– Ну, если в общих чертах…
Врач перебирал предметы и давал очень емкое их описание. Точнее – поначалу он пытался уйти в пространные объяснения, но Виктор нетерпеливо покашливал, и док сразу же находил способ рассказать короче.
Потом мы ехали к особняку. Меня трясло изнутри. Тело словно окаменело, и снаружи я выглядела абсолютно спокойной, а вот внутренности будто ходили ходуном. Я понимала, что шансы на удачный исход не так уж и велики. В теории мы все обсудили детально, но когда теория совпадает с практикой?
Да что там удачный исход…
Я осознавала, что могу не вернуться из этого дома живой. Если Серп раскусит меня, то вполне может попросту убить. Зачем ему лишние свидетели, да еще знающие про махинацию с обменом телами? Придушить, и дело с концом.
Времени катастрофически мало, зелье может сползти с меня в любой момент. Некогда раздумывать, втираться в доверие. Действовать нужно быстро.
Меня трясло, но я не боялась за себя. Страха не было, как и жалости о моей незадачливой судьбе. Просто не хотелось, чтобы неплохой план – и наш единственный шанс вытащить Платона! – сломался из-за моей ошибки. Я должна отыграть партию безупречно. Как играла на пианино перед Нику, без единой оплошности. По нотам. Движение за движением.
Хорошо, что я встретилась с мамой и папой. Теперь хотя бы буду знать, что у них относительно все неплохо. Относительно – потому что жизнь на приворотном зелье не назовешь счастливой. И не только для отца, но и для самой матери, которая не может расслабиться ни на секунду. Понимать, что ты не нужна мужчине, но фанатично вливать в его напитки зелье – разве есть в этом хоть что-то хорошее?
Но я рада, что они живы и здоровы. Пусть воспитывают сына, пусть проживут долгую жизнь. Пусть их никогда больше не коснется даже тень Альбеску.
И, если повезет, я еще зайду к ним в гости.
Первая часть реализации плана – и самая простая, если по правде, – была выполнена без сучка без задоринки. Я беспрепятственно вошла во внутренний двор особняка. Никто не усомнился в «нормальности» доктора, никто не забил тревогу. Я оставила настоящего Александра Анатольевича за воротами, а сама уже вышагивала по территории. Каждый мой шаг дробью отдавался в ушах. Сердце то колотилось с жуткой силой, то замирало запуганной птицей.
В теле доктора было непривычно находиться, я ощущала себя словно в одежде, снятой с чужого плеча. Чужие руки и ноги, чужой вес, волосы, лицо. Все не мое. Это не я. Мне казалось, что Серп тотчас распознает во мне самозванку, – хотя головой и понимала, что зелье работает безукоризненно.
Но цена ошибки была слишком велика.
Серп ждал доктора в холле. Я заметила его силуэт, мелькнувший в окнах первого этажа. Он услышал, как я вошла, но не поспешил открыть входную дверь. Пришлось несколько раз постучаться.
– Здравствуйте, Платон Серпович, – произнесла я максимально уверенным голосом. – Разрешите пройти.
Как же я сразу не поняла, что он – не мой Платон? Сразу же заметила «другие» глаза, но не придала этому значения. Сейчас же, глянув на лицо мужчины, я видела разницу со всей отчетливостью.
Не зря говорят, что глаза – зеркало души. Эта душа насквозь очерствела. В ней нет ничего настоящего или живого. Могильный холод, и только.
Собственного сына он пустил в расход и даже не смутился сему факту. Конечно, я не знала всех подробностей и в душу Серпа влезть не могла, но подозревала, что папаша вообще не переживает о том, что обменялся телами с Платоном. Его все устраивало.
Он выглядел хозяином положения. Одетый в шелковый халат до пола, вальяжно стоящий в дверях. Держащий в руке бокал с чем-то темно-красным, полупрозрачным.
– Док… – Кажется, «моего» имени Серп попросту не вспомнил. – Что вы тут делаете? Вроде бы я попросил заменить мне специалиста. К сожалению, при всем моем глубочайшем уважении к вам, я не могу сотрудничать с тем, кто не верит в честность моих помыслов. Мне пришлось пережить унизительную проверку со стороны арбитров. Из-за того, что я имел глупость оказать помощь, когда вы потеряли сознание. Как по-вашему, могу ли я и дальше доверять вам?
Значит, арбитры к Серпу все же приходили, но ничего не обнаружили. Даже не знаю, плохо это или хорошо. Если бы они забили тревогу, почуяли неладное – наш план точно провалился бы. А так… есть шанс.
– Я все понимаю и не имею права осуждать ваше решение, Платон Серпович, – сказала с пониманием. – Дело в том, что я не могу просто так передать ваше дело своему коллеге. Мне необходимо провести заключительный осмотр и зафиксировать показатели. Новый доктор должен принять вас в том состоянии, которое я опишу сегодня, чтобы в дальнейшем он не мог свалить свои неудачи на мое лечение. И наоборот – если вам нездоровится, я должен это отметить. Сами понимаете, голая бюрократия, и только.
Серп явно напрягся, желваки на щеках затвердели.
– Осмотр не углубленный, – уточнила невзначай. – Поверхностный. Поймите и меня тоже, я вынужден соблюдать строгий протокол. Всего несколько манипуляций, и я уйду.
