Ольга КузьминаОдинокое Рождество на Бейкер-стрит
Шерлок Холмс — это человек, который никогда не рождался, но который будет жить среди нас и никогда не умрет.
«Я — сторожевой пес… Меня зовут Нюх… Моего хозяина зовут Джек…»
Эти простые фразы я повторяю себе каждое утро последние три дня. И это очень тяжело — чувствовать, как час за часом ты теряешь себя. Как линять, только без надежды, что вырастет новая шерсть. Да, шерсть тоже выпадает. Вчера Джек провел ладонью по моей спине и на пол упали два клока. Хозяин вздохнул, сел передо мной и обнял за шею. Впервые в своей долгой жизни я увидел, как он плачет.
Ему приходится еще тяжелее. Ведь он старается сдерживать происходящее. Но когда Джек вчера заплакал, я понял, что надежды нет.
— Нюх, — это вошел хозяин. Плохо, я даже не почуял его приближения. — Нюх, ржавчина одолела его…
На ладонях Джека лежал проржавевший насквозь нож. Тот самый — воплощение его заклятья и одновременно источник его власти. Пять дней Джек делал все возможное и невозможное, чтобы остановить процесс. И вот с его ладоней сыплется коричневая пыль. Нож перестал быть, а значит, очень скоро перестанет быть сам Джек, а за ним и я. Ведь это он призвал меня и разделил со мной свое заклятье. Правда осталась еще закрывающая волшебная палочка. Пока она с нами, мы не умрем. Но наверняка скоро кто-то придет и заберет ее. А мы не сможем этому помешать. И кто скажет, каким тогда будет исход следующей Игры? Веками Открывающие пытались распахнуть врата в царство Древних, но каждый раз на их пути появлялись мы с хозяином. Никто не знал точно природу заклятий, окружавших Джека, даже я. Он не говорил, а я не спрашивал. Мне просто нравилось быть его сторожевым псом.
Скоро память вылиняет окончательно, но последнюю Игру я еще помню. Отвлекаясь от все возрастающей головной боли, я перебираю имена друзей и врагов: Серая метелка, Ночной Ветер, Плут, Шипучка, Ларри… Надеюсь, я уже не успею вас забыть! И ту ночь в канун Дня Всех Святых, когда открылись врата для возвращения Великих Древних, и только чудом Закрывающие все же сохранили этот мир для людей.
Обрывки воспоминаний, как яркие вспышки: гибельный костер, торжествующие Открывающие, девочка в белом платье на камне… Я тихонько заскулил, вспомнив, как падал раненный серебром Ларри, и как никому, кроме меня, не известный волк-оборотень сумел в последний момент спасти девочку… А потом были щупальца чудовищного древнего бога, перетекающие в наш мир; последний бросок Ларри, крик Викария, и ветер, уносящий сцепившихся врагов за врата… Мое отражение в испуганных глазах Серой метелки… Джек и Джилл с волшебными палочками…
Мы победили и впереди нас ждал долгий заслуженный отдых. Но прежде нужно было что-то решить с открывающей волшебной палочкой, которая неожиданно досталась Джеку. Помнится, хозяин хотел ее кому-то передать или где-то спрятать. В подробности он не вдавался, просто сообщил, что мы отправляемся в Южную Америку. Однако, необычный финал игры что-то нарушил в устоявшемся порядке мироздания. Не могу сказать точно, я не специалист в таких вещах. К сожалению, ни мне, ни Джеку даже не пришло в голову, что нам не следует долго держать у себя открывающую волшебную палочку. Что это может быть чревато гибельными последствиями. Сказалась эйфория от удачного финала Игры, и еще кое-что очень личное.
Все уцелевшие игроки срочно разъехались кто куда, дабы избежать нежелательных расспросов полиции. Но мы задержались в Лондоне. Нужно было уладить кое-какие дела. Потом мы заехали к Джилл и Серой метелке — поздравить их с новосельем. И снова задержались.
В порту мы оказались в середине декабря. Джек пребывал в приподнятом настроении, и все повторял, что скоро мы отправимся в долгий отпуск. Но вдруг что-то разладилось. Сначала пропала открывающая волшебная палочка. Джек ни на минуту не расставался с саквояжем, в котором хранил ее. Ни он, ни я не заметили ничего подозрительного. Но в ту ночь мы оба спали слишком глубоким и долгим сном, а утром, обнаружив пропажу, Джек пристально посмотрел на себя в зеркало, а потом сдал билет на пароход.
Он все понял сразу. Освобождение от всех заклятий трудно не заметить. Время, так долго не властное над нами, начало отыгрывать свое со все возрастающей скоростью. И вот я, еще неделю назад рослый пес в самом расцвете сил, лежу на коврике дряхлой развалиной. В нашей потайной квартире в Лондоне, куда мы вернулись, нет зеркал. Но мы не можем не смотреть друг на друга. Волосы Джека стали сначала белыми, потом прозрачными. Он весь сморщился и усох. Мне не хочется думать, что с ним — с нами — будет дальше.
— Нюх, — Джек садится рядом со мной и гладит мою голову дрожащими пальцами. — Нюх, старина, нам нужно найти себе замену. Сегодня, непременно до полуночи… Думай, дружище, думай.
