как три года назад он согласился с пожеланиями Гроссмана и его друзей, теперь он согласился с большинством рядовых участников движения — предоставить идее оставаться в Сионистской организации последний шанс. Что еще важнее — он, каковы бы ни были последствия, ни на минуту не собирался расстаться со своими планами независимых политических действий. Это тоже было известно всему движению.
Через два года после смерти Жаботинского Гроссман сформулировал свою эпитафию ему. Имея в виду поведение Жаботинского во время кризиса, он сказал: "Причины, призывавшие его к этим действиям, были самого высокого и благородного свойства". В свое время, под влиянием гнева и разочарования, он не понял, что именно это интуитивно уловили массы членов движения. На референдуме 16 апреля было предложено:
"До Шестой всемирной конференции Союза ревизионистов все функции правления и всего Ревизионистсского движения, как союза так и отдельного союза, будет передано в руки Владимира Жаботинского, президента Всемирного союза сионистов-ревизионистов".
Каждая ветвь во всем мире проводила голосование своих членов. Подсчет голосов проводился публично. Приняли участие 33790 членов. Из них 2066 сказали "нет", 31724 сказали "да" — в большинстве примерно 15 на одного. Эти цифры надо уточнять, так как Гроссман призвал своих сторонников бойкотировать референдум, что некоторые наверняка сделали. Более реалистическое сравнение представляют выборы на Восемнадцатый конгресс, через три месяца после Катовиц. Тогда Гроссман представил отдельный список "демократов-ревизионистов" и выиграл семь мест — против тридцати шести мест у ревизионистов.
Выборам на конгресс, однако, предшествовали катаклизмы, не только повлиявшие на их результаты, но изменившие и лицо, и будущее Ревизионистского движения.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
ЖАБОТИНСКИЙ правильно предугадал, как далеко зайдет Британия в своей новой панисламистской политике. Палестинский ее компонент — отдача мусульманскому миру явно незаслуженного "куска" в Иерусалиме, городе, святом только для евреев и христиан[444], - имела первоначальной целью, в случае напряженности или конфликта с Индией, получить более чистосердечную поддержку большой мусульманской общины там, — а также и в других местах. В то же время это обозначило добавочное обострение враждебности к сионизму, которую Британия стала проводить в Палестине с 1929 года.
Враждебность проявлялась на разных политических уровнях. Одним из них была постыдная реакция администрации на историю с землями Вади Хаварет (Эмек Хефер).
Когда Вейцман в июне 1931 года жаловался профессору Вильяму Раппарду, члену перманентной мандатной комиссии Лиги Наций, что палестинская администрация игнорирует "письмо Мавдональда" и фактически руководствуется Белой книгой Пассфилда (это возмутило его так, что он подал в отставку), он не предвидел, что эта администрация будет переделывать даже Белую книгу, попирая права и интересы евреев и собственный закон.
Она не позаботилась предоставить землю евреям для поселений, что предусматривалось мандатом, отдала большие ее куски арабам, в том числе отсутствующим ленд-лордам, которые в земле не нуждались, и объявила, что в стране не осталось земли, пригодной для обработки. Таким образом она вынудила евреев, жаждавших получить землю, покупать эти самые куски у тех же арабов по все время растущим ценам. Теперь же, в истории с землей Вади Хаварет, она поощряла арабов, которые ее украли.
Жаботинский описывал эпизод с Вади Хаварет как "один из самых вопиющих случаев шантажа"[445] и "в некотором смысле самое худшее, что мы вынесли за все годы британской оккупации".
По поводу этого действия Британии разногласий между евреями не было.
"5000 дунамов земли в Вади Хаварет, — писал он, — были закуплены Еврейским национальным фондом несколько лет тому назад с ведома и в некоторых местах даже под надзором правительства. Фонд уплатил за них сумму, которую сэр Джон Хоуп-Симпсон счел слишком большой. Вдобавок бедуины, которых нашли в этом районе, получили компенсацию, которую они сочли адекватной. Они взяли деньги, дали расписки и ушли. Но в конце прошлого, 1931 года бедуины вернулись, захватили землю, изгнали евреев и начали там работать. Евреи обратились к властям".
Власти не приказали бедуинам уйти и даже не попытались их урезонить. Они обратились к евреям с советом оставить район Вади Хаварет. Протесты евреев продолжались — и тут, написал Жаботинский, "сэр Джон Френч [земельный эксперт, присланный из Лондона, чтобы завершить труд Симпсона] потребовал от Еврейского национального фонда оставить землю бедуинам. Если фонд откажется это сделать, пригрозил Френч, он получит из Лондона приказ провести экспроприацию земли"[446].
Жаботинский, видимо, не знал, что угроза исходит от верховного комиссара, сэра Артура Ваучопа, который в телеграмме, посланной в министерство колоний, признавался, что действия его правительства, "вероятно, незаконны и не могут быть оправданы в суде"[447].
