Еще до прибытия в Таламоне, находясь в море, генерал написал свой первый приказ. Затем он вызвал полковника Карини и поручил ему зачитать этот приказ вслух.
Карини взобрался на крышу каюты, послужившую генералу письменным столом, и прочитал:
КОРПУС АЛЬПИЙСКИХ ОХОТНИКОВ.
Назначение данного корпуса будет, как и прежде, основываться на полнейшем самоотречении во имя возрождения отчизны. Доблестные охотники служили и будут служить своей стране, выказывая самоотверженность и дисциплину, присущие лучшим воинским корпусам, и надеясь и притязая лишь на незапятнанную совесть.
Никакие чины, никакие почести, никакие награды не манили этих храбрецов; когда опасность миновала, они обрели приют в безвестности личной жизни, но, как только пробил час битвы, Италия вновь видит их в первых рядах борцов: жизнерадостными, волевыми, готовыми проливать ради нее свою кровь. Боевой клич Альпийских охотников тот же, что звучал год тому назад, когда на берегах Тичино они сражались с французской армией:
Вырвавшись из наших уст, клич этот повсюду внушит страх врагам Италии.
(Далее следует подробное описание организации корпуса.)
Замечание. Организация корпуса та же, что и в итальянской армии, к которой мы относимся, и чины, данные за заслуги, а не за привилегии, являются теми, какими они уже были завоеваны на других полях сражений.
Что же касается организации корпуса, то она такова.
Главнокомандующий: Гарибальди.
Начальник штаба: полковник Сиртори.
Манин — штабной капитан,
Кальвино — штабной капитан.
Майокки — офицер штаба.
Боркетта — офицер штаба.
Грициотти — офицер штаба.
Бруццези — офицер штаба.
Старший адъютант генерала: полковник Тюрр.
Причислены к штабу главнокомандующего: Тюкёри, Ченни, Менотти, Монтанари, Банди и Станьетти.
Личный секретарь генерала: Джованни Бассо.
Причислен к экспедиции в качестве гражданского комиссара: Франческо Криспи.
Весь корпус разделен на семь рот, и вот список их командиров:
Биксио,
Орсини,
Стокко,
Ла Маза,
Анфосси,
Карини,
Кайроли.
Начальник инженерной службы: Минутилли.
Главный интендант: Ачерби.
Врачи: Рипари, Больдрини, Цильяни.
Приведенная в надлежащий порядок, экспедиция снова двинулась в путь 9 мая, в половине четвертого утра.
В тот же день, в пять часов утра, добровольцы прибыли в Санто Стефано, где запаслись водой и углем.
Около трех часов пополудни они вновь вышли в море, проложив курс между Сардинией и Сицилией.
Утро 10 мая было использовано как на борту «Ломбардо», так и на борту «Пьемонте» для раздачи оружия всем семи ротам. Что же касается четырех пушек, хитростью добытых в Таламоне, то командующим артиллерией был назначен полковник Орсини, а его роту доверили майору Форни.
Когда раздача оружия закончилась, приступили к раздаче небольшого запаса красных рубашек и всех прочих предметов снаряжения, которые удалось добыть в Генуе.
Мы уже говорили, Гарибальди находился на борту «Пьемонте», которым командовал Кастилья. Именно «Пьемонте» прокладывал путь.
Биксио, имевший опыт капитана морского судна, командовал, как мы тоже упоминали, «Ломбардо».
Карини осуществлял командование личным составом.
Было условлено, что один корабль пойдет в кильватере другого и они по возможности не будут терять друг друга из виду, хотя зажигать ночные фонари запрещалось из опасения выдать движение пароходов неаполитанским крейсерам.
Море было спокойно и стоял густой туман: обстоятельства благоприятствовали экспедиции.
Десятого мая, в четыре часа пополудни, тот самый человек, охваченный манией самоубийства, что уже бросался в море с борта «Пьемонте» и вследствие реорганизации отряда оказался теперь на борту «Ломбардо», во второй раз кинулся в воду.
Биксио, постоянно находившийся на палубе, тотчас же дал приказ остановить судно и спустить на воду шлюпку с четырьмя добровольцами.
Как и в первый раз, ценой невероятных усилий удалось вытащить из воды этого безумца, едва подававшего признаки жизни.
После того как врачи — заметьте, что он и сам был врачом, — оказали ему помощь, необходимую в его состоянии, он был связан и оставлен под охраной двух часовых, которым было приказано не спускать с него глаз.
Это происшествие, как мы увидим позднее, было предопределено Провидением.
И в самом деле, «Ломбардо», остановившись ради спасения этого человека, потерял около двух часов и, следственно, сильно отстал от «Пьемонте», обладавшего к тому же еще и большей быстроходностью.
В ночь с 10 на 11 мая, полагая, что «Ломбардо» отстал из-за своего медленного хода, генерал Гарибальди приказал лечь в дрейф и стал дожидаться пропавшего из виду парохода.
