.
Обманутый снова, Вейцман сократил свои требования до просьбы разрешить ему встретиться с экспертом, сэром Джоном Хоуп Симпсоном, прежде чем тот отправится в Палестину. Пасфилд согласился, а потом, по словам Вейцмана, не только обманул его, назвав неправильную дату отъезда, но и отрицал, что когда-либо давал такое обещание[291].
И когда Хоуп Симпсон уже был по дороге в Палестину, правительство Его Величества сделало еще один шаг в выражении своего презрения к евреям. Оно назначило в перманентную мандатную комиссию Лиги Наций, которая должна была обсуждать Палестину, двух самых известных врагов сионизма — Чарлза Люка (который был убран из Палестины) и Т.И.К Ллойда, злого гения доклада Шоу. Протест евреев был тщетным.
За плохим немедленно последовало еще худшее. 12 мая Вейцман в сопровождении Рутенберга и ряда самых почтенных британских сионистов — Джеймса Ротшильда, лорда Мельчера и Рединга — встретились с Макдональдом, Пасфилдом, Шилсом и Шукбургом. Там Вейцман дал себе волю. По его собственным словам:
"Я напомнил премьер-министру о целом ряде обещаний, которые он дал, и они не были выполнены. Он произносит прекрасные слова, но министерство колоний делает прямо противоположное. Нам обещали, что пошлют Сматса, а едет Хоуп Симпсон; нам обещали, что комиссия не будет касаться основных положений, но она это, в сущности, делала. Теперь Люк и Ллойд отправляются в Женеву, оба они враги, и я расцениваю это как обдуманное оскорбление. На последнее премьер-министр ответил, что слышит об этом в первый раз, и тут же добавил, что они не держат сторону арабов. После чего он сказал, что видел евреев, особенно в Америке, которые очень огорчены, на что я ответил, что меня не удивляет, что евреи не понимают британской политики, что они начинают думать, что их обманули, что я пришел к заключению, что Британия не может или не хочет выполнять мандат, что я много лет защищал британскую политику и даже администрацию, которую считал враждебной, что мне придется объявить своему электорату, что Британия не выполняет мандата, и что на моем месте он сделал бы то же, что я, то есть потребовал бы чести, правды и достоинства. Это произвело сильное впечатление: они сидели, как картинка. Я продолжал: почему так расходятся академические заявления — и дела и факты? Кто в этом виноват? Пасфилд и Шукбург сидели безмолвно. Сразу после этого я вежливо заявил, что Пасфилд обманул меня, что он обещал мне, что я увижу Симпсона, что я для этого специально приехал, а он сказал, что никогда ничего не обещал. Я изобличил его как лгуна, но он не сказал ни слова, просто проглотил все это… Я убежден, что они хотят надуть нас и надеются, что Симпсон подтвердит доклад [Шоу]… Но я убежден, что они нас боятся"[292].
Как британцы "боятся", было вскоре продемонстрировано. В том же мае, 12 числа, верховный комиссар после, как считалось, изучения экономических абсорбционных возможностей Палестины согласно с Белой книгой 1922 года, передал полковнику Кишу из Палестинского сионистского правления рутинное сообщение, что он утвердил 2350 трудовых иммиграционных сертификатов на период от апреля до сентября в добавление к 950 уже утвержденным раньше. На следующий день, 13 мая, министерство колоний протелеграфировало Чанселору указание отменить это установление и прекратить еврейскую иммиграцию до тех пор, пока отчет Хоуп Симпсона не будет получен. В чем была причина этого внезапного поворота на 180 градусов, открыто нарушающего не только мандат, но и свято соблюдавшийся до сих пор принцип экономической абсорбционной возможности? А дело в том, что Макдональд обещал одной арабской делегации, посетившей Лондон, что возможность немедленного прекращения, — которого они, как всегда, потребовали, — сейчас рассматривается и будет обсуждена с верховным комиссаром. Отдел колоний просто не успел предупредить верховного комиссара. Согласно депеше Пасфилда Чанселору, "[арабская] делегация осталась под явным впечатлением, что ожидающийся от вас ответ с отказом в дальнейших рабочих разрешениях получит одобрение"[293].
Когда Киш в Палестине был извещен об отмене, он заявил, что это было политическое решение, не только нарушавшее Белую книгу 1922 года, но и вступавшее в конфликт с заверениями, данными Макдональдом в Палате общин. Он предупреждал, что "решение может иметь серьезные последствия, как например, уход в отставку д-ра Вейцмана и всего правления. Он сказал, что "основным принципом политики Сионистской организации было выражение доверия к правительству мандата, а оппозиционные партии, в частности ревизионисты, всегда заявляли, что правительству мандата нельзя доверять". Теперь же "ревизионисты получат подтверждение своей правоты"[294].
