Виолета вернулась уплатить по старым счетам, и вместе они сговорились украсть подношения. Манолис, конечно, не держал отца Григориса за особо ушлого; вряд ли он такой уж мастер на подобные дела, но кто знает? Если так, то у кого из двоих припрятаны подношения? У Виолеты наверняка всего было немало, и он бы распял ее на кресте, лишь бы вызнать, что да где.
К счастью, ему удалось привлечь на свою сторону некоторых деревенских, но самой большой удачей, как он прекрасно понимал, стал Маркос. Ему, должно быть, стукнуло уже тринадцать, лучший возраст. В эти годы кровь кипит, а ярость растет не по дням, а по часам. Отец Манолис приблизил его к себе; слово за слово – и удалось настроить мальца против Виолеты.
К великому его удовлетворению, никому и в голову не приходило, что подношения он так страстно разыскивает исключительно корысти ради. Это, ребятки, вам задача на потом – будет чем заняться и что обнаружить, когда я исчезну. Сегодня же главное – натравить Маркоса, чтобы тот начал угрожать Виолете и, если понадобится, прибил бы ее чертову собаку прямо у нее на глазах. Может, тогда она и сдастся.
Едва Маркос показался в переулке перед церковью, священник сунул в карман последние гроши, выуженные из ящика для пожертвований, схватил курильницу и начал громогласно возносить молитвы. Маркос, подойдя, обнаружил его в облаке дыма. Мальчик приложился к распятию, а затем к руке священника. Отец Манолис повел его в алтарь, объясняя, что тот должен сделать.
– Таков твой величайший долг, – закончил он и пожелал ему успеха.
Маркос сразу направился к Виолете. По дороге он услышал остальных мальчиков: они играли. Решил было подозвать их, но тотчас передумал. Поручение дали ему, и он должен был сам все выполнить. Проходя мимо Одинокого Дерева, Маркос увидел, что под ним расцвел ковер из красных маков. А затем взгляду открылись Камни Виолеты.
Тут ему показалось, что погода начинает портиться, – черные облака поползли по небу. Нужно было со всем покончить быстро, чтобы буря не застигла его посреди дела.
Не дойдя до дома нескольких метров, Маркос остановился. У него не было никакого плана. Если бы сейчас против него вышла сама колдунья или ее шелудивая шавка, что бы он сделал? Указания священника были размытыми: выяснить, кто взял подношения и куда спрятал. Поначалу дело казалось простым, но теперь Маркос никак не мог понять, что же именно нужно сделать. Спросить Виолету? Он бы предпочел в ее отсутствие без помех обшарить дом. В этом он был хорош; всегда находил, где мать прячет варенье, шоколадки или его карманные деньги – их она прибирала подальше, чтобы Маркос не спустил все сразу. Одна только мать могла подумать о нем такое, поэтому Маркос и брал по чуть-чуть, когда было нужно. Мать ни разу ничего не поняла. Это сводило Маркоса с ума. Она так ему доверяла; всем и каждому – и, что хуже всего, самому учителю – твердила, что он очень хороший мальчик.
– Да? И что же тогда представляют собой плохие? – фыркнул учитель, глядя на Маркоса, когда мать ушла, довольная, что выполнила долг и защитила сына добрым словом.
А то, что он делал теперь, прячась в зарослях за домом Виолеты, это хорошо? Или все-таки плохо? Хотя нет, тут-то Маркос был совершенно уверен: он помогает священнику, а значит, и всей церкви.
– Завтра! – раздался над ним чей-то голос.
Он рискнул слегка высунуться из убежища и увидел, как Ундина машет рукой и убегает. А красивая эта мерзавка, подумал Маркос. Ее волосы украшал венок из желтых маргариток.
Юбка Ундины вдруг зацепилась за колючки. «Сейчас она наклонится и увидит меня!» – Маркос занервничал и немного съежился. Но девчонка как ни в чем не бывало дернула подол и побежала дальше.
– Завтра приду с Симосом! – прокричала она, и сердце Маркоса сжалось.
Снова этот Симос. На целый год его младше – а уже завел девушку. У него самого-то ни намека на это. Он переглядывался с Матулой, но упорно не отказывался от своих обычных насмешек. Девчонки. Нет в мире никого глупее девчонок! И все же Матула ему нравилась. Он видел ее во сне. Чувствовал, как сердце разгоняется и бьется как безумное, стоит им случайно столкнуться. В прошлом году на Пасху все толпились в церкви, чтобы первыми получить благодатный огонь, и как-то так вышло, что Маркос оказался рядом с Матулой перед священником. Она повернулась, улыбнулась и уступила ему очередь. А Маркос смутился, что как дурак торжествует тут с зажженной лампадой, в то время как девчонка ему улыбается. Он подкараулил Матулу во дворе перед церковью и, едва та вышла, бросил ей под ноги хлопушку. Она испугалась, вскипела от злости и крикнула: «Идиот! А я-то еще думала…» Только это, ничего больше, но тут Маркос и понял, что она влюблена в него. Кровь бросилась ему в голову, а потому он швырнул еще хлопушку, и Матула кинулась прочь. Ну а что еще с ними делать, с этими девчонками? Только воевать. Только так всегда и было. И нате вам, теперь этот Симос, не оторвешь от Ундины, и они целыми днями вместе шляются по горам.
– Мани, Мани, иди сюда! Мальчик мой, куда ты снова сбежал?