То ли забыв о договоренности не зажигать огни, то ли желая дать «Ломбардо» возможность присоединиться к нему, на «Пьемонте» не только подняли на мачты фонари, но и оставили каюты освещенными так, как это бывает во время обычного плавания.
Со всеми этими огнями он предстал удивленным взорам тех, кто был на «Ломбардо», прямо у него на пути, словно перегораживая ему дорогу, и потому, естественно, был принят ими за вражеский корабль. Впередсмотрящие вызвали на палубу Нино Биксио, отдыхавшего в каюте, и после совещания с несколькими другими морскими офицерами, которые находились на борту в качестве добровольцев, и Карини, которого вызвали на случай боевой тревоги, чтобы раздать бойцам боеприпасы, было решено взять подозрительное судно на абордаж.
Поскольку все заставляло думать, что перед ними враг, ничего другого им не оставалось.
На «Пьемонте», со своей стороны, увидели, что к ним приближается какое-то паровое судно, но, не будучи уверены, что перед ними то самое судно, которого они ожидали, совершили маневр, чтобы пройти у левого борта подозрительного корабля.
Оказавшись на расстоянии человеческого голоса от него и желая снять все сомнения, с «Пьемонте» крикнули:
— Эй, на «Ломбардо»!
Между тем на палубе «Ломбардо» собрались старшие офицеры, моряки и другие добровольцы. Они услышали этот зов.
Карини хотел было ответить, но Биксио зажал ему рот ладонью.
— Ни слова! — произнес он. — Это неаполитанский военный корабль, который узнал нас и хочет нас захватить.
Воцарилась тишина.
И тогда среди этой тишины послышался зычный голос Гарибальди, который дважды крикнул:
— Капитан Биксио! Капитан Биксио!
Сомневаться более не приходилось: перед «Ломбардо» было не вражеское судно, как многие полагали, а «Пьемонте».
— Черт бы вас побрал! — воскликнул Биксио. — Мы же договорились погасить огни, а вы тут устроили иллюминацию!
Затем корабли подошли почти борт к борту, и с помощью рупора Биксио объяснил причину задержки; после чего они снова двинулись в путь, и, поскольку уже близился рассвет, Гарибальди дал Биксио приказ следовать за ним на некотором отдалении.
Одиннадцатого мая, в половине четвертого утра, участникам экспедиции показалось, будто впереди они видят землю; но это ошибочное впечатление создавали облака, что вскоре, с восходом солнца, стало очевидно.
В половине седьмого на горизонте отчетливо вырисовалась группа Эгадских островов.
В десять часов утра пароходы были уже в непосредственной близости от Фавиньяны; «Пьемонте», по-прежнему шедший впереди, круто повернул направо.
— Вот черт! — снова выругался Биксио. — Что-то опять взбрело ему в голову!
И он приказал рулевому следовать тем же курсом, что и «Пьемонте».
Причиной этого маневра «Пьемонте» явилось то, что Гарибальди увидел английское торговое судно, вышедшее из порта Марсалы. Генерал направился прямо к этому судну и, как только они могли услышать друг друга, по-английски спросил капитана, находится ли в порту флот.
Англичанин ответил, что флот вышел из порта с час тому назад и направился к югу.
— А куда вы держите путь? — поинтересовался Гарибальди у английского капитана.
— В Геную, — ответил тот.
— Что ж, — продолжил Гарибальди, — сообщите в Генуе, что экспедиция генерала Гарибальди благополучно высадилась в Марсале.
«Пьемонте» повернул налево, и «Ломбардо» последовал за ним.
Проходя рядом с английским судном, Биксио бросил на его борт буханку хлеба, в которой находилось письмо в Геную.
В непосредственной близости от Марсалы они повстречали несколько рыбацких лодок и окликнули одну из них.
Лодка эта принадлежала добродушному толстяку по имени Страццера. Вначале он явно испугался, но затем успокоился, видя веселые лица добровольцев и слыша, что все что-то предлагают ему.
Страццера поднялся на борт «Пьемонте»; у Гарибальди были на него виды.
Прежде всего генерал убедился в достоверности того, что сказал ему англичанин. Имелось, правда, одно небольшое отличие.
Два корабля, имевшие стоянку в Марсале, «Стромболи», которым командовал Караччоло, внучатый племянник адмирала, повешенного в 1799 году по приказу Нельсона, и «Капри», которым командовал Актон, внук министра, немало поспособствовавшего тому, что адмирала повесили, и в самом деле находились вдали от порта, но «Капри» покинул его накануне, а «Стромболи» — всего лишь час тому назад.
Из этого вытекало, что, если бы доброволец, охваченный манией самоубийства, не бросился бы в море во второй раз и «Ломбардо» не потратил бы два часа на то, чтобы вытащить его оттуда, перед тем как отправиться дальше, пароходы Гарибальди напоролись бы на «Стромболи», который перегородил бы им вход в гавань и первыми же пушечными выстрелами призвал бы на помощь себе «Капри» и парусный фрегат «Партенопа».
Так что мы вполне имели право сказать, что происшествие с «Ломбардо» было предопределено Провидением.