Пока я был в конторе г-на Пти, трижды приходил какой-то несчастный молодой солдат, чтобы справиться у меня, известны ли имена двух спасшихся пассажиров: бедняга надеялся, что его отец, который был судовым плотником на борту «Ясона», оказался в числе счастливчиков, чудом избежавших смерти.
Вечером я отправился на концерт г-на Лаваня, молодого баритона, который, возвращаясь с Маврикия, где он на протяжении восьми месяцев оставался причисленным к оперной труппе г-на Пти-Вельтера, претерпел кораблекрушение у маяка Планье и сумел спасти лишь те свои пожитки, что находились в его каюте.
Утром, полагая, что я обладаю определенным влиянием в Парижской опере, он пришел рассказать мне о случившейся с ним беде и попросить меня рекомендовать его моему старому другу Руайе.
Я ответил ему, что могу одной короткой фразой дать представление о влиянии, которым пользуюсь в Императорской академии музыки:
— Пару лет тому назад господин Фульд лишил меня права свободного входа в Оперу, которым я располагал с тысяча восемьсот двадцать восьмого года. Правда, довод, которым обосновывалось это решение, был превосходным: «Чего ради сохранять господину Дюма право свободного входа в Императорскую академию музыки? Ведь он туда никогда не ходит!»
Такого рода несчастные случаи — я говорю не о запрете моего права свободного входа в Оперу, а о кораблекрушениях, — как бы ни был привычен рассказ о них обитателям портовых городов, всегда вызывает там огромное сочувствие.
Дело в том, что перед лицом разрушительной стихии каждый испытывает тот или иной страх: одни — за родных, другие — за друзей, почти все — за свое достояние.
Давая концерт в Марселе, г-н Лавань вдвойне имел право на успех: он обладал талантом и претерпел несчастье.
Небольшой зал, где он давал свой концерт, был переполнен, и сборы оказались максимально возможными, составив около тысячи франков.
Пока я присутствовал на концерте г-на Лаваня, меня отыскала там телеграфическая депеша, посланная из Генуи. В ней было всего две строчки:
«Если желаете побывать на празднике, поспешите. Новая депеша сообщит Вам о дне отъезда.
1 мая 1860 года».
Я тотчас же покинул концерт, чтобы поторопить моих друзей Ру и Крапле, которым, как уже говорилось, было поручено обустроить «Эмму».
Все заверили меня, что приготовления закончатся где-то между 5 и 10 мая, и я ответил Векки почтовым сообщением:
«Можете рассчитывать на меня. Жду дальнейших указаний».
Тот, кто вернется в Марсель после двадцатилетнего перерыва, уже не узнает Марселя. Завоевание Алжира, связи с Востоком, как южным, так и северным, то есть с Египтом и Константинополем, Крымская и Итальянская войны сделали Марсель вторым городом Франции.
Лион уронил в Рону свою вице-королевскую корону.
Состояния делаются здесь с головокружительной быстротой. В тот день, когда во Франции была провозглашена свобода торговли, какой-то предприимчивый англичанин закупил в Марселе французских вин на восемнадцать миллионов. Маклер, которому было поручено вести переговоры, обычный маклер, заработал на этой сделке двести тысяч франков.
По возвращении с Кавказа я обедал с одним маклером, бухгалтерские книги которого удостоверяли годовой барыш в размере девятисот шестидесяти тысяч франков.
Да и сам Марсель, если можно так выразиться, сделал себе состояние с неменьшей быстротой, словно король, которому признательные подданные приносят свою дань. Сегодня это биржа, завтра — кафедральный собор, преподносимые ему в виде безвозмездных даров, и единственная его забота состоит в том, чтобы принять их.
Скажем несколько слов о громадных работах, осуществленных в Марселе. Кое-кому из наших читателей это может быть интересно.
Береговой лазарет, занимавший территорию в несколько гектаров, был ликвидирован в ходе санитарных реформ, и земля, на которой он стоял, освободилась для строительства. С другой стороны, возникли значительные дополнительные участки суши, отвоеванные у моря за счет проведения портовых работ: их общая площадь составляет не менее четырехсот тысяч квадратных метров.
Однако эта рукотворная суша стала причиной судебной тяжбы. Вспомним спор, который в 1831 или 1832 году возник между Англией и Неаполитанским королевством по поводу острова Юлии, внезапно поднявшегося из моря к югу от Сицилии.
Англия захватила его, завладев им, однако, лишь на карте; затем, вознамерившись добавить к политическому обладанию еще и фактическое обладание, она отправила туда губернатора и гарнизон.
Прибыв на место, губернатор и гарнизон тщетно искали на поверхности моря остров, обозначенный на карте: он полностью исчез.
На землю, внезапно появившуюся из воды, подобно острову Юлии, зарились одновременно государство и город, в равной степени имевшие на нее права собственности. Наконец, было достигнуто соглашение: казна уступила отвоеванные земли городу на условии, что он внесет свой вклад в осуществление работ, возложенных на государство.
