Тогда Вейцман написал: "Палестина вполне спокойная и мирная, и, во всяком случае, в настоящее время не существует ни малейшего страха, что могут возникнуть беспорядки".
Разумеется, это невероятное непонимание и арабов, и британцев захлестнуло реальность даже в глазах лейбористских лидеров. Получив запрет легальной обороны и получив взамен розовую картинку все увеличивающегося спокойствия и арабской покорности, они перестали обращать внимание на "Хагану". По иронии судьбы ровно через три года после напророченного Вейцманом спокойствия, оно взорвалось. И не менее символически притча Жаботинского о деревне, которая распустила свою пожарную команду, потому что семь лет пожаров не было, и дотла сгорела на восьмой год, оправдалась ровно через 8 лет после 1921 года.
В предшествующие годы и даже позже Жаботинского обвиняли в "оппозиции" к "Хагане". Это был абсурд. Он возмущался тем, что в Еврейском национальном доме евреи должны были прибегать к незаконной самообороне, как это было в Царской России. Так же настойчиво он снова и снова говорил, что подпольная военная организация неизбежно будет менее профессиональной и в случае кризиса может быть разоружена профессиональной армией. Но поскольку его кампания за легальную воинскую часть не увенчалась успехом, он оказал уже существующей "Хагане" всю поддержку, какая была в его силах. Он единственный из сионистских лидеров постоянно включал необходимость самообороны в свою доктрину; только он, снова и снова, советовал каждому еврейскому юноше изучить искусство самообороны. Его собственная юношеская организация "Бейтар" сделала самооборону центральной частью своей работы. Невероятно звучит, но его постоянные советы и деятельность среди молодежи сделали то, что пропаганда назвала его "милитаристом" (Вейцман глумливо обвинял его в том, что он "играет в солдатики")[215]. Если уж над таким "милитаристом" публично издевались и глумились сионистские политики и пропагандисты, то активистам "Хаганы" тем более нелегко было рекомендовать ту же программу "милитаризма". Действительно, историки "Хаганы" оплакивают равнодушие общества в годы, предшествовавшие 1929-му. Счастье еще, что группа энтузиастов вроде Элияу Голомба поддерживала огонь и сохранила ядро, которое во время кризиса сделало возможным ослабить немалую часть арабских атак.
Поэтому в Иерусалиме благодаря немедленной реакции добровольцев в добавление к малым силам "Хаганы", многие атаки были отражены. В Тель-Авиве организованная группа "Бейтар", предводительствуемая Иермияу Гальпериным, захватила несколько зон и с помощью добровольцев (среди которых был и американский еврейский писатель Морис Сэмюэл) — а тут поддержку оказывала и британская полиция — удержала арабов, наступавших от Яффо, и не подпустила их ни на шаг. Да и в Яффо также в результате быстрого прибытия добровольцев в помощь местной обороне дело закончилось несколькими лобовыми схватками, и задуманное арабами побоище не состоялось.
В маленьких еврейских городках и деревнях, из которых британцы систематически убирали опечатанные броневики, оставленные там много лет назад, жители создавали импровизированную оборону, какую могли, опять-таки проявляя большую храбрость. Пять деревень после отчаянного сопротивления были вынуждены эвакуироваться, оставив свои дома и поля арабам на разграбление и гибель.
Верховный комиссар, сэр Джон Чанселор, не проявлявший особо дружеских чувств к сионизму и к еврейским общинам, был за пределами страны, когда начались арабские атаки. Он имел возможность наблюдать потрясение, которое эти события вызвали в мире.
Немедленно после своего возвращения в конце августа он опубликовал гневное обвинение в адрес арабов.
"Я только что с ужасом узнал об отвратительных деяниях, совершенных группами грубых, кровожадных злодеев, зверских убийствах беззащитных членов еврейского населения, независимо от пола и возраста, сопровождаемых, как в Хевроне, актами неописуемой дикости, сжиганием ферм и домов в городах и селениях и грабежами и разрушением собственности. Эти преступления навлекли на своих авторов проклятия и омерзение всех цивилизованных народов мира".
Однако он не внес никаких изменений в политику и поведение администрации, которая, как и раньше, продолжала уравнивать евреев-жертв с арабами-агрессорами. Через несколько дней после его возвращения делегация "Ваад Леуми" явилась к нему просить о формировании и вооружении еврейских оборонительных сил. Предложение было немедленно отвергнуто на том основании, что это потребует эквивалентных арабских сил (видимо, в дополнение к почти исключительно арабской Трансиорданской пограничной части).