Я вздохнул. Трудно думать, когда болит голова. Сегодня ночью Рождество. Обычно мы с Джеком старались оказаться на это время где-нибудь в местах весьма отдаленных от цивилизации и желательно очень теплых. И вот теперь Джек смотрит поверх меня в окно на легкий падающий снег и плечи его вздрагивают от холода и бессилия. Камин он сегодня даже не разжигал, и в квартире очень холодно.
— Они придут ночью, — Джек говорит негромким, лишенным выражения голосом. — Я чувствую их… Но это все, что я еще могу.
Я отвел глаза. Видеть хозяина таким беспомощным для меня тяжелее, чем ощущать собственную дряхлость.
— Если бы Ларри был здесь, — Джек уронил голову на руки. — Джилл покончила с Игрой, и я не в праве просить ее передумать.
Неожиданная, сумасшедшая мысль пришла мне в голову. Я заскулил, привлекая внимание хозяина. Говорить с Джеком, как раньше, я не мог. Но это не важно. С трудом поднявшись на ноющие в суставах лапы я проковылял к стоящему в углу низкому столику. Его давно не протирали и сейчас это было как нельзя кстати. С трудом удерживаясь на трех лапах, я провел по толстому слою пыли несколько линий. Линии получились не очень ровные, но я надеялся на догадливость Джека. Хозяин подошел ко мне и несколько долгих минут смотрел на буквы.
— Ты уверен, Нюх?
Я осторожно кивнул — голова болела все сильней.
— Ну что ж, доверяю твоей интуиции.
Через десять минут мы вышли на заснеженную улицу. Ветер пробирал до костей, а моя изрядно поредевшая шерсть совсем не согревала. Хозяин так закутался в шарф, что я не видел его лица. К счастью, нам удалось поймать кэб. По дороге я думал о человеке, к которому мы ехали. О его отточенном уме, страстной натуре и огромной силе воли. Я чувствовал к нему такое уважение, какое испытывал к очень немногим существам из всех, мне известных. Тогда, в октябре, он не был на нашей стороне, в полном смысле всех аспектов Игры, но я не сомневался, что предложил Джеку правильное решение.
Рука Джека почти не дрожала, когда он позвонил в дверь дома номер 221-Б на Бейкер-стрит.
Это Рождество я встречал один. Моя дорогая хозяйка сочла, что нужно иногда навещать своих родственников и уехала, не забыв при этом приготовить для меня праздничный ужин. Мой лучший друг доктор Ватсон встречал Рождество со своей новой женой. Я мысленно пожелал ему счастья, хотя и не одобрял его выбор. Но они поженились два месяца назад и это оказалось для меня очень кстати — учитывая мое новое состояние.
Весь день я провел за чтением любопытной монографии о значении образа оборотня в мифологии разных народов. Автор предлагал весьма нестандартные трактовки и гипотезы, над некоторыми из которых хотелось смеяться, однако большинство заставили меня призадуматься.
Вечерело, но накрытый стол не манил меня. Налив себе в бокал немного кларета, я устроился у окна. Там шел снег, и если смотреть на небо поверх домов, можно представить себе, что города нет, а вокруг холмы, поросшие вереском, и где-то рядом лес… Мне удалось вовремя остановить свое разыгравшееся воображение. Впрочем, решение все равно уже принято. Это мое последнее Рождество на Бейкер-стрит. В следующем году я оставлю Лондон, переселюсь куда-нибудь в деревенскую глушь, где никто не сможет помешать мне ставить эксперименты в свое удовольствие. Даже Ватсон. Особенно Ватсон. Бедный мой терпеливый друг, он так и не понял, почему в конце октября этого года я вдруг оставил расследование дела Джека Потрошителя и связанные с ним события в предместьях Лондона. К счастью для нас обоих, в то время он был озабочен сердечными делами, и, хотя сопровождал меня, больше думал о невесте, чем о расследовании. Но изменения, происходившие со мной, трудно было не замечать.
В ноябре и начале декабря я довольно удачно и быстро закончил несколько запутанных дел, связанных, к сожалению, с громкими скандалами в благородных семействах. Газеты только и писали, что о моих успехах, превращая меня в какого-то всемогущего волшебника. Но доля истины в их раздражающей писанине была. И Ватсон заподозрил неладное. В последнюю нашу встречу три дня назад он порядком напугал меня. Та сцена в гостиной некогда нашей общей квартиры до сих пор стояла у меня перед глазами.
— Холмс, я думаю, вам нужно мне кое-что объяснить. — Ватсон залпом выпил предложенный мною бокал шерри и нервно закурил. Я постарался как можно незаметнее сместиться подальше от него к окну под открытую форточку. — Последние два месяца вы явно не в себе.
— Почему вы так решили, друг мой?
Ватсон быстро взглянул на меня и затеребил бахрому скатерти.
— Мне следовало раньше поговорить с вами, но меня отвлекали семейные дела, практика, и только когда я прочитал все это, — Ватсон достал из кармана пачку газетных вырезок и бросил на стол, — только тогда я начал подозревать неладное. Холмс, что с вами? Вы больны? Что вы от меня скрываете?
— Не понимаю, о чем вы, друг мой, — как можно мягче произнес я, лихорадочно придумывая правдоподобное объяснение происходящему со мной.