Это стало официальной сионистской политикой. 30 сентября всем ветвям Всемирной сионистской организации был разослан циркуляр — не нападать на британское правительство.
В Нью-Йорке Макдональд дал еврейской делегации, возглавляемой Варбургом, утешительное заверение, что британцы будут выполнять свои обязательства по мандату, что проектируемая комиссия расследования выслушает все три стороны и что требования Вейцмана, представленные ему 5 сентября, будут серьезно рассмотрены. Он не упомянул августовских событий, ужаснувших весь мир. Ни Иерусалим, ни Хеврон, ни Цфат не были названы. Варбург доложил Вейцману, что беседа "была вполне удовлетворительна"[233].
В действительности же Макдональд не только отверг вейцмановское предложение — немедленно дать специальное заверение об изменении политики (в случае отсутствия которого Вейцман уйдет в отставку), он отверг и прежнее требование Вейцмана (которое тот дал по телеграфу 1 сентября) — создать комиссию из лиц высочайшего международного статуса и престижа для обозрения "не только августовских событий, но и всей истории британской политики при мандате".
Лорд Мельчетт, наперсник Вейцмана, даже передал лорду Пассфилду список имен: генерал Сматс, Виконт Сесиль, фельдмаршал сэр Клод Джейкобс и лорд Бакминстер.
Вейцман в отставку не ушел.
К тому времени, когда Макдональд приехал в Соединенные Штаты, его правительство дало самое ясное из возможных указание на то, что не собирается проводить серьезное расследование роли администрации даже в беспорядках. Оно объявило состав комиссии: три члена парламента, по одному от каждой партии, с сэром Вальтером Шоу, бывшим сотрудником министерства колоний, теперь в отставке, в качестве председателя. Т.И.К. Ллойд, молодой сотрудник министерства колоний, должен был получить должность секретаря, очень важную, поскольку секретарю предстояло составлять доклад[234].
Для Жаботинского этот состав комиссии ясно предопределял, какое направление примет расследование.
"Комиссия по расследованию составлена так, что Англия не узнает от нее правды. Исход не зависит от трех членов парламента… он будет зависеть от председателя и секретаря… Ответственность за все действия палестинской администрации несет министерство колоний. Долг комиссии — выразить свое отношение к ошибкам, совершенным министерством колоний и его назначенцами… и эти две главные задачи возложены в комиссии на сотрудников этого министерства. Председатель, согласно британским понятиям, контролирует весь процесс. Даже с формальной точки зрения: если хоть один из членов парламента с ним согласится, это даст большинство.
Стиль, которым будут написаны выводы комиссии, т. е. что будет подчеркнуто, а что сокрыто… дело секретаря. Министерство колоний себя уже подстраховало. Такого трюка не ожидали даже [сионистские] пессимисты в Лондоне. В Англии всем ясно, и христианам и евреям, что комиссия была создана с единственной целью — оправдать администрацию Эрец-Исраэль, и это то, что она действительно сделает. Сомневаться в этом, надеяться на другой исход — явно нелогично. Вывод был сделан заранее. Это могло быть предотвращено — борьбой: но это не было предотвращено, а теперь уже слишком поздно".
Жаботинский продолжал подчеркивать, что отношение членов комиссии будет не только политическим, но и окажется под влиянием того, что он считал особым британским представлением о "лояльности". Он процитировал пьесу Голсуорси "Лояльности", чтобы показать, что в Англии лояльность по отношению "к одному из нас оправдывает даже нечестное поведение".
"Это проявляется особенно ясно в царстве британской колониальной политики. Здесь чиновники всегда "наши", тогда как люди, которыми они правят, всегда иностранцы. Когда бы ни появилась жалоба [на чиновника] на арене появляется "лояльность". Я сам видел джентльменов из лучшего английского общества которые, давая показания в суде, присягали, что будут говорить правду и говорили одну ложь за другой"[235].
В настоящем случае, однако, он сомневался, придется ли замешанным джентльменам говорить прямую ложь. Достаточно, если они просто будут уклончивы.
"Все мы знаем, кто виноват; но правда, прямое участие официальных лиц в подготовке резни, доказанная документами или свидетелями, почти невозможна. Это не делается в письменном виде или в присутствии свидетелей. Даже большевики не нашли в архивах письма от Плеве, которое бы доказывало, что Кишиневский погром был заказан правительством. Фактически такого письма не было — но Плеве погром организовал.