Более того, администрация заявила, что среди евреев имеются "экстремисты", могущие нарушить мир. В это время администрация готовилась к преследованию тех евреев, у которых были найдены револьверы для защиты от арабских нападающих. Она готовила также дело для комиссии по расследованию (которая вот-вот должна была быть создана), куда собиралась представить удивительное обвинение: якобы беспорядки начались с процессии и демонстрации двух или трех сотен молодых евреев у Стены. Трудно поверить, но через несколько дней после того, как беспорядки закончились, Сионистское правление в Лондоне, резко ответившее на это обвинение, внезапно выпустило заявление, поддерживавшее подспудно это же британское обвинение. Члены Исполнительного комитета, находившиеся тогда в Лондоне, были возмущены, и в ишуве вспыхнула буря негодования. И лондонская контора отступила, ссылаясь на "ошибку" и "недоразумение"[216].
Однако заявление это, несомненно, помогло людям поверить в фантастические открытия комиссии по расследованию — будто именно процессия, а не любой другой инцидент, вызвала беспорядки. И это не все. Заявление немедленно было использовано официальными сионистскими органами печати и пропаганды для атаки на ревизионистов и соответственно — на Жаботинского. В Нью-Йорке Шмарияу Левин, всегдашний сторонник Вейцмана и очернитель Жаботинского, сказал еврейской прессе, что "большая доля" порицаний за беспорядки лежит у дверей "ревизионистов"[217]. Ни больше ни меньше.
Обвинение выросло из утверждения, что процессия была, в сущности, демонстрацией "Бейтара". Это тоже выдумка, и руководство "Бейтара" ее немедленно опровергло. Процессия была общим делом нескольких юношеских организаций. На заседании комиссии расследования обвинение было опровергнуто еврейскими и британскими свидетелями. Начальник полиции, майор Алан Саундерс, который вел переговоры с организаторами шествия и знал, кто они такие, отрицал, что то была демонстрация "Бейтара", хотя, как он сказал, "какие-то члены "Бейтара" могли в этом участвовать"[218].
Никто из обвинителей так никогда и не объяснил, почему евреи, бейтаровцы или небейтаровцы, должны были извиняться за то, что воспользовались своим элементарным правом демонстрировать на своем собственном месте для молитвы. Комментарий Жаботинского был однозначный. "Это был нужный, полезный и прекрасный поступок… Была создана невыносимая атмосфера, словно бы евреи пожертвовали всем; кто-то должен был встать и сказать: "Ни шагу дальше". Аргумент, что нельзя провоцировать арабов, — пережиток гетто"[219].
ГЛАВА СЕМИДЕСЯТАЯ
ШОК и ужас, вызванные арабским нападением, и еще более постоянное ощущение меры ответственности британской администрации, которая довела страну до самого большого кризиса, пережитого сионистами, грубо развалили два столпа сионистской официальной политики — той, которую защищал Вейцман: 1) положение в Палестине "удовлетворительное" 2) Британия выполняет мандат довольно соответствующим образом.
И серьезность сложившегося положения, и сочувствие сионизму, которое она вызвала во всем мире, убедили Жаботинского, что значение палестинских событий, при всем их трагизме, в том, что они дают сионистскому движению беспрецедентную возможность добиваться от Британии пересмотра своей политики (в том числе увольнения главных чиновников), для того чтобы восстановить законность мандата. Главное, что следовало для этого сделать, заменить существующее сионистское руководство, столь явно дискредитированное. На двух экстренных заседаниях Ревизионистского всемирного правления (29 августа в Париже и 2 сентября в Лондоне) Жаботинский председательствовал на широкой дискуссии и 3 сентября послал из Лондона Сионистскому правлению большой свод предложений по поводу смены руководства сионистского движения и требований к британскому правительству.
1. Созвать чрезвычайный Всемирный конгресс не позднее декабря 1929 года.
2. Провести выборы на этот конгресс не позднее ноября 1929 года.
3. В промежуточный период Сионистское правление, избранное на Шестнадцатом конгрессе, должно продолжать вести дела Сионистской организации за исключением всяких политических действий, в особенности переговоров с британским правительством, с палестинской администрацией и с Лигой Наций.
Эти действия должны будут вестись Чрезвычайным политическим комитетом, состоящим из трех членов оппозиции (одного ревизиониста, одного радикала и одного представителя американской оппозиции), трех членов правления, избранных на 16-м конгрессе и еще одного члена, который будет назначен с согласия обеих сторон (было предложение, чтобы этим членом стал лорд Мельчетт).
Чрезвычайный политический комитет должен будет предъявить британскому правительству следующие требования:
1. Легализовать еврейские оборонные силы.
2. Еврейское воинское соединение должно стать интегральной частью Британского гарнизона в Палестине, и его содержание должно покрываться Палестинским казначейством.
3. Роспуск Трансиорданских пограничных войск, которые угрожают безопасности Палестины, вопреки тому, что они содержатся еврейскими налогоплательщиками.