Было очевидно, что сражались где-то между Милаццо, чья крепость, стоящая на вершине высокого мыса, господствует над двумя заливами, и той самой расположенной на склоне горы деревней, название которой известно мне не было.
Я приказал капитану сменить курс и, вместо того чтобы продолжать идти к Липари, направиться к Милаццо.
К несчастью, ветер был настолько слабым, что мы шли со скоростью не более трех миль в час.
Но, по мере того как мы углублялись в воды восточного залива Милаццо, сражение, со своей стороны, тоже приближалось к нам; однако оно кренилось к западному заливу, то есть к другому склону хребта.
Было ясно, что если мы останемся с восточной стороны перешейка, то ничего не увидим, ибо горный отрог, который тянется от Милаццо до оконечности мыса, где расположен маяк, целиком закрывал нам горизонт.
Мною овладело настолько неодолимое желание стать свидетелем этого сражения, которое сопровождалось все более сильным грохотом пушек и начавшей доноситься до нас ружейной пальбой, возвещавшей о его ярости, что я вознамерился высадиться на берег в Милаццо и пешком перейти на другую сторону деревни.
Капитан принялся отговаривать меня, высказывая соображения по поводу опасности, которой я подверг бы себя, как вдруг с берега подул легкий ветерок, гоня в нашу сторону дым, колыхавшийся над равниной.
— Если этот ветер продержится, — сказал мне капитан, — быстрее будет обогнуть мыс.
— Вы полагаете, это возможно, капитан?
— При таком ветре мы управимся за час.
— Ну что ж, обогнем мыс.
Мы приготовились выполнить этот маневр и, в самом деле, через час подошли к оконечности мыса Милаццо.
Между тем канонада звучала все ближе и ближе и в конце концов стала грохотать над нашими головами, то есть непосредственно в крепости Милаццо; однако выстрелы производились в сторону западного залива, в то время как мы все еще находились с противоположной стороны.
Это лишь подстегнуло наше желание обогнуть мыс; к несчастью, ветер был настолько слабым, что ход шхуны далеко не соответствовал пылу, которым мы горели.
Наконец, нам удалось это сделать.
Вот каково было положение дел к этому моменту.
Сражение продолжалось на суше и быстро приближалось к нам; однако орудийный огонь крепости был нацелен на большой пароход под итальянским флагом, на борту которого находились двести или триста человек в красных рубашках и который обменивался с крепостью пушечными выстрелами, в то время как какой-то человек, сидевший верхом на брам-рее, разглядывал в подзорную трубу крепость и служил при этом мишенью для ружейной пальбы неаполитанцев, ибо не могло быть никакого сомнения, что люди в красных рубашках были гарибальдийцами, тогда как те, кто стрелял в них, — неаполитанцами.
Однако бойцы на пароходе, снаряды с которого не могли долететь до гребня перешейка, были бессильны против солдат, находившихся в крепости, чей огонь, обрушивавшийся сверху на пароход, вполне мог потопить его пятью или шестью снарядами, будь они хорошо нацелены.
К счастью, неаполитанские наводчики были настолько неумелыми, что все снаряды пролетали мимо и падали в воду.
Я дал капитану приказ подойти к пароходу как можно ближе.
Однако ветер, преграду которому составлял мыс, с его западной стороны был еще слабее, чем с восточной.
В итоге мы подошли к пароходу и остановились в сорока или пятидесяти метрах от него; огонь по-прежнему велся с обеих сторон.
Мне уже давно пришла в голову мысль, что человек, устроившийся на выбленках и служивший мишенью для ружейной пальбы со стороны крепости, был не кто иной, как Гарибальди.
Теперь, когда мы подошли ближе, у меня не осталось в этом никаких сомнений.
Я окликнул его, он повернулся в мою сторону и в свой черед узнал меня.
— Какие новости? — крикнул я, обращаясь к генералу.
— Все отлично, — ответил он, с ловкостью моряка спускаясь с реи.
Я подождал, пока он не спустился на палубу, и затем спросил его:
— Что нам следует делать?
— Держитесь, насколько сможете, поблизости от нас. — Слышите, капитан? — спросил я у г-на Бограна.
Капитан кивнул, подтверждая, что сделает все, что в его силах, как и сказал Гарибальди.
Между тем наше внимание оказалось отвлечено новым зрелищем.
Семьсот или восемьсот королевских солдат спустились из крепости на берег и построились там в боевой порядок, намереваясь воспрепятствовать высадке гарибальдийцев, если те предпримут такую попытку.
Гарибальди направил в их сторону судно, рванувшее вперед на всех парах, а затем, когда до берега оставалось шагов пятьсот, круто повернул, подставив противнику корму.
Когда этот маневр завершился, по приказу генерала был произведен выстрел, причем из орудия весьма крупного калибра, судя по тому, как оно громыхнуло.
К нашему великому удивлению, этот выстрел, произведенный с чрезвычайно близкого расстояния, не возымел никаких последствий.
Впрочем, я ошибаюсь, ибо он возымел огромные последствия: семьсот или восемьсот солдат, в чью сторону выстрел был направлен, обратились в бегство, а точнее сказать, вспорхнули, словно стая испуганных птиц.