Однако ему можно было не беспокоиться. Сионисты не стали вызывать его в суд. Они протестовали — и отдали 60 процентов земли (3000 дунамов) бедуинам.
Ревизионистское правление в Лондоне заявило протест и указало на то, что Еврейский национальный фонд не имеет законного права на передачу еврейской земли арабам. Тогда Еврейский национальный фонд, опять-таки незаконно, передал эту проблему Сионистскому правлению, а правление сдалось без боя, чем и доказало, что оно действительно "вейцмановское без Вейцмана"[448].
Волнение более глубокого и, в сущности, исторического значения кипело на обоих берегах Иордана. Первопричиной был сам Абдалла, но семена отношений между евреями и арабами были посеяны британцами, и это отразилось на всем процессе.
Нельзя сказать, что проблема Трансиордании полностью отсутствовала в контактах между сионистскими лидерами и британцами. В меморандуме министерства колоний сохранилось упоминание, что в плане развития, предложенном после Белой книги Пассфилда и отставки Вейцмана, говорится:
"Доктор Вейцман предложил рассмотреть развитие Негева так же, как и земли на восток от Иордана. Трансиордания была фактически пустая страна. Она была, вероятно, чуть больше по количеству пригодной для обработки земли, чем Западный берег Иордана. Евреи были исключены из Трансиордании. По его мнению, это было незаконно и недопустимо по условиям мандата[449].
В другом разговоре Вейцман предложил нечто вроде компромисса. Заявив, что не может согласиться с подсчетом пригодной для обработки земли, представленным Симпсоном, он добавил: "Что касается возможного решения о переселении обитателей холмов в низину, он предложил трансфер арабов с иудейских холмов в Трансиорданию, где существует подходящая земля. Он согласился, что такое решение должно быть согласовано с арабами".
Оба предложения Вейцмана были сразу же отвергнуты верховным комиссаром Чанселором и сотрудниками министерства колоний. В каждом случае основанием служило то, что арабы Трансиордании терпеть не могут евреев и ненавидят арабов с Западного берега[450].
И в эти уютные формулировки Абдалла в 1931 году бросил бомбу.
Предполагалось, что условие, заключенное с Абдаллой в 1921 году, — он будет управлять территорией и обязуется восстановить там закон и порядок, — должно было сэкономить расходы по содержанию в Трансиордании значительных британских воинских частей. Но довольно рано выяснилось, что он совершенно неспособен выполнять свои обязательства. Его покровители были разочарованы. Хотя население страны составляло примерно 200.000 на территории в три раза большей, чем вся Западная Палестина, оно включало немалое число кочевников, традиционно беспокойных. Более того, их склонность к беспорядкам поощрялась (и направлялась против французов) самим Абдаллой, не говоря уже о его британских менторах, таких, как майор Сомерсет. Трудности для Абдаллы создавали попытки обложить налогами несогласное и легко воспламеняющееся население, отсутствие у него административных способностей и опыта и постоянная нехватка денежных средств. При каждом новом кризисе он зависел от британских бронемашин, которые Британия держала в резерве на территории, и британских самолетов, которые употреблялись для бомбежки восставших деревень[451].
К тому же субсидии, получаемой им от британского правительства, хватало только на "скелет администрации". О развитии страны не было и речи. Как позже свидетельствовал сэр Алек Киркбрайд, многолетний политический сотрудник британской администрации в Аммане: "Британцы оставили на Абдаллу свой отсталый доминион, чтобы он руководил им как хочет. Ему дали субсидию, прислали трех или четырех служащих, пожелали ему удачи и обратили свое внимание в другую сторону"[452].
В результате Трансиордания так и осталась косной и отсталой. Процветала безграмотность, здравоохранения фактически не было. После десятилетнего управления Абдаллы существовала только одна больница на двадцать коек, которую содержало в Аммане правительство[453].
Трансиордания оставалась примитивным, бедным и в подавляющем большинстве сельскохозяйственным обществом. Известный американский ученый, д-р Уолтер Клэй Лаудермилк, сделавший экстенсивный обзор Палестины по обе стороны Иордана, описал население Трансиордании как "полуголодное" и "живущее в отвратительной бедности", несмотря на богатство почвы.
Конечно же, была небольшая прослойка шейхов, богатых землевладельцев и предводителей кланов, помогавших в создании более упорядоченной общины, но не делавших ничего для развития страны. Однако они обращали внимание на то, что происходило по ту сторону Иордана. Там они видели быстрый прогресс сионистов, несмотря на сдерживающую британскую политику, и несравненно более высокий уровень жизни арабского населения. И потому наступил день, когда Иордания предприняла шаги в направлении евреев Западной Палестины в поисках сотрудничества с ними, и британское правительство внезапно оказалось перед серьезной проблемой: желанием Трансиордании предоставить землю сионистам для еврейских поселений.