Частью этих работ являлось строительство портовых молов и кафедрального собора.
Но, чтобы приняться за подобный труд, требовались огромные предварительные затраты.
И вот тогда один из самых опытных и самых отважных наших предпринимателей осознал будущее Марселя.
Мирес[12] купил за двадцать миллионов франков земли, отвоеванные у гор и моря.
Более того, когда кредиты задерживались, он своими деньгами содействовал работам, которые осуществляли городские власти.
Рабочие начали срывать гору, оберегавшую от мистраля городской порт; городской совет возмутился.
— Я построю дома выше вашей горы, — с самоуверенностью, которую придают деньги, ответил Мирес.
И действительно, он построил тот великолепный островок домов, что явился всего лишь прообразом улицы, которую ему еще предстояло создать.
Гора же была сброшена в море.
Когда приходишь в новый порт, прежде всего пугает грандиозность замысла, вложившего лопату в руки рабочих. Вряд ли невооруженным глазом можно охватить всю береговую линию от кафедрального собора, где причалы начинаются, до «Зеленого замка», где им предстоит закончиться.
Меж тем строительство доков продолжается, продвигается вперед и способствует формированию тех новых кварталов, от которых будет рукой подать до Испании, Африки и Азии — по Средиземному морю, до Америки — по Атлантическому океану, до Гавра — по железной дороге.
Здесь уже проглядывают начальные вехи некоего нового Ливерпуля, некоего второго Нью-Йорка.
Мирес понял великое предназначение фокейского города и разработал свои планы в предвидении этой необъятной будущности.
Старый порт располагает лишь тридцатью гектарами акватории и тремя тысячами метров причалов.
Вспомогательный порт, сооружение которого началось при Луи Филиппе, а продолжилось и закончилось при правительствах и правлениях, сменявших друг друга после Революции 1848 года, обладает, включая аванпорт, восьмьюдесятью двумя гектарами акватории и вдвое большей площадью причалов.
Доковый бассейн будет иметь площадь акватории не менее шестнадцати гектаров.
Что же касается бассейна Наполеона, сооружение которого идет полным ходом, то он один, как по площади акватории, так и по площади причалов, будет больше, чем два этих порта и доковый бассейн вместе взятые.
Наконец — когда впадают в гигантоманию, остановиться уже не могут, — стоит вопрос о том, чтобы довести огромные молы до гор, образующих прибрежную полосу, и таким образом создать для кораблей укрытие площадью более восьмидесяти гектаров.
Когда эти работы завершатся, Марсель будет располагать по меньшей мере пятнадцатью километрами причалов и более чем двумястами гектарами портовой акватории.
Так или иначе, Марсель, вероятно, теперь второй после Парижа город, где осуществляются самые грандиозные в мире строительные работы.
Его канал, предназначенный для того, чтобы доставлять ему воду из Дюрансы, один только этот канал обошелся в тридцать пять миллионов франков!
Акведук Рокфавур, по своим очертаниям не такой красивый, как Тарский мост, что правда, то правда, но внешне более мощный, оставил его далеко позади себя. После египетских пирамид и шпиля Страсбургской колокольни это самое высокое сооружение на свете.
Одновременно строится биржа, которая по площади на сто квадратных метров больше Парижской биржи; дворец правосудия, который будет одним из самых больших во Франции, и кафедральный собор в византийском стиле, чей неф мнит себя способным сравняться длиной и шириной с нефом собора святого Петра в Риме.
В это же самое время молот крушит дома, отделяющие Канебьер от Мельянских аллей, и тем самым предуготовляет возникновение улицы, которая будет соперничать с парижской улицей Риволи, туринской Виа По и лондонским Стрэндом.
Мы говорили о двух новых городах и старом городе, который вот-вот снесут.
Четвертый город поднимается в Каталанах, ничем не примечательной родине Мерседес.
Окружная дорога, на протяжении целого льё тянущаяся вдоль моря, связывает Каталаны с бульваром Прадо.
Возводится дворец наследного принца, и два его этажа уже господствуют над четырьмя портами.
Экская улица превращена в великолепный проспект.
И, наконец, сплошь отделанная мрамором часовня возводится на вершине горы, посвященной чудодейственной Божьей Матери-охранительнице.
Впрочем, все эти улучшения и украшения вовсе не случайность, не прихоть фортуны, не дань моде. Нет, просто при нынешнем расцвете индустрии, торговли и цивилизации Марселю уготовано великолепное будущее.
Францию омывают воды двух морей.
На океаническом побережье у нее четыре крупных торговых порта: Гавр, Бордо, Нант и Дюнкерк; на средиземноморском — Марсель.
Таким образом, четыре главных порта делят между собой наши морские связи с западом и севером; с западом — Бордо и Нант, с севером — Гавр и Дюнкерк.