Вейцман снова послал протесты и Шилсу и Макдональду[295], которому сообщил, что получает вопросы и протесты со всех концов света. Действительно, весь еврейский мир закипел протестами. Вейцман призывал отказаться от отмены, но для себя просил о встрече с премьер-министром. Это ему обещано не было. Тогда он еще больше "банализировал" свой протест, обратив его к сыну министра, Малькольму, который тоже был членом парламента и который отвечал на его письма и обычно передавал отцу их содержание. В одном из своих писем Вейцман писал:
"Я вынужден выпустить коммюнике с сообщением, что созываю конгресс и предъявлю ему мое прошение об отставке".
Премьер-министр не ответил. Его истинное отношение к еврейскому народу было продемонстрировано в другой области. Что евреи в самом деле были убиты, это правда; что община подверглась избиению и резне на глазах его палестинской администрации — тоже правда, как и то, что в докладе комиссии Шоу они подверглись лживому и недостойному изображению, а теперь они наказаны прекращением иммиграции. Макдональд, под влиянием протестов, приходивших со всех концов света, написал еврею-лейбористу, члену парламента Михаэлю Маркусу:
"Я не хочу потерять терпение с сионистами, но в самом деле они уж слишком его испытывают. Своей политикой они уже почти разрушили то влияние, которое имели"[296].
Как мольеровский Журден, не знавший, что когда говорит, то говорит прозой, Макдональд, может быть, и не сознавал, что пишет как классический антисемит. Многолетняя аксиома христианского мира: еврей не только подходящая дичь для преследования, но он не имеет права ни сопротивляться, ни мстить, ни жаловаться.
Вейцман ему на это не указал. Наоборот, услышав про сердитые комментарии Макдональда, он стал заверять премьер-министра, что "движение" протеста не "раздувается" Сионистским правлением[297].
Жаботинский, хотя и знал, что общемировой еврейский протест станет эффективным, только если будет поддержан такой же сильной позицией сионистского руководства и организованной кампанией за общественное мнение, — кампанией, которой не было и признака, — приветствовал протест как хороший признак растущей еврейской политической искушенности.
Однако опасность была в том, что мог возродиться "старинный сионистский грех — впечатлительность": слишком сильная реакция на второстепенные явления, положительные или отрицательные. Например, в истории с отменой 3000 сертификатов. Разумеется, это было плохо, но это был всего лишь фрагмент общего наступления на сионизм. Опасность была в том, что, если британцы восстановят все — или часть — сертификатов (а это, предсказал он, они непременно сделают), евреи испустят вздох облегчения.
Важнее, чем 3000 сертификатов, писал он, было то, что пока не будут созданы условия для более широкой иммиграции, цель сионизма не может быть выполнена. К сожалению, уже слышались голоса в сионистском истеблишменте: "Время на нашей стороне: если британский режим не позволяет нам более активных действий, удовлетворимся меньшими масштабами. Через десять лет у нас в Палестине может быть 200.000 евреев вместо сегодняшних 160.000 и полтора миллиона дунамов вместо 1.200.000, которые у нас есть сегодня".
Звучит это хорошо, сказал он, но не берется в расчет, что количество арабов растет скорее, и к тому же под еврейским влиянием они прогрессируют во всех областях. Его предупреждение было своевременным, его значение очевидным. Но осталась еще и проблема влияния на британскую политику[298].
И Жаботинский обратился к одному из аспектов этой проблемы в большой статье под названием "Влияя на правительство".
Еврейский народ, писал он, не имеет современных политических традиций. Гетто, столь часто находившееся под угрозой, старалось отвести ее или через Shtadlanut — посредничество богатого или чем-нибудь другим выдающегося еврея, имевшего связи с правителем, губернатором, землевладельцем или посредством подкупа. Появление политического сионизма и британский мандат создали первый эксперимент в организованной еврейской дипломатии, и в обстоятельствах постоянно негативной британской политики развилось две школы. Одна отражает некий "каббалистический мистицизм", согласно этой школе, отношения с правительством должны строиться путем посылки магнетической, неотразимой личности, которая сумеет так загипнотизировать министра, что он примет любое ее требование.
Теперь каждому стало ясно, что этот метод провалился. "Год за годом, — писал Жаботинский, — нас тащили через серию политических поражений. Горькая правда в том, что сегодняшний сионизм похож на персонаж пьесы Андреева "Тот, кто получает пощечины". Печальная реальность, начиная с первого декрета Сэмюэла "Остановить иммиграцию" и до такого же декрета Чанселора, показала, что, несмотря на все легенды о человеке, обладающем личным магнетизмом, нам так и не удалось околдовать министра.