Одиссея 1860 года — страница 57 из 153

Каждое утро у дверей Королевского дворца происходит раздача хлеба и денег.

Эта забота возложена на адъютантов Гарибальди, и они выполняют ее по очереди.

Суеверные жители города пребывают в полном изумлении: их морил голодом католический вице-король и кормит отлученный от Церкви генерал.

Правда, фра Джованни объясняет им это на свой лад, заявляя, что Пий IX — Антихрист, а Гарибальди — Мессия.

Со вчерашнего дня ходят упорные слухи, что королевские войска покинули Катанию; если это правда, у них осталось лишь два опорных пункта в Сицилии: Сиракуза и Мессина.

Гарибальди готовит экспедицию во внутренние области острова; командовать ею будет полковник Тюрр.

Все ожидают со дня на день Медичи с обещанными двумя с половинами тысячами добровольцев. Вместе с генералом они будут оборонять Палермо, в то время как Тюрр отправится выполнять возложенное на него поручение.

Генерал мог бы охранять Палермо и один, ибо одного его имени достаточно для того, чтобы удерживать королевские войска на почтительном расстоянии.

На фоне всего этого совершаются отдельные акты мести; время от времени слышится крик: «Surci! Surci!» («Крыса! Крыса!»).

Так в простонародье называют сбиров.

Тотчас же сбегаются все; звучит наполненный болью крик, и человек падает; никто не знает, сбир это или не сбир, а человек уже мертв.

В первые дни после вступления Гарибальди в Палермо к нему приводили сбиров, чтобы он учинял над ними расправу; но после битвы, как и все великие победители, Гарибальди был настроен благодушно; он не только отпускал этих мерзавцев, но еще и давал им охранную грамоту; видя это, жители Палермо стали расправляться с ними самостоятельно.

Но, сопоставляя шесть или восемь растерзанных сбиров с более чем тысячью жителей Палермо, убитых, сожженных, замученных неаполитанскими солдатами, приходишь к выводу, что месть народа удерживается в весьма узких пределах.

Впрочем, я излагаю вам доводы как за, так и против, дабы вы были в курсе того, что происходит на самом деле. Здесь сталкивается столько различных интересов, и каждый преувеличивает злодеяния своего врага. Что же касается меня, то, испытывая сочувствие, но не питая ненависти, я могу описывать события в том самом виде, в каком они происходят у меня перед глазами.

Я рассказал вам почти все, что можно было рассказать о Палермо в этот момент.

В моих следующих письмах я расскажу вам о том, что происходит во внутренних областях Сицилии и каковы подлинные настроения ее жителей; дело в том, что я и мои спутники решили сопровождать полковника Тюрра в его экспедиции.

Шхуна, обогнув Сицилию с востока, будет ждать нас в Джирдженти.

Пересекая Сицилию в 1835 году, я пересекал ее в сопровождении главаря грабителей, получившего десять пиастров за то, чтобы он охранял меня.

Теперь я намерен пересечь ее с эскортом из двух тысяч бойцов, намеренных освободить остров от двух его бед — грабителей и Бурбонов.

Решительно, налицо шаг вперед, и я все больше и больше придерживаюсь моей системы взглядов, основанной на вере в политику Провидения, которая, к счастью, являет собой полную противоположность людской дипломатии.


* * *

18 июня, утро.

Только что приходил полковник Тюрр, чтобы сообщить мне две новости, которые удержат нас в Палермо до завтрашнего вечера.

Первая касается прибытия Медичи и двух с половиной тысяч его бойцов.

Сегодня он уже в Партинико, а завтра будет в Палермо; он доставил две тысячи ружей. Гарибальди только что сел в коляску и отправился навстречу Медичи.

Вторая новость заключается в том, что завтра Палермо покинут последние королевские солдаты и на свободу будут выпущены шестеро узников: князь Пиньятелли, барон Ризо, князь Нишеми, князь Джардинелли, падре Оттавио Ланца и маркиз ди Сан Джованни, часть из которых изъявили желание присоединиться к нашей экспедиции.

Эти шесть человек, как сказал нам вчера Гарибальди, обошлись Сицилии в шесть миллионов. В самом деле, если бы эти шестеро не находились в руках неаполитанцев, можно было бы навязать противнику куда более жесткие условия капитуляции, чем это было сделано.

Благодаря прибытию Медичи наш экспедиционный корпус будет состоять не из двух тысяч бойцов, а из четырех тысяч.

Дюран-Брагер отправился к контр-адмиралу Жеану за разрешением принять участие в нашей экспедиции. Если в этом разрешении ему будет отказано, он отправится на моей шхуне, дабы своими глазами увидеть, что происходит в Мессине.

Полковники Тюрр, Сиртори и Орсини произведены в генералы.

Я только что нанес визит Карини, одному из героев экспедиции на Сицилию.

После того как он проявил чудеса храбрости при Калатафими и в ходе трехдневных боев за Палермо, генерал послал его отбить баррикаду, с которой неаполитанцы вытеснили пиччотти.

В стремительном броске он захватил баррикаду, но прямо на ней был ранен пулей, раздробившей ему руку.

