— Черт подери! Я продолжал работу.
— Ну-ну, и что вы успели сделать?
— Я распорядился обшить корпус медью, проконопатить палубу, отремонтировать трюм.
— Вот черт! Дорогой мой, немедленно прекратите траты; вы прекрасно понимаете, что я не намерен оставлять у себя два судна, поскольку даже одно едва не разорило меня.
— Так что мы сделаем с «Монте-Кристо»?
— Выставим на продажу.
Подиматас покачал головой и почесал за ухом.
— Такое славное судно! — проворчал он.
— Дорогой мой, вы смотрите на него глазами соотечественника. На меня оно не производит впечатление такого уж славного. «Монте-Кристо» — это настоящее корыто, а как подумаешь, что в своем нынешнем состоянии это судно обошлось мне вдвое дороже, чем «Эмма»… ведь вы только что израсходовали на него две или три тысячи франков, не так ли?
— Я израсходовал на него шесть тысяч франков.
— Как, шесть тысяч?
— Да, если не больше.
— Но то, что вы израсходовали на него такие деньги, хотя бы подняло его цену?
— Определенно.
— Я имею в виду цену его продажи.
— О, что касается продажи, не думаю.
— Как это не думаете? Скажем честно: в общей сложности «Монте-Кристо» обошелся мне в тридцать тысяч франков.
— Около того.
— Сколько, по вашему мнению, я могу за него выручить?
— Тысяч десять или двенадцать, наверное.
— Как?! К тому же еще я потеряю на продаже «Монте-Кристо» двадцать тысяч франков?
— Герцог де Грамон потерял на продаже своей яхты шестьдесят тысяч, а барон де М*** — семнадцать тысяч.
В свой черед я почесал за ухом. Возразить на этот ответ Подиматаса было нечего.
Я отправился к г-ну Пти, морскому маклеру, и доверил ему представлять мои интересы при продаже «Монте-Кристо».
Господин Пти взялся продать «Монте-Кристо», и я вне себя от радости отправился обратно в Париж, возложив на своего молодого друга г-на Ру, архитектора, заботу придать еще большую красоту «Эмме».
Составили смету, и выяснилось, что, потратив около двух тысяч франков, можно будет превратить «Эмму» в настоящее сокровище. На другой день после моего отъезда Ру должен был приняться за работу.
Обеденный зал предстояло украсить коврами и оружием, привезенным мною с Кавказа.
Кают-компанию должен был расписать в помпеянском стиле г-н Ренье, один из самых заметных учеников г-на Глейра.
Господин Дюбоск, подрядчик малярных работ, потребовал предоставить ему право выполнить всю покраску судна за так.
Это напомнило мне, что совсем недавно я оплатил счет на покраску, выставленный моим подрядчиком из Ла-Варенна, и счет этот, на две тысячи семьсот франков, удалось уменьшить до полутора тысяч.
Просто невероятно, насколько по мере удаления от Парижа доброжелательнее ко мне становятся люди, с которыми я соприкасаюсь!
Когда оказываешься за границей, это становится еще очевиднее; я ведь рассказывал, как меня принимали в России.
Мне уже доводилось говорить, что, за исключением нескольких избранников моего сердца, именно среди моих незнакомых друзей следует искать моих лучших друзей.
В ответ на дурной прием, оказанный ему в Назарете, Иисус задолго до меня сказал: «Нет пророка в своем отечестве».
И потому отправимся в края, которые не являются нашим отечеством; тем не менее думать об этом грустно.
Однако оставалось еще найти капитана.
Обратите внимание на различные стадии, через которые мне пришлось пройти.
Вначале я имел капитана, но без шхуны; затем шхуну, но без флага; затем шхуну и флаг, но без капитана; наконец, две шхуны и два флага, но без капитана.
Однако все в Марселе мне говорили, что беспокоиться об этом не надо: капитан найдется всегда.
Так что я и не беспокоился. От Небес мне достался счастливый характер, неподверженный беспокойству.
К тому же вначале все шло прекрасно. Через день после моего возвращения в Париж я получил письмо от г-на Беше, известившего меня, что «Монте-Кристо» продан за двенадцать тысяч франков.
Поскольку это соответствовало максимальной оценке, сделанной Подиматасом, возразить против такой оценки было нечего.
И я ответил:
«Оплатите обшивку медью, оплатите конопачение, остальное отдайте г-же Альтарас в счет десяти тысяч франков, которые я еще должен ей заплатить».
Спустя три дня я получил письмо, извещавшее меня, что покупатель, опасаясь тех неприятностей с греческими консулами, какие вынуждали меня избавиться от моего судна, отказался от покупки.
Я счел эту новость скверной, но причину отказа разумной и, подобно туркам, ответил словами: «Господь велик!»
Неделю спустя меня известили, что нашелся покупатель, готовый заплатить десять тысяч франков, и спрашивали, что делать.
«Продавайте, оплатите обшивку медью, оплатите конопачение, остальное отдайте г-же Альтарас».
Я пребывал в уверенности, что обшивка медью оплачена, конопачение оплачено, а часть долга г-же Альтарас погашена, как вдруг получил известие, что покупатель отказался от покупки, ибо, как ему стало известно, под Иерусалимским флагом он не может каботажить у берегов Франции.
