штаб-квартире парижских представителей"[306]. Теперь, через полгода, он возвращался в Париж, поскольку они с Гроссманом так и не поладили.
В это же время на собрании правления в Париже (19 и 20 апреля 1930 года), когда Жаботинский был в Южной Африке, лондонцы предложили, чтобы и "Рассвет" и "Дер Найер Вег" тоже были переведены в Лондон[307]. Члены обеих редколлегий отвергли эту идею с порога[308]. И в самом деле, "Рассвет", который всегда существовал в Париже, именно теперь получил финансовую и иную поддержку благодаря созданию "Общества друзей "Рассвета"; спонсорами его в Париже было несколько известных евреев — эмигрантов из России (никто из них не был ревизионистом), в том числе адвокат Генрих Слиозберг, скульптор Н. Ансон и Исаак Найдич. Разумной причины для перевода журнала в Лондон не было; Зиновий Темкин, не стесняя себя выбором слов, заявил, что лондонская контора просто хочет сконцентрировать в своих руках все бразды правления Ревизионистским движением.
Тем не менее лондонской группе удалось проделать это с "Дер Найер Вег". В октябре того же года она была переведена в Лондон. Хотя имя редактора снято не было, Гроссман фактически сменил Шехтмана. Но успеха это не принесло. Расчеты Гроссмана на рост тиража и на доход от объявлений не оправдались. И более того: "Дер Найер Вег", которая, согласно Жаботинскому (не возражавшему против ее перевода), в Париже была "интересной и серьезной газетой", в Лондоне стала просто "партийным бюллетенем"[309].
К сожалению, эти слова были точными. От читателей пошли протесты. Но Жаботинский выразил свое профессиональное журналистское мнение и продолжал хвалить Гроссмана за организаторскую деятельность.
И все-таки в движении чувствовали, что отношения Жаботинского и Гроссмана становятся все более напряженными.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
27 АВГУСТА 1930 года сионистское движение, погрузившись в уныние, ожидало доклада Хоуп Симпсона, который, по общему мнению, нанесет еще один удар по сионизму. Вейцман на заседании Сионистского исполнительного комитета бросил собственную бомбу. Впервые он публично отрекся от идеи Еврейского государства.
"Еврейское государство никогда не было целью само по себе, это было только средство к цели. Ничего не говорится о Еврейском государстве ни в Базельской программе, ни в Декларации Бальфура. Цель сионизма — создать в Палестине некое количество значительных баз, на которых может быть создана автономная, самодостаточная и продуктивная община. Палестина могла бы стать Еврейским государством, если бы она была необитаемой страной. Но она не необитаемая страна.
Главным смыслом сионизма было не столько Еврейское государство, сколько создание материальных условий для функционарования автономного производительного общества… Зачем нам спорить по академическому вопросу о Еврейском государстве или Еврейском национальном очаге? Самое важное сейчас — это работа".
Это утверждение (которое он раньше сообщил Варбургу) было ложью даже по самому еретическому критерию. В конце концов, стремление и требование создать еврейское большинство, которое было центральным в официальной сионистской — а также и в вейцмановской — политике, считалось с тем фактом, что страна не была пуста и что в ней существовало нееврейское меньшинство.
Однако только немногие члены истеблишмента примкнули к оппозиции, обличавшей отступление от политического сионизма, — как Джозеф Кауэн, коллега Жаботинского в правлении 1921 года, призвавший Исполнительный комитет отмежеваться от Вейцмановского заявления, и члены Мизрахи, ушедшие в отставку. Лихтгейм и Грюнбаум предложили Вейцману оставить пост. Роберт Штрикер, радикал из Вены, заявил Вейцману: если вы не верите в
Еврейское государство — уходите; человек не может вести других, если не верит сам.
Вейцман возразил: "Вы выкапываете Герцля, чтобы выступать против меня".
Штрикер ответил: "Это вам надо его выкапывать, потому что для вас он умер. Мне его выкапывать не нужно — для меня он живой"[310].
Большая часть исполкома поддержала Вейцмана. Германские сионисты радостно напомнили Вейцману, что он полностью принял их точку зрения. Но еще гораздо важнее была поддержка, оказанная Бен-Гурионом от делегации лейбористов. Невнятной резолюции, заявившей: "есть надежда, что в один прекрасный день может быть еврейское большинство", оказалось достаточно, чтобы Вейцман получил большинство в двадцать четыре голоса против двух ревизионистов.
Жаботинский был удручен и погружен в уныние — уже не из-за формулировки Вейцмана, которую он в редакционной статье "Рассвета" от 7 сентября 1930 года назвал "безграмотной болтовней", но из-за "постыдной капитуляции" Исполнительного комитета.