Однако жизнь его вне опасности, более того, руку он не потеряет, и есть надежда, что он сможет пользоваться ею.

Карини, с которым я свел знакомство у Гюго и Жирардена, основал в Париже «Франко-итальянское обозрение».


* * *

18 июня, семь часов вечера.

Мы сидели за столом, как вдруг сильный шум, послышавшийся снаружи, заставляет нас всех броситься к балкону.

Громадная толпа выплескивается с Виа Толедо и с воплями, гиканьями и злобным свистом движется в сторону дворца.

Вначале нам удается различить лишь четырех гарибальдийцев, суетливо пытающихся защитить какого-то человека, да и то различаем мы их лишь потому, что они одеты в красное.

Наконец, по мере того как они приближаются, среди них удается разглядеть какого-то человека, которого тянут за веревку, привязанную к его шее.

Как только беднягу приводят ко дворцу, мы спускаемся вниз и оказываемся там в ту самую минуту, когда его поднимают и заталкивают внутрь через окошко привратницкой.

Это Молино, тот самый сбир, который вечером 4 апреля вместе с двумя монахами, фра Игнацио и фра Микеле, донес на Ризо.

Толпа опознала сбира и уже готова была растерзать его на куски, как вдруг, к счастью для него, четыре гарибальдийца взяли его под защиту и, чему мы стали свидетелями, препроводили во дворец.

Завтра Гарибальди вернется и выскажется относительно его участи.

Спасти его от расстрела будет крайне трудно.

Двух главных сбиров зовут Соррентино и Дуке. Во время переговоров о капитуляции им удалось пересечь весь город, переодевшись неаполитанскими солдатами; теперь они находятся в Кастеллаччо и уедут вместе с солдатами.

Они надеются, что Франциск II даст им пенсию и возведет их в дворянство.

Некий француз, который живет в Палермо и имя которого я не решаюсь назвать, опасаясь нежелательных для него последствий, привел ко мне одного беднягу, подвергавшегося мучениям. Самая легкая из тех пыток, какие ему пришлось претерпеть, заключалась в том, что его скрутили в клубок и скатили с лестницы Королевского дворца, предварительно расставив по ней гвозди шляпками вниз и ножи острым краем вверх. И это была самая легкая из пыток, слышите? О прочих просто невозможно рассказывать. Во время отступления королевских войск его сестра была изнасилована солдатами, которые затем обезглавили ее и бросили у дома ее нагое тело и отрезанную голову.

Тело и голову обнаружили и почтительно подобрали с земли генуэзские карабинеры.

Когда неаполитанцев послали сражаться с генуэзскими карабинерами, опытными стрелками, убивавшими любого из них с первого выстрела, солдаты врывались в дома, хватали женщин и девушек и, подгоняя штыками, вынуждали несчастных идти впереди них.

Уверенные в меткости своих выстрелов, карабинеры стреляли в промежутки между женщинами и поверх их голов.

Были женщины, раненные королевскими штыками, но не было ни одной, раненной генуэзской пулей.

Живой заслон не помог солдатам, и все они обратились в бегство.

Маркиза ди Сан Мартино рассказала мне вчера достаточно любопытную историю, в которой сошлись воедино три начала: грусть, бахвальство и гротеск.

Генерал Летиция — тот самый, кто поднял вопрос о перемирии с Гарибальди, а перед тем дал честное слово какому-то местному дворянину, что гарибальдийцы никогда не вступят в Палермо, — является однажды к герцогине ди Вилла Роза, с серьезным видом человека, которому уже пора писать завещание, ставит у ее ног чемодан и говорит ей:

— Герцогиня, я отбываю в крайне опасную экспедицию; если я вернусь, вы отдадите мне этот чемодан; если же я не вернусь, распоряжайтесь его содержимым так, как вам будет угодно.

Цель экспедиции генерала Летиции состояла всего лишь в ограблении загородного дома маркиза ди Паскулиано.

Возможно, вызывает удивление, что я называю имена героев этой забавной истории полностью, а не ограничиваюсь лишь их инициалами; но я всегда придерживаюсь мнения, что с некоторых людей недостаточно снимать маски: их надо срывать.


* * *

18 июня, полночь.

Я сижу и работаю, как вдруг раздается оживленная орудийная пальба: выстрелы следуют один за другим, причем беспорядочно, как если бы велся одиночный огонь.

Встав из-за письменного стола, я выхожу на балкон, где застаю всех своих товарищей. Они соскочили с постели; двое из них в наряде Юнии, трое других — в наряде Британика, Нерона и Нарцисса; в своих длинных панталонах с чулками я выгляжу самым одетым из всех.

Нам видны вспышки выстрелов и слышен их грохот.

Два наших ученых друга берут в руки часы и, замеряя время, которое проходит между вспышкой выстрела и его звуком, приходят к выводу, что сражение, по всей видимости, происходит в пятнадцати или восемнадцати милях от нас, в открытом море.

Весь город просыпается и наполняется шумом; по всей линии сторожевых постов раздаются крики часовых.