– Пройдемте, – поморщился Серп. – Закончим с вами побыстрее.
Мы оказались в гостиной. На журнальном столике стоял графин, заполненный все той же ярко-красной жидкостью. Рядом с ним – тарелка с нарезанным сыром и колбасой, возле нее лежал ножик. Серп если не праздновал, то определенно наслаждался жизнью.
– Хотите присоединиться? – Серп отсалютовал мне бокалом. – К сожалению, вино в запасах кончилось. Но Агата… моя мать готовит вкуснейший сливовый компот. Если добавить туда немножечко спирта из запасов для варки целебных снадобий, то на вкус не хуже элитного алкоголя.
Мысленно я хмыкнула, припомнив, как когда-то Платон возмутился, что не терпит кунжута и сливового компота. Почему-то мне запомнилась такая мелочь. Не особо важная, но делающая Платона ближе, понятнее.
Как я могла не заметить раньше…
– Нет, благодарю.
Я покачала головой и раскрыла чемоданчик, в котором уже немного ориентировалась. Достала блокнот, вытащила тот самый стетоскоп («Не перепутай со скальпелем!» – напоследок пошутил Виктор). Флакончик с антидотом блеснул среди инструментов доктора. Я отвела от него взгляд.
– Для начала мне нужно оценить ваше физическое состояние. Хрипы в легких, шумы в сердце. Ах да, давление еще. Думаю, здесь все хорошо, вы всегда отличались хорошим здоровьем, но все же. Позволите? Это займет буквально несколько минут.
– Валяй, док. – Серп, кажется, успокоенный тем, что синестетик с ходу не уличил его в другой ауре, вальяжно уселся на кресло, закинув ноги на подлокотник. Даже на «ты» перешел.
С несколько минут я послушала его дыхание, сердце, делая вид, что хоть что-то в этом понимаю. В ушах шумели мерные вдохи и выдохи. Удары шли один за другим.
– Угу. – Я покивала с важным видом.
Взяла блокнот, написала в нем: «22, 17, 33». Просто цифры наугад.
Затем отложила блокнот к графину с компотом.
Следующие минут десять я пыталась симулировать «осмотр» из тех обрывочных сведений и знаний, что успел рассказать доктор. Мой актерский талант был не идеален, но Серп терпел и молчал. Почти не комментируя мои потуги.
Молчал, пока я не вытащила из чемоданчика прибор для измерения ауры.
– Осмотр же должен быть поверхностным, – моментально прищурился Серп, растеряв все свое благодушие.
– Мы с вами проводили электролечение. До него у меня были записи показаний, теперь нужно сравнить состояние ауры после.
– Пусть это делает тот, кого назначат вместо тебя, – скрипнул зубами мужчина.
Решив не провоцировать, я сделала вид, что хоть не слишком этому рада, но подчиняюсь просьбе пациента.
– Как скажете, но в таком случае имейте в виду, я отмечу в документах, что измерений не проводилось. Хорошо?
Хоть замок мало отапливался, в твидовом костюме было жарко. Когда я полезла в чемоданчик убрать прибор, все буквально выскальзывало из рук, потому что ладони вспотели от напряжения.
– Я выдам вам витамины и порошки, прошлые должны были кончиться… – Я все-таки уронила чемоданчик, проклиная себя за это.
Тут же принялась собирать все, поднимая рассыпавшиеся таблетки и инструменты с пола на столик, затем суетливо запихивая все в сумку.
– Выдавай уже и проваливай! – рявкнул Серп. – Понятия не имею, почему ты решил, что ударился головой по моей вине, если у тебя невооруженным глазом видно, что есть проблемы: руки трясутся, ноги запинаются. Кто тебя вообще до пациентов допускает?
– Прошу прощения, наверное, я действительно не должен был сообщать арбитрам, Платон… Серпович. – Я произнесла это искренне. Но извинялась совсем не перед тем, кто сидел передо мной с видом хозяина положения. Перед Платоном, который из-за меня оказался в плену у Альбеску.
Закончив с сумкой, я протянула мужчине несколько флакончиков и блистеров с лекарствами. Серп взял их в руки.
На мгновение наши пальцы пересеклись. Его руки были ледяными, словно у мертвеца.
Я торопливо отвернулась, чтобы только не выдать своего смятения.
– Там одно нужно принять сразу, а остальное по схеме, я вам ее уже расписывал, но сейчас еще раз повторю… – Я взялась за блокнот, по памяти воспроизводя то, что говорил доктор. – Потом передадите это следующему врачу, вместе с назначениями. А он уже скорректирует схему под состояние вашей ауры, когда измерит ее.
«…два раза в день по семь капель…»
– То, что в желтом флаконе, сразу, – подсказала я, не отрываясь от блокнота. – Я должен убедиться, что вы его приняли.
«…три раза до еды по четыре таблетки…»
Подняла голову. Серп как-то странно на меня смотрел.
– Вы ведь обедали уже? Его как раз надо принимать после обеда, чтобы вечером успеть принять вторую…
Не успела я договорить, как зазвенело разбитое стекло.
Все флакончики, что я подала, Серп бросил на пол и наступил на них сверху тапком. Хруст испорченных лекарств и зелий пробирал до самого позвоночника.
Внутри все замерло. Я повернулась к зеркалу. То самое окно-тайник, за которым я столько раз пряталась.