Но ему было ясно, что ревизионистское движение не может принять создавшееся таким образом положение вещей. Рассказывая в письме к Соскину о беспрецедентном "тошнотворном спектакле", разыгранном членами Исполнительного комитета, он спросил, те ли это люди, на которых можно рассчитывать, чтобы помочь ревизионистскому движению завладеть Сионистской организацией? "Вся эта сионистская толпа боится выставить [Вейцмана], как бы бурно она ни негодовала". Он сам, "как простой публицист", начнет сейчас "прямую и открытую" пропаганду за независимую Сионистскую организацию. Кроме того, он настаивает, чтобы состоящие в Исполнительном комитете ревизионисты ушли в отставку, если только следующая сессия не предпримет шагов, равносильных неприятию вейцмановской берлинской речи.
"У нас все должно быть наготове на тот случай, если нам придется покинуть предстоящий Сионистский конгресс и продолжать существовать как Учредительное собрание независимой Сионистской организации"[311].
Но и теперь лондонские члены правления не пошевелились. Гроссман и Лихтгейм не вышли из исполкома. Внутри движения ситуация по-прежнему оставалась тревожной.
Удар нанесло британское правительство 21 октября; оно одновременно опубликовало доклад Хоуп Симпсона и политическое заявление — в Белой книге[312].
Вейцман, получивший оба документа еще 17 октября, написал, что он "был поражен совершенным недоумением". И тут он вышел в отставку как президент Сионистской организации и Еврейского агентства.
Практически его информировали о главных чертах доклада Хоуп Симпсона еще на два месяца раньше. Сам Хоуп Симпсон сообщил их 20 августа Морису Хекстеру, а тот сразу же передал это Вейцману[313]. Через три недели, 7 сентября, Хоуп Симпсон сообщил Хекстеру, что министерство колоний уже приняло его доклад в принципе и что, по всей вероятности, доклад будет вскоре опубликован, вместе с государственным политическим заявлением[314]. Хекстер тогда же доложил об этом Вейцману. И за три недели до публикации, 1 октября 1930 года, Пасфилд устно сообщил ему его содержание.
Вейцману с самого начала было ясно, что доклад Хоуп Симпсона станет катастрофой для сионизма. Уже в июне он заявил Сионистскому правлению, что выводы Хоуп Симпсона будут плохи для евреев, что иммиграция будет приостановлена и продажа земли запрещена. После чего пассивно сидел и ждал удара.
В самом деле, после вспышки во время разговора в министерстве колоний 12 мая он признавался Вере: "Я убежден, что они хотят провести нас, и Хоуп Симпсон подтвердит доклад [Шоу]". Но ни о каком встречном действии не упомянул. Напротив, он добавил: "теперь будем ждать"[315]. Через десять дней он заверял Макдональда, что сионисты ничего не предпримут до публикации доклада Хоуп Симпсона. "Мы будем терпеливо ждать", — писал он[316], тем самым гарантируя отсутствие сопротивления британскому плану.
Основные выводы Хоуп Симпсона были в самом деле оправданием и заключением доклада комиссии Шоу. Для развития еврейских поселений земли нет, кроме уже находящейся в еврейских руках. Существует большой класс "безземельных арабов", создавшийся частично в результате еврейской иммиграции. Вескость и правдоподобие добытых им сведений можно оценить по тому странному способу, каким они добывались.
Жаботинский в содержательном анализе, не лишенном сатирических нот, подчеркнул, что подбор сведений о готовности Палестины абсорбировать еврейскую иммиграцию требовал самых тщательных исследований. Согласно докладу Хоуп Симпсона существовало 6,5 миллиона дунамов обработанной земли. Следовательно, необработанных земель, которых никто никогда не обследовал, должно оставаться 18,5 миллиона дунамов.
Еще важнее, писал он, обследовать водные запасы, "поскольку весь вопрос о возделывании земли в Палестине вертится вокруг наличия воды". Хоуп Симпсон, изучавший широкую поселенческую программу в Македонии в 1922 году после обмена греко-турецким населением, сам ссылался на открытие прежде неизвестных водных источников и заключал[317], что если бы в районе Беер-Шевы были открыты артезианские колодцы, то это революционизировало бы всю проблему поселений в Палестине. Имелись там и другие важные аспекты водоснабжения, типа сохранения дождевой воды.
"Кроме того, помимо проблем земли и воды, были там и еще не менее важные, даже жизненно важные элементы: возможность торговли палестинскими продуктами, что требовало обследования соседних стран — Сирии, Египта, Ирака — и даже стран более удаленных. Для всего этого требовалось большое количество экспертов-помощников, работающих одновременно в разных регионах. И только тогда, после завершения всех этих исследований, стало бы возможно, — хотя и тогда не совсем точно, с догадками и приблизительными оценками, — вынести суждение о способности Эрец-Исраэль удвоить или утроить население за предстоящие несколько декад.