Маркос услышал, как Виолета подзывает пса. Ах, так. Значит, хоть грязной шавки нет; можно подобраться чуть ближе, не боясь, что та поднимет лай. Маркос пополз по камням и колючкам, слушая, как Виолета разговаривает сама с собой:
– Завтра мы наконец-то пойдем в Какоператос, дойдем до моря, может, и ноги сможем в нем омочить. И все будет, как прежде. Все будет таким, каким я оставила в последний раз. Какой же сюрприз их ждет. Мы сможем собрать столько виол! Где же ты, малыш? Я слышу, что ты где-то здесь.
Маркос оцепенел, увидев, как Виолета поворачивается в его сторону. Ее белоснежные волосы сияли на свету. Это она с ним говорит? Но тут над головой раздалось ворчание, и Маркос все понял: собака его учуяла и готовится к нападению. Он поспешно вскочил, выдав свое укрытие, взял с земли камень и замахнулся. Пес попятился. Маркос решил не испытывать судьбу и бросился бежать.
– Давай, Мани. Где же ты? На кого ты рычишь? Не прогоняй его. Все-таки прогнал. Ну зачем, мальчик мой? Что он тебе сделал? Ну ладно, ладно, я тебя не ругаю. Если ему нравится наша компания, он еще вернется.
Маркос мчался, а Виолета все разговаривала с собакой. Впервые он слышал, чтобы человек так говорил с животным. Да эта тронутая с собакой общается больше, чем его мать с отцом, когда тот возвращался домой. Ну, да и это уже неплохо. Во всяком случае Маркос узнал, что хотел. Завтра дом будет пустым, так что он сможет прийти и обыскать его. А Виолета пусть идет с Симосом и Ундиной в Какоператос. Он вообще правильно расслышал? Никто, никогда не спускается к морю через Какоператос. И что она болтала о том, что они всё соберут? Может, она сказала и о том, что они всё раскопают? Маркос не помнил в точности. Терзая память, он всё спрашивал себя, не обмолвилась ли она и о подношениях.
Маркос бежал и бежал. Уже темнело, а он раз за разом повторял одно и то же. Что же они будут делать там, внизу? Точно какие-нибудь дурные делишки обделывать.
Добравшись до дома, он уже уверился: все то, о чем он думал по дороге, Виолета и сказала. Да, точно, он помнил это: «Мы пойдем туда и найдем всё так, как я оставила в последний раз». Значит, она имела в виду подношения. Завтра его ждет великий день. Завтра он всех разоблачит. Завтра какой день? Великая пятница.
Мать разрезала артишок на четыре части, добавила немного оливок и посыпала крупной солью сухарь, смоченный в оливковом масле.
– Ты по колючкам шатался? – только и спросила она. – Ползком с горы спускался?
Но Маркос ее не слышал. Он размышлял о том, как поступить завтра. Пойти в дом и обыскать его? Или последовать за Виолетой в Какоператос? Последнее казалось слишком опасным, но все же он не сомневался: именно это и следует сделать.
Более того, он должен сделать это один.
Хорошо, что я этого не знала
– Чай на столе, Симос. И не исчезай, пожалуйста, сегодня, – крикнула мать, закрывая за собой дверь.
Симос был рад, что все домашние ушли с самого утра: не хотел, чтобы они с ним столкнулись и начали задавать вопросы; боялся, что сразу всё поймут. Особенно прабабушка. От нее он никогда ничего не мог скрыть.
– А ну-ка посмотри мне в глаза, – говорила она, и ноги Симоса подкашивались. Он чувствовал, что маленькая бабушка видит все – даже то, что он сам еще толком не успел понять.
Но в кухне, когда он украдкой бросил туда взгляд, никого не было. Он зашел, глотнул чая, который даже еще не остыл. Взял сухарик и обмакнул в мед.
Итак, сегодня великий день. Конец вранью. Всю ночь он видел кошмары про Какоператос. В какой-то момент он даже проснулся, уже было бросился, как прежде, в спальню к родителям, а затем услышал ветер и взмолился, чтобы утром пошел дождь. Но утро сулило яркий солнечный день. А ведь сегодня Страстная пятница! В Страстную пятницу и небо плачет, так говорила маленькая бабушка. Но небо явно пребывало в отличном настроении, так что последние надежды Симоса пошли прахом.
Пора было собираться, и чем быстрее, тем лучше.
Он бросил в сумку несколько фруктов и немного сухариков, бутылку воды, складной нож и фонарик. В тот самый миг, когда он выходил из дома, раздались шаги маленькой бабушки. Кажется, она заметила Симоса и даже позвала, но все же шла еще слишком далеко, так что вряд ли заметила тревогу в его глазах. Чтобы избежать встречи, он метнулся в проулок, крикнув на ходу: «Мне некогда, потом поговорим!»
Ундина уже ждала его на улице перед домом. У нее-то настроение было просто прекрасное. Она поинтересовалась, не забыл ли он плавки, и Симос знаками показал, что уже в них. Они направились прочь из деревни и всю дорогу до дома Виолеты пробежали, не останавливаясь.
– Ну, проходите, ребятки. Я уж боялась, как бы не случилось чего-то такого, из-за чего вы не придете. Мы с Манисом с самого рассвета сидим наготове. Всю ночь не могла глаз сомкнуть. Как же давно я не отправлялась на такие долгие прогулки! Просто настоящий поход. И только вообразите, что когда-то я ходила туда почти каждый день. Шляпа, узелок – что ж, в путь!