В Палермо нет более ни одного неаполитанца, и мы располагаем теперь точными сведениями о численности королевской армии, вывезенной отсюда за прошедшую неделю.
В этой армии насчитывалось двадцать семь тысяч человек.
Поскольку могут заявить, что мы преувеличиваем жестокости, совершенные королевскими солдатами, приведем здесь официальный документ, который предоставил нам швейцарский консул, г-н Хирцель.
Мы воспроизводим этот документ, не меняя в нем ни слова; оригинал находится в наших руках.
Это письменное обращение к генералу Ланце, второму по властным полномочиям человеку в Палермо, и потому оно по необходимости составлено в той осторожной манере, какую дипломаты обычно соблюдают в своей переписке.
«Его Превосходительству генералу Ланце, наделенному полномочиями alter ego Его Величества в Сицилии.
Ваше Превосходительство!
Уведомленный несколькими лицами о том, что Альберт Эйххольцер, по национальной принадлежности швейцарец, супруг донны Розы Бевилаккуа, проживающий по адресу: Пьяццетта Гранде, № 778, лавка № 22, на улице, ведущей от площади Пьяцца Балларо к воротам Кастро, по профессии виноторговец, имел несчастье стать жертвой ограбления и поджога; что его лавка и его склады были разграблены; что его двенадцатилетний сын, пытавшийся спастись от огня, был застрелен солдатами и что никто не может сказать, что сталось с остальными членами его семьи, я счел своим долгом навести справки лично и обратился к городским жителям, его соседям; однако никто не мог сказать мне ничего насчет этой семьи, если не считать предположений, что она была арестована королевскими войсками, но ничего более никому известно не было, и все догадки сводились к тому, что эта многочисленная семья была препровождена в монастырь белых бенедиктинцев, заперта в трапезной и заживо сожжена в огне, коему солдаты предали монастырь, перед тем как отступить к Королевскому дворцу.
Не в силах поверить в правдивость подобных сведений, я лично отправился в монастырь вышеназванных бенедиктинцев.
Следуя по кварталу, целиком обращенному в руины, среди сожженных домов, от развалин коих исходил зловонный дух, я спрашивал у всех встречных, что стало причиной подобных ужасов, и от каждого из немногих выживших обитателей этого несчастного квартала получал один и тот же ответ: все, что у меня перед глазами, это дело рук королевских войск, которые, будучи оттеснены со своего оборонительного пункта у ворот Монтальто и отступая к Королевскому дворцу, убивали всех, кто попадался им на пути.
Когда я подошел к монастырю белых бенедиктинцев, меня подвели к обширному помещению, служившему, как мне сказали, трапезной; там я застал людей, занятых переноской обгорелых трупов, являвшихся, как меня уверяли, телами обитателей домов по соседству, которых задержали и заперли в этом помещении королевские солдаты; после чего, разграбив монастырь и предав его огню, солдаты отступили. Я спросил у могильщиков, сколько трупов они уже унесли, и услышал в ответ: "Сорок". Тогда я поинтересовался у них, сколько примерно им еще осталось унести, и они ответили мне: "Десятка два".
Таким образом, шестьдесят человек было убито в одном только монастыре белых бенедиктинцев.
Посему я с величайшей тревогой обращаюсь к Вашему Превосходительству, имея целью получить какие-либо сведения о судьбе моего соотечественника, если он оказался задержан тогда вместе с остальными членами своей семьи, или всякие иные разъяснения в отношении участи этих несчастных, и подаю Вашему Превосходительству прошение от имени человечности и справедливости, требуя, по сему случаю, приказа Вашего Превосходительства как можно быстрее отпустить моего соотечественника на свободу, оставив за ним полное право на возмещение убытков, на которое он сможет притязать в более подходящее время.
Уполномоченный Швейцарской конфедерации
Возможно, это письменное обращение уполномоченного Швейцарской конфедерации сочтут малопоэтичным, но, думаю, никто не отважится назвать его неточным.
Наконец, с оркестром во главе, прибывает первый батальон пьемонтских добровольцев из дивизии Медичи; они превосходно вооружены и экипированы; по всему видно, что это люди с десятилетним боевым опытом.
Поскольку мы дожидались лишь их прибытия, наш отряд выступит, вероятно, сегодня вечером, либо, самое позднее, завтра.
XXVIIВ ДОРОГЕ
Накануне нашего отъезда из Палермо четверо из бывших узников — князь ди Нишеми, барон Ризо, князь Джардинелли и кавалер Нотарбартоло Сан Джованни — пришли сообщить мне о своем решении вступить в ряды добровольцев и тотчас же стали советоваться со мной о том, какое положение они могут занять в армии.
