Платон дергается, поднимает вверх руки. Он объяснится, пусть его только выслушают. Это чудовищная ошибка. Недоразумение.
Он – не отец.
– Попытка оказать сопротивление арбитрам при исполнении, – бормочет девочка, ни к кому конкретно не обращаясь.
Через секунду она скачком оказывается возле него, обращается в чудище – мохнатое, огромное, с крокодильей головой и огромной пастью. Раз, и эта пасть попросту заглатывает голову Серпа Адрона. Хрустят позвонки. А затем монстр выплевывает ее, и та, как мячик, катится по асфальту.
– Предлагаю отчет не составлять, а то погрязнем в бюрократии, а я только из отпуска вышла, – скучающим тоном заявляет девчушка, вернув прежний облик и облизнув губы. – Его все равно в морг везли. Положим в гроб, башку на место приставим – как новенький будет.
Водитель лишь сглатывает, смотря на то, как под обезглавленным телом расплывается лужа крови…
Видение пролетело быстро, за секунду, мелькнуло перед глазами и исчезло. Не потребовалось даже осмысливать его – оно запомнилось так, будто всегда было в разуме Платона.
Все ясно, водителя лучше не трогать. А если просто выломать крышку гроба и дождаться, когда они доедут до места назначения?
…Смерть поджидает в стенах крематория. Все тот же артефакт или сирена тревоги, на которую реагируют арбитры…
А если попытаться сбежать прямо так, пока машина едет? Выскочить на каком-нибудь светофоре или даже на полном ходу – регенерация залечит раны.
…Смерть подстерегает в лесах и улочках, идет по пятам, дышит смрадом в спину. Его ищут, его находят, его уничтожают…
…В каждом биении сердца – смерть…
В любой из концовок Платона отлавливали арбитры. Они брали его след, они настигали его и убивали без толики сожаления. Их не интересовало, кто он такой, они не слышали его объяснений – его ждала гибель.
Во всех исходах.
Это походило на шахматную партию, ставка в которой – его собственная жизнь. Он пытался ходить наперед, но раз за разом получал «шах и мат». Точно в компьютерной игре, в безумном квесте, где любой неверный шаг оборачивается надписью «Игра окончена», но у тебя есть шанс перепройти ее заново – и ты до безумия жмешь на «Начать сначала».
Пугало только то, что правильной развязки вообще могло не быть.
А если…
Очередная идея прокрутилась в голове, и Платон не увидел своей гибели. Он приготовился к ней, напрягся уже привычно – но, кроме разбросанных мыслей, в голове не появилось никаких образов. Никаких картинок. Никаких последствий.
Хм, он нащупал ту развилку, в которой есть шанс на спасение?
Губы пересохли, он облизнул их и прикрыл веки.
Дорога предстояла долгая, хотя бы потому, что каждая секунда казалась бесконечной.
Фургон припарковался у въезда в крематорий. Платон догадался по мужским крикам – «Левее!», «Назад сдай!», – а потом дверца со скрипом открылась и его гроб первым подняли с обеих сторон. Его куда-то несли грузчики, переговариваясь об обеде, так буднично, словно не тела таскали, а мешки с картошкой.
Собственно, картошкой он себя и ощущал. Когда гроб бухнули на пол, он едва не ударился лбом о крышку. Понятно, что трупам плевать – но должно же быть хоть какое-то уважение к мертвым!
– Печь запустим, когда больничных жмуриков подвезут, чтоб зря не гонять, – просипел какой-то мужик. – Володя обещал через полчаса где-то подъехать с последней партией. Как раз до обеда управимся. Чего, есть какие пожелания у родственников?
– Да, – сказал водитель. – Вот на сжигание этого, – он похлопал ладонью по гробу Платона, – родня хочет посмотреть. Сделаешь им запись?
– Да хоть со всех ракурсов. Ща тогда идентифицируем его.
Раздался хруст, это мужчина подцепил неплотно заколоченную крышку гроба ломиком. Внутрь проникли долгожданный свет и воздух. Работник крематория прошелся ломом по всем сторонам, но снимать крышку не стал – к счастью замершего внутри Платона.
– Ну все. Теперь не перепутаем, – удовлетворенно сообщил мужик басом. – Что по остальным?
– Просто жги.
– Без бэ. Пошли бумаги заполним, пока время есть. Не люблю я эту суматоху, пожрать толком не дают.
Голоса начали отдаляться. Платон некоторое время еще выждал, убедился, что не слышит даже случайного шороха. Сначала он повернулся боком, насколько позволяло узкое пространство гроба. Взглянул в узкую щель.
Это была комната, полностью выложенная белым кафелем. Запах стоял соответствующий: непередаваемая смесь гари и разложения. Далеко не все мертвецы приезжали «свеженькими». Впрочем, после заточения Платону и эта вонь казалась свежайшим воздухом.
Гробов здесь хватало. Тела нечисти привозили если не со всего города и области, то из определенных районов – точно. Живых – никого.
Уже после, когда Платон вылез, осторожно отодвинув крышку, он насчитал одиннадцать бедолаг помимо себя. За тем исключением, что они на свободу уже не рвались, лежали в своем последнем пристанище – и не возмущались.
