоящие сионисты отвергают их требования".
Каждый нееврей, если он вообще способен сочувствовать сионизму, по сути своей ревизионист — этого не отрицают даже наши враги. Христианин не нуждается в объяснении ревизионистской доктрины, он ее понимает с первого раза: конечно, еврейское большинство, конечно, еврейское государство, конечно, по обеим сторонам Иордана… конечно, еврейская армия, а главное, конечно, Палестина должна быть убежищем для страждущих и преследуемых масс. Ведь в конце концов (для его нееврейского ума), это и есть основное и прямо выраженное значение всех библейских обетов. А когда ему говорят, да еще от имени официальных учреждений, что всё это ревизионизм и тем самым недопустимо, он может сделать только следующий вывод: они не хотят своего государства, им не нужно еврейское большинство, другой берег Иордана их не интересует, превращение Палестины в убежище для миллионной "пыли" вовсе не входит в их намерения. Короче, Палестина для них вовсе не "Дом" в нееврейском понятии этого слова, а музей, оранжерея, показательная ферма, другими словами, игрушка и развлечение. Таков смысл учения, которое в течение шестнадцати лет непрерывно вдалбливалось в головы нашим английским друзьям. И как вы видите, успешно.
Последним и самым сильным толчком в этом направлении было сионистское отношение к плану раздела… Нашим христианским друзьям было нелегко стать сторонниками раздела. Я знаю два примера. Эмери был яростным противником этого плана, но в конце концов одобрил его на публичном собрании в Лондоне: "Руководители вашего движения сами переубедили меня…" То же самое было сказано генералом Сматсом в
Кейптауне. Он яростно возражал против раздела, но раз наши собственные патриоты за него…
А теперь мы — еврейский народ — платим за разбитые кувшины, то есть за потерю поддержки христиан. Убедив всех, что сионизм всего лишь развлечение, мы добились соответственного результата: ради развлечения не стоит идти на бой с арабами. Если бы мы в течение всех этих лет "учили" их обратному — а именно, вере в то, что задачей сионизма является именно великое спасение масс, — мы могли бы нынче опереться на целое поколение христиан, более убежденных, чем сионисты, а нынешний взрыв еврейского миграционного голода послужил бы им мощным аргументом против арабских притязаний. Тогда как сегодня он служит им только как аргумент в защиту поисков фата морганы (других территорий), а что касается Палестины — "в конце концов, это известный факт, признаваемый самими сионистами, что о Палестине не приходится и думать". О развлечениях можно думать, когда нет более серьезного повода для беспокойства"[786].
Белая книга (СМД 6019) была опубликована 17 мая 1939 г. Когда через пять дней начались дебаты в Палате общин, стало ясно, что Жаботинский был несправедлив по крайней мере к части своих старых друзей по сионизму. Первой реакцией на Белую книгу стал страстный взрыв сочувствия к сионизму в британской Палате общин. Дебаты привели к резкому нравственному поражению правительства. Сто один консерватор, не послушавшись "трехстрочного Кнута" — приказа, предписывающего абсолютную партийную дисциплину, не явился в палату или воздержался от голосования. А двадцать два оставшихся консерватора проголосовали фактически на стороне лейбористской оппозиции. В их числе Эмери и Черчилль. Поэтому вместо обычного большинства в 250 голосов, план Макдональда прошел большинством только в 89 голосов[787].
Сионистскому истеблишменту повезло: Макдональд не использовал против них их собственные минималистские определения сионистской цели предыдущих десятилетий, которые могли нанести мощный ущерб их престижу. Ведь Макдональд мог сказать: если сам президент Сионистской организации провозгласил, что он "вовсе не сочувствует еврейскому большинству", и если целью сионистского движения не является создание еврейского государства (поскольку председатель Исполнительного комитета Еврейского агентства сказал Королевской комиссии, что еврейское государство является "нежелательной" целью), то британское правительство имеет полное право предлагать "палестинское" смешанное государство.