Я ответил им, что никакого совета по этому вопросу давать не стану, но, по моему мнению, чем больше страданий они претерпели, тем меньше у них права быть взыскательными, и, чем большим обязана им страна, тем меньше они должны у нее требовать.
Так что мой совет состоял в том, что им следует либо поступить на военную службу в качестве простых добровольцев, либо оставаться всего-навсего теми, кем они были, то есть знатными вельможами: чины в экспедиционных войсках должны завоевываться ратным трудом, испытанными опасностями и личной храбростью, а не раздаваться в соответствии с привилегиями.
В тот же день, через пару часов после того как эти господа нанесли мне визит, я получил следующее письменное подтверждение:
«Сего дня, 20 июня 1860 года, в полк легкой кавалерии, коего я являюсь полковником, завербовались в качестве простых солдат синьоры: князь Коррадо ди Нишеми, барон Джованни Колобрия Ризо, князь Франческо Джардинелли, кавалер Нотарбартоло Сан Джованни.
Подписано:
На другой день мы отправились в Мизильмери.
Там нашему отряду предстояло сделать первую остановку после Палермо. Покинув столицу Сицилии, мы следовали тем самым путем, по какому шел Гарибальди, чтобы вступить в нее.
На подъезде к Адмиральскому мосту мы увидели три трупа сбиров, из-за которых, словно из-за мертвого тела Иезавели, сцепились в драке прожорливые псы.
Сбиров убили ночью, и к утру их трупы были уже наполовину изгрызены.
Шагах в двадцати пяти от них лежал труп женщины.
Вот здесь, у Адмиральского моста, на подступах к Палермо, и произошла, как уже было сказано, первая схватка между королевскими войсками и гарибальдийцами. Именно здесь тридцать два патриота во главе с Тюкёри и Миссори атаковали четыреста королевских солдат и с помощью Нино Биксио и роты добровольцев выбили врага с его чрезвычайно сильной позиции.
Перед тем как покинуть Палермо, мы сделали групповую фотографию шести принцев, бывших узников, и великолепные портреты Тюрра и генерала. Когда я принес генералу предназначавшийся ему снимок, он попросил меня черкнуть под фотографией несколько слов на память о нашей дружбе.
Кто знал тогда, доведется ли нам еще встретиться!..
Я взял перо и под портретом генерала написал следующие строки:
«Дорогой генерал!
Уберегитесь от неаполитанских кинжалов, станьте главой республики, умрите бедным, как Вы и жили, и величием Вы превзойдете Вашингтона и Цинцинната.
Наш небольшой отряд, двигающийся отдельно от колонны, к которой мы относимся, включает трех наших греков, то есть Подиматаса, Рицоса и Эррикоса, вооруженных до зубов и сопровождающих две телеги с поклажей, палатками и кухонной утварью, и повара.
Поваром у нас уже не Жан.
Жан определенно не был рожден для того, чтобы быть моряком; как и его незабвенный предшественник Кама из Неаполя, он испытывал неприязнь к морю и по прибытии в Палермо стал умолять нас как можно быстрее возвратить его на родину. К несчастью, французский консул, г-н Флюри, исполненный любезности в отношении своих соотечественников, по какой-то причине отказался вернуть г-на Жана на родину. Так что отправить его во Францию нам удастся только с Мальты.
Господин Флюри по собственному почину заставил нас заплатить портовые сборы как за вход в гавань, так и за выход оттуда, хотя наша яхта имеет статус прогулочной.
Господин Флюри — человек предприимчивый.
Нашего нового повара зовут Антуан. Его предоставил нам г-н де Сальви, капитан марсельского судна «Протис», временно находящегося на службе его величества короля Неаполитанского, чей гарнизон он вывозил из Палермо.
Это малый лет восемнадцати, получивший кулинарное образование в Марселе, у знаменитого Паросселя.
Упомянем мимоходом, что этот Пароссель является потомком знаменитого живописца Паросселя, пользовавшегося во французской художественной школе заслуженной славой и выбранного для создания серии батальных картин «Победы Людовика XIV».
Известны три других художника из этой семьи: Жозеф, Пьер и Игнас, но они писали по собственной прихоти, поскольку для нужд официальной живописи было вполне достаточно одного художника по имени Пароссель.
Вслед за авангардом, состоящим из трех греков и повара, идут основные силы отряда: доктор, Ле Грей, Поль Парфе, Эдуар Локруа, Теодорос, Адмирал, я, Василий и юнга.
За исключением юнги, все мы вооружены ружьями и револьверами.
Передвигаемся мы на двух реквизированных колясках.
Сверх того, граф Таска, один из самых богатых и самых гостеприимных дворян Палермо, пожелал самолично показать нам Сицилию.
На протяжении двадцати льё мы сможем останавливаться в домах, замках и на фермах этого новоявленного маркиза де Карабаса.