Если бы комиссия по расследованию не страдала болезнью "лояльности", она бы вникла в обстоятельства и докопалась бы до правды, которую в Эрец-Исраэль знают и евреи, и арабы, и британцы, но эта комиссия, конечно же, потребует, чтобы ей показали — письмо от Плеве"[236].
Можно сомневаться, был ли прав Жаботинский, считая — а он, повидимому, некоторое время так считал, — что, когда комиссия была назначена, Сионистскому правлению было уже поздно уходить в отставку. К этому времени (13 сентября), когда еще не прошло и двух недель после взрыва мятежей и убийств, само назначение такой комиссии добавляло оскорбление к уже нанесенному вреду — и отчетливо подсказывало мысль о британской виновности. В такую минуту смелый разговор о явно оправдательной цели комиссии, вместе с требованием расследования на высоком уровне всех басен о выполнении мандата, а главное, отставка Вейцмана не могли бы не получить значительной поддержки, и не только в еврейском мире, перепуганном и возмущенном разоблаченной британской политикой в Палестине, но и в самой Британии.
Однако эти соображения были скорее академическими. Вейцман за несколько дней перед тем настаивал, что самое главное — назначить комитет калибра Сматса. Он тогда написал Мейнерцхагену:
"Сейчас, кажется, происходит невозможное. Арабская полиция и такие должностные лица, как Люк, Кит-Роч и другие, которые должны были бы сидеть на скамье подсудимых, собирают свидетельства для комиссии по расследованию. Это нетерпимое положение, и если о нем узнают, то это будет последняя соломинка[237].
Теперь он уже принимал, без единого слова протеста, организованную инсценировку расследования, которой манипулировало министерство колоний. Через три дня после того, как был объявлен состав комитета, все, что он решился сказать, было: "Теперь, когда комиссия по расследованию окончательно составлена, необходимо срочно подготовить дело Сионистской организации"[238].
Однако получив от премьер-министра заверение, что главные вопросы бесповоротно исключены из области рассмотрения комиссии, он снова и снова — но всегда в частном порядке — напоминал премьер-министру и сотрудникам министерства колоний свое предложение: изменить основную политику. Своим друзьям и коллегам он сообщал, что после публикации доклада комиссии правительство займется главной политикой и со всей серьезностью отнесется к сионистским предложениям. Поэтому сионисты ничего не должны предпринимать, во всяком случае по линии критики британского правительства. В конце концов, у них есть личное заверение Вейцмана, что они (и вообще весь еврейский народ в целом) "могут полагаться на добросовестность премьер-министра, на его сочувствие движению и на его идеалистическую точку зрения"[239].
В этот момент Жаботинский, естественно, не знал в подробностях о предложениях и отступлениях Вейцмана. Однако в своих заметках того времени он описывает метод Вейцмана с аккуратностью графика.
"Политические действия нашего Сионистского правления могут быть суммированы так: они ведут переписку с министрами и секретарями или выезжают вместе с ними для бесед. Если на какую-нибудь молитвенную просьбу министр или секретарь отвечает "невозможно" или "еще не настало время", правление объявляет: "Ничего нельзя сделать. Британия не хочет!"
Мы давно уже указывали, — продолжал Жаботинский, — что такие действия — пустая трата времени… Все правительства и все бюрократии имеют тенденцию робеть перед серьезными реформами. Это заранее известно, и если вся цель — "выяснить, хочет ли министр навалить на себя новое, сложное и тщательное расследование существующего положения, нет смысла писать письма или созывать митинги. Конечно же, он не хочет, и выяснять тут нечего.
Правильным ведением сионистских политических дел было бы просвещение общественного мнения, не каждого члена общества, а той его части (кроме правительства), которая на это мнение влияет и помогает оформлять политику. Тут тоже не было необходимости убеждать каждого, ни даже большинство, но одно тут главное: тот маленький "правящий круг" должен был бы признать существование проблемы, которую мы хотим представить, понять, что эта проблема важна, потому что жизненна и срочна; и правительство, члены которого всегда являются частью этого круга и живут среди тех, кто к нему принадлежит, должно почувствовать и услышать не только от нас, но и от всего народа, который их окружает, что пришло время этой проблемой заняться. Только после этого стоит "пойти к министру". Дипломатический шаг должен быть последним действием в цепи, которая создает "давление", а не первым. В сионистской дипломатии это даже не первое, а единственное действие — начало всего и конец всего. Это бесполезно"[240].
В этот тяжелейший период Вейцман был мучим еще одним затянувшимся кризисом, порожденным его успешным внедрением несионистов в решающую часть Сионистской организации.