Тем не менее на берегу не осталось ни одного убитого и, судя по тому, с какой скоростью они удирали, нетрудно было понять, что раненых среди них тоже нет.
В одно мгновение весь отряд исчез.
Тем не менее крепость продолжала вести орудийный огонь по пароходу, который, казалось, был обеспокоен всем этим шумом ничуть не больше, чем если бы по нему стреляли холостыми зарядами.
В этот момент наше внимание привлекли какие-то красные точки, появившиеся на берегу, примерно в четверти льё от нас. То были первые бойцы авангарда гарибальдийцев.
Едва завидев эти красные точки, Гарибальди взял курс на них, подав нам знак следовать за пароходом.
Однако подобный приказ было легче отдать, чем исполнить. Ветер почти полностью стих, и это обстоятельство, ровным счетом ничего не значившее для парохода, имело огромное значение для парусника.
Тем не менее мы старались изо всех сил.
Между тем красные точки приближались и множились, сплачиваясь в своем движении навстречу пароходу, который, со своей стороны, направлялся в их сторону.
При виде это зрелища орудийный огонь крепости усилился, и мы увидели, как на берегу стал фонтанами взметаться песок.
Однако это обстоятельство явно беспокоило гарибальдийцев ничуть не больше, чем орудийный огонь беспокоил их предводителя. Поскольку они сражались с утра и устали, кто-то из них сел, вынул из вещевого мешка кусок хлеба и принялся завтракать; другие, вероятно уже утолившие голод, достали из кармана карты и, то ли из бравады, то ли удовольствия ради, принялись играть; ну а третьи разделись и бросились в воду, чтобы освежиться.
Крепость продолжала вести по ним огонь, а они продолжали не обращать никакого внимания на ядра, которые, впрочем, падали неприцельно, с большим разбросом, и скорее были для них пугалом, нежели подлинной опасностью.
В итоге королевским солдатам стало ясно, что они имеют дело с людьми, которых не так-то легко испугать.
Ни один из бойцов не прекратил своего занятия, ну а крепость сожгла порох и растратила ядра впустую.
Когда пароход был уже в одном кабельтове от берега, с борта спустили баркас. Вокруг Гарибальди, насколько можно было судить на расстоянии, отделявшем нас от него, началась беготня, затем он спустился в баркас и добрался до берега.
И тогда все краснорубашечники, рассеянные по берегу, сосредоточились вокруг своего предводителя. Минут десять длился военный совет, и за это время баркас успел совершить несколько ездок от парохода к берегу и от берега к пароходу, перевозя каждый раз по два десятка бойцов, так что в итоге на борту судна остались лишь те, без кого нельзя было управлять им; затем пароход снова вышел в открытое море и двинулся на восток, намереваясь обогнуть мыс, как это сделали мы, но в противоположном направлении, а тем временем Гарибальди и его небольшой отряд, численность которого могла доходить до двухсот человек, скрылись позади зарослей алоэ и кактусов, опоясывавших берег моря.
XLСРАЖЕНИЕ
Поясним, в каком состоянии находилось сражение в тот момент, когда Гарибальди высадился на берег и присоединился к своим пехотинцам.
Было, наверное, около двух часов дня.
К тому времени Медичи получил письмо, которое извещало его о выступлении Боско, имевшего под своим командованием семь тысяч солдат. Он тотчас отправил телеграмму Гарибальди; двенадцать часов спустя генерал прибыл на «Тюкёри» с подкреплением в тысячу бойцов.
Вместе с этим подкреплением общая численность войска гарибальдийцев составила примерно пять с половиной тысяч человек.
Высадившись вечером 18 июля, 19-го Гарибальди прибыл в лагерь Мери; между тем уже два дня в окрестностях Милаццо происходили отдельные бои.
На другой день, на рассвете, войска гарибальдийцев выступили из лагеря, намереваясь атаковать неаполитанцев, вышедших из крепости и из деревни Милаццо, которую они занимали.
Маленкини командовал левым крылом, генералы Медичи и Козенц — центром; правое крыло, состоявшее всего из нескольких рот, предназначалось лишь для того, чтобы прикрывать центр и левое крыло в случае неожиданного нападения противника.
Гарибальди занял место в центре, то есть там, где, на его взгляд, боевые действия должны были быть самыми ожесточенными.
Стрельба началась на левом крыле; на полпути между Мери и Милаццо гарибальдийцы столкнулись с неаполитанскими сторожевыми постами, укрывшимися в камышах.
После пятнадцатиминутной ружейной перестрелки на левом крыле центр в свой черед оказался перед развернутым строем неаполитанцев, немедленно атаковал их и вышиб с первоначальной позиции. Тем временем правое крыло вытеснило неаполитанцев из домов, которые они занимали.
Однако естественные препятствия помешали подкреплению прибыть вовремя. Генерал Боско двинул шеститысячный отряд против пятисот или шестисот нападавших, которые вначале заставили его отступить, но затем, уступая натиску численно превосходящего противника, были вынуждены отступить сами.