Гробы были заколочены, видимо по общему стандарту. В комнате имелась конвейерная лента, оканчивающаяся закрытой пока заслоном печью. Мертвых отправляли в последний путь по очереди, на поток дело поставлено не было. Маленький крематорий, скорее всего областной, это настоящее везение. Здесь всем глубоко начхать на нюансы, есть регламент – его они и соблюдают.
Его план был максимально прост: поменять себя самого на любого подходящего жмурика. Выбирать особо не приходится, тут уж не до достоверности. Но работники крематория, как и водитель, все равно не знают, как он выглядел. Поэтому просто найти мужика возраста примерно Серпа и его телосложения, и все на этом.
К тому же во время заключения отец постарел, и сейчас ему запросто можно было дать как шестьдесят лет, так и семьдесят.
Вопрос, конечно, осложнялся тем, что гробы закрыты – так сразу не выберешь нужного. Платон наугад подколупнул ломом один из гробов, приехавших вместе с ним из Теневерса, но внутри обнаружилась благообразная бабуська лет так под тысячу. Даже удивительно, что она умудрилась натворить, что оказалась в магической тюрьме.
Ему повезло на четвертый раз, когда в ход уже пошли стоящие в сторонке гробы. Мужчина чем-то даже походил на Серпа внешне. Конечно, если сравнивать, то увидишь отличия. Прическа иная, черты лица не хищные, а мягкие, одутловатые. Но кто будет сверять?
Разве что Дитрих со Златоном, но Платон планировал разобраться с проблемами и сообщить братьям об отцовском «воскрешении» раньше, чем они забьют тревогу.
Как минимум потому, что напрашивался очевидный вывод: если он попал в отца, то сам Серп Адрон находится… в его теле.
Такой расклад Платона совершенно не устраивал. Особенно когда он думал, что в замке безоружная Мари. Кто знает, что отец захочет с ней сделать? Вдруг решит вернуться домой и устранить случайную свидетельницу? Неизвестно, какие у Серпа планы: затаиться или продолжить изображать пленника особняка.
Действовать нужно было быстро – хотя бы ради Марьяны.
Он вытащил неподъемное тело и переложил его в «свой» гроб. Задумался, оставить одежду как есть? Но мужик был одет в темные костюмные штаны и старый потрепанный шерстяной пиджак – все лучше тюремной формы. Опять же, меньше возможностей что-то заподозрить, увидев, что труп выглядит как-то неправильно. Да и самому Платону проще затеряться в нормальной одежде.
Вывод напрашивался очевидный: надо перебороть омерзение и переодеться.
Закончив с несчастным, которого даже после смерти не оставили в покое, Платон поправил его, склонил голову чуть вбок. Мало ли – тряхнуло на кочках.
Затем с силой надавил на крышку опустевшего гроба – та встала почти вплотную. И не прикопаешься, будто что-то не так.
Оставалось выйти из крематория, но с этим проблем как раз не было – окно в комнате имелось. Без решеток или другой защиты, самое обычное окно, в которое можно пролезть. Платон отодвинул с подоконника чайник и коробку из-под печенья, которые показывали все безразличие служащих к тому, что они чаевничают возле мертвых тел, и вылез наружу.
Пока все шло по плану.
Осталось понять, где он находится и куда ему деваться.
Глава 12
Оказавшись на улице, Платон с жадностью сделал несколько вдохов. После нескольких часов в закрытом гробу начинаешь ценить такие маленькие радости, как возможность просто свободно дышать свежим воздухом. Крематорий находился где-то в лесу; судя по солнцу, сейчас стояло раннее утро. Само здание было кирпичной двухэтажной коробкой. Обветшалое, с отваливающейся штукатуркой.
Чтобы не искушать судьбу понапрасну, Платон перелез через забор из железных прутьев. Это далось на удивление легко. Похоже, даже несмотря на проведенное в заключении время, тело отца было в неплохой форме. Наверное, он бы мог и боевую форму сейчас запросто принять, вот только пробовать не хотелось – еще, не дай небо, порвет одежду и потом по лесу придется голышом щеголять.
От крематория через лес вела одна-единственная дорога. Даже не дорога, а так – тракторная колея, скорее. Идти по ней не рискнул. Слишком большой шанс столкнуться с кем-нибудь. Потому пошел параллельно, на отдалении. Периодически выходя к этой самой дороге, чтобы не потерять направление.
Идти пришлось часа четыре, а может, больше, часов не было, но солнце перевалило далеко за середину неба.
«Хоть бы трупы осмотрел, вдруг бы нашел чего ценного», – попенял себе мужчина. С другой стороны, скорее всего, ничего путного он бы не нашел, раз тела собирались сжечь, а вот время, которое сейчас единственная ценность, – мог бы потерять.
Наконец тракторная колея переросла в полноценную гравийную дорогу, а затем он вышел к асфальту.
Ловить попутку оказалось делом неблагодарным. Грязного старика никто не горел желанием подвозить за просто так.
Мимо промчалась грязная старенькая иномарка. Едва Платон взглянул на водителя, как перед глазами всплыло очередное видение.