Определенно, «Монте-Кристо» было трудно сбыть с РУК.
На этот раз я ничего не ответил: не стоило добавлять расходы на почтовую марку к тем тратам, в которые меня уже вовлек «Монте-Кристо».
Неделю спустя я получил телеграфическую депешу от г-на Пти:
«За «Монте-Кристо» предлагают девять тысяч франков наличными; продавать?»
Я ответил если и не с бесстрастностью, то, во всяком случае, с лаконизмом спартанца:
«Продавайте!»
И в самом деле, если бы я стал медлить, а цена мало-помалу падала бы так с каждым новым предложением, все кончилось бы тем, что для продажи «Монте-Кристо» мне пришлось бы доложить деньги из собственного кармана, вместо того чтобы получить хоть какую-нибудь выручку.
Я пребывал в тревожном ожидании, каждую минуту опасаясь узнать, что покупатель за девять тысяч франков отказался от покупки, как это уже произошло с покупателем за десять тысяч и покупателем за двенадцать тысяч.
В разгар этих тревог мне доставили письмо со штемпелем Марселя.
Признаться, я помедлил в нерешительности, прежде чем вскрыть это письмо.
Наконец, призвав в помощь себе все свое мужество, я сломал печать.
Покупатель подписал договор, но, вместо того чтобы немедленно заплатить наличными, как об этом говорилось в депеше, он, в соответствии с правилами Морского кодекса, намеревался заплатить лишь через два месяца, ввиду того, что Подиматас взял заем в тысячу франков в форме бодмереи.
Для меня это было китайской грамотой. Что означают слова «заем, взятый в форме бодмереи»? И, каким бы образом он ни был взят, зачем и по какой причине Подиматас, которому я платил более чем регулярно, взял заем под залог моего судна?
Мне показалось, что дело вполне заслуживает поездки в Марсель. Это была уже десятая или двенадцатая поездка на протяжении одного года. К счастью, мой старый друг Анфантен, преданный нашим общим воспоминаниям об улице Монсиньи, способствовал мне в этих переездах: если бы не он и не Реаль, которому я выражаю здесь мою глубочайшую признательность, на одну лишь дорогу у меня ушло бы две тысячи четыреста франков.
Так что я прибегнул к помощи моего друга Анфантена и отправился в Марсель.
Приехав туда, я отправился прямо к г-ну Пти.
Попутно скажем, что на протяжении всех этих долгих и бурных переговоров г-н Пти держал меня в курсе событий, выказывая не только услужливость, но и бескорыстие, которому ни на минуту не изменил.
Он отказался от всякого маклерского вознаграждения.
Вот в каком состоянии находились дела. Подиматас взял на нужды судна заем под залог самого судна. Это право предоставляется капитану, даже в отсутствие судовладельца, на случай поломок, требующих быстрого ремонта.
Я вызвал Подиматаса, и он чистосердечно признался мне, что тысяча франков была необходимо ему не для нужд судна, а для его собственных надобностей, и он взял эти деньги в заем под залог судна, не осмелившись попросить их у меня; предполагалось, что я удержу эту тысячу франков из его жалованья.
Не знаю, почему я питал такую слабость к Подиматасу, невзирая на его вечно нахмуренное лицо, его никогда не смотревшие на вас глаза и глубоко нахлобученную на лоб шляпу.
— Ладно, — сказал я г-ну Пти, — присоедините тысячу франков Подиматаса к расходам на обшивку медью и конопачение, а остальное отдайте госпоже Альтарас.
— Но, полагаю, — промолвил г-н Пти, — я говорил вам, что эти господа не желают платить до четырнадцатого мая.
— Да, несомненно, из-за займа, взятого Подиматасом под залог судна; но, поскольку я признаю этот заем и оставляю за ними право назначать цену…
— Да, но он может взять и другой заем — сегодня, завтра, послезавтра.
— Тем не менее признаюсь вам, дорогой господин Пти, что я рассчитывал на оставшуюся сумму, какой бы незначительной она ни была, надеясь с ее помощью расплатиться с госпожой Альтарас.
— Для того, чтобы вы получили эту сумму, вам необходимо иметь поручительство.
— И в каком объеме должно быть поручительство?
— В объеме суммы, которая будет вам выплачена.
— А насколько велика может быть эта сумма?
— Она составит около полутора тысяч франков.
— Что ж, иду искать поручителя; будет удивительно, если я не найду в Марселе друга, готового поручиться за меня на полторы тысячи франков!
С этим словами я поднялся.
Однако в это мгновение чья-то рука опустилась мне на плечо, заставив меня снова сесть.
— Черт побери! — с чистейшим марсельским выговором произнес тот, кому принадлежала эта рука. — Не стоит вам утруждать себя из-за такого пустяка!
И, приблизившись к г-ну Пти, заявил:
— Так вот, я, Эдмон Пиродо, выступлю поручителем господина Дюма.
Я посмотрел на того, кто оказывал мне эту услугу: никогда прежде мне не доводилось его видеть. Это снова был один из тех незнакомых друзей, о которых я говорил выше и которые готовы делать для меня то, чего не делают люди, связанные со мной узами тридцатилетней дружбы.