План, предложенный Макдональдом парламенту, существенно отличался от опубликованного только в двух пунктах: переходный период до провозглашения палестинского государства должен был продолжаться десять лет вместо пяти, а число евреев, которых можно было впустить в Палестину в ближайшие пять лет, должно было составить 75 тысяч (вместо 50 тысяч).
Атака на план и на его создателей была яростной и изнуряющей. Многочисленные цитаты из Чемберлена и Макдональда использовались против них, приводились также высказывания всех британских лидеров, утверждавших, что еврейское государство было целью Декларации Бальфура. Эти дебаты могут стать уроком для будущих поколений как по политической истории сионизма, так и по вероломству сменяющихся британских правительств. Для Жаботинского в дебатах заключалась трагическая правда. Суть сказанного в Палате общин в тот майский день 1939 года, за короткий временной промежуток между британским обещанием и британским исполнением обещания, была не чем иным как повторением тель-авивской речи Жаботинского в декабре 1929 г. Та речь послужила поводом для удаления Жаботинского из страны на совершенно незаконном основании — она была слишком "зажигательной".
Теперь на сцену вышли два оратора, которые впрямую или косвенно призывали евреев к действиям, — Эмери и Веджвуд. Призыв Эмери был скрытым. Он говорил, что Белая книга прямо приглашала арабов выступать против евреев. Что же касается евреев, то нарушение всех данных им обещаний было как бы вознаграждением за их "лояльность, терпеливость, и почти невероятную сдержанность". Эмери предупреждал правительство:
"Они непохожи на беспомощных немецких евреев, на не имеющее надежды меньшинство. Они очень сильное национальное единство. Они состоят главным образом из молодых мужчин, прошедших военную подготовку, способных на самооборону и на защиту своей собственности, если только мы позволим это. Они почувствовали вкус свободы и собираются остаться свободными. Это народ, который поверил, что страна, где он живет, — это его страна, не только в силу старых сентиментальных связей или международных решений, а потому что… он сам ее создал. Неужели мой высокочтимый друг думает, что этот народ примирится со сведением его до положения государственного меньшинства? Примирится с отказом от всех надежд дать приют и помощь своим измученным родственникам в других странах? Что этот народ будет пассивно ждать, пока, в свое время, его и созданную им страну передадут муфтию?"
Эмери закончил на страстной ноте. Он сказал, что, проголосовав за Белую книгу, он "никогда больше не мог бы смотреть в глаза ни евреям, ни арабам".
Слова Джозии Веджвуда были остры и откровенны. Он прямо обвинял в антисемитизме не только палестинских официальных лиц, но и чиновников министерства колоний. Однако его беспокоила пассивность евреев. Он считал, что сочувствие, проявленное к арабам, было во многом вызвано тем, что они боролись.
"Нам нравятся люди, которые умеют бороться, даже если мы не считаем их борьбу правой… Арабы встают и борются, они идут на резню. Не будем заблуждаться, они убивают не только евреев, но и своих, — они убийцы. А евреи, наоборот, только вечно жалуются и просят справедливости. Это, конечно, результат 1800 лет угнетения. В течение 1800 лет они зависели от милости правительств, а не от собственной силы, поэтому у них выработалось такое поведение, которое инстинктивно отталкивает любого англичанина в Палестине и многих на родине. Просительное поведение и коленопреклоненная униженность крайне плохо влияют на отношение к евреям со стороны уважающих себя народов". Дальше Веджвуд раскритиковал поведение Вейцмана на конференции за "круглым столом":
"Д-р Вейцман сказал: "Мы не примем это решение". Сказал: "Мы будем сопротивляться", — но не сказал, как евреи собираются сопротивляться, а это главное. Если евреи начнут сопротивляться — по-настоящему сопротивляться, то есть стоять до последней капли крови, — они поймут, что сочувствие и уважение всего англосаксонского мира на стороне тех, кто борется за справедливость и за равноправие, а не на стороне тех, кто пишет бесконечные петиции за справедливость и молит о милосердии.