должны состояться выборы; но вполне вероятно, что в субботу здесь произойдет революция и Гарибальди сам приведет с собой выборщиков.
Тем временем сформировались два избирательных комитета: один во дворце Калабритто, под председательством Пьетро Леопарди, другой на Вико делле Кампана а Толедо, под председательством знаменитого натуралиста Оронцо Косты.
Два этих комитета представили почти тождественные списки кандидатов, выступающих за единство Италии. Однако список Оронцо более прогрессивный.
Те же комитеты затеяли чрезвычайно оживленную переписку с провинцией, разослали повсюду комиссаров, чтобы сформировать местные комитеты, и вовсю пользуются телеграфом.
Правительство пустило избирательную кампанию на самотек; оно чувствует, что все инструменты, какими оно могло бы располагать, выпадают у него из рук; позавчера, 11 августа, оно объявило интендантам провинций, что у него нет кандидатов, которым следует покровительствовать.
Подобного отказа от борьбы видеть еще не приходилось.
Король крайне напуган действиями этих двух комитетов, особенно того, которым руководит Коста и который он воспринимает как гарибальдийский. Вчера, после двадцатидневного затворничества, он вышел из дворца, но прогулялся лишь по Кьяйе, туда и обратно, причем быстрым шагом и среди всеобщего молчания.
В четыре часа дня дон Либорио Романо велел передать мне, что крайняя напряженность обстановки не оставляет ему ни единой свободной минуты для того, чтобы он мог повидаться со мной; так что на его визит я уже не рассчитываю.
В пять часов пароход поднимает якорь и отчаливает.
Проснувшись на другой день, мы обнаруживаем, что находимся уже между Шиллой и мысом Фаро.
И море, и суша выглядят совершенно в духе военного времени.
Около двухсот лодок расставлены в полном порядке на берегу, готовые для высадки десанта. Недостает только людей.
Но люди находятся рядом, в бараках; защищает их батарея пушек крупного калибра, установленная уже после моего отъезда.
Над этой батареей развевается флаг единой Италии: зелено-красно-белый.
Такова обстановка на суше.
Два неаполитанских парохода, «Громоносный» и «Танкредо», на всех парах крейсируют в проливе, выписывая круги, словно конькобежцы, чтобы воспрепятствовать высадке десанта.
Такова обстановка на море.
Но почему два этих корабля, проходя в двухстах шагах от батареи форта, не стреляют по ней?
И почему, когда они проходят мимо нее, она не стреляет по ним?
Неужели потому, что батарее и пароходам предстоит сделаться друзьями, хотя со стороны так не кажется?
Скоро с Божьей помощью мы это увидим.
В семь часов утра «Позиллипо» бросает якорь в порту Мессины. Я сдержал свое слово, вернувшись в срок.
Гарибальди сдержал свое слово, дождавшись меня.
Но, чтобы дать знать о себе в Калабрии, он послал туда Миссори и Каттабени.
XLVIПОЛЬ ДЕ ФЛ ОТТ
Как только «Позиллипо» пришвартовался, на его борт поднимается капитан Богран, чтобы сообщить мне великую новость.
Великая новость заключается в том, что адъютант короля Виктора Эммануила, полковник Литта, на всех парах примчался в Мессину, чтобы запретить Гарибальди высаживаться в Калабрии и приказать ему явиться с отчетом о своем образе действий в Турин.
В ответ я рассмеялся.
Веселость мою подстегивала та серьезность, с какой говорил капитан; со всей определенностью он заверил меня, что новость достоверна и стала известна ему от французского консула, г-на Булара.
Однако это нисколько не изменило моего мнения, ибо, на мой взгляд, дипломатические агенты всегда узнают новости последними и осведомлены хуже всех.
— Если бы Гарибальди получил подобный приказ, — заметил я капитану, — я узнал бы эту новость раньше господина Булара.
— Как это? — в полном недоумении спросил капитан.
— Разумеется; я узнал бы ее в Неаполе.
— В Неаполе?
— Ну да, ведь король Франциск Второй безусловно узнал бы ее раньше всех, и, если бы Гарибальди получил от короля Виктора Эммануила запрет переправляться на материк, Франциск Второй не был бы столь подавленным, каким он стал в последнее время.
Капитан продолжал уверять меня, что г-н Булар прекрасно осведомлен, а я в знак несогласия продолжал качать головой.
Однако капитан не хотел слушать никаких опровержений.
— Господин Булар осведомлен настолько хорошо, — настаивал он, — что даже привел название судна, на котором Гарибальди отправился в Геную.
— И как это судно называется?
— «Вашингтон».
— Дорогой капитан, Гарибальди ни за что не выбрал бы судно с таким названием, чтобы сделать шаг назад. И я упорствую в своем убеждении, что Гарибальди не отправлялся в Геную.
— В любом случае, — промолвил капитан, которому было трудно поставить под сомнение новость, полученную из официальных уст, — неизвестно, где он теперь находится.
— Дорогой господин Богран, Светоний, рассказывая о Цезаре, говорит: «Никогда не предупреждал он ни о дне похода, ни о дне сражения, желая держать всех в состоянии постоянной готовности, и нередко, отдав приказ не терять его из виду, внезапно исчезал из лагеря днем или ночью, проделывая по сто миль в сутки, и давал знать о своем появлении там, где его менее всего ждали, каким-нибудь неожиданным ударом». У Гарибальди, дорогой капитан, немалое сходство с Цезарем. Ну а теперь займемся «Ме́рси».
— А что такое «Мерси»? — поинтересовался капитан.
— «Мерси» — это судно, которое должно доставить мне прямым рейсом оружие, купленное мною в Марселе.
— О, гляньте-ка, — отозвался капитан, — вероятно, это оно и есть.
И в самом деле, из-за мыса Фаро показался пароход, который менее чем через полчаса должен был оказаться на рейде.
Я покинул «Позиллипо» и поднялся на борт шхуны.
Поскольку повреждения, полученные шхуной, явились следствием военных действий, Гарибальди распорядился отремонтировать ее за счет экспедиции.
В итоге, из арсенала Мессины нам выделили парусину, чтобы заменить два разорванных паруса, и брифок-рею взамен нашей, которая была сломана.
Едва о моем прибытии в Мессину стало известно, все мои здешние знакомые сбежались, чтобы в свой черед сообщить мне все ту же великую новость; но чем больше мне о ней говорили, чем больше убеждали меня в ее достоверности, тем меньше я был склонен верить в нее.
Один из посетителей, желая преодолеть мою упертость, в конце концов заявил мне, что эти сведения он получил от самого Гарибальди.
На сей раз, если у меня еще и оставались хоть какие-нибудь сомнения, они исчезли окончательно.
Я понял, что генерал намеренно распустил этот слух, чтобы ввести в заблуждение неаполитанское правительство и иметь возможность беспрепятственно высадить десант там, где ему заблагорассудится.
Кроме того, мне вспомнилось, как Бертани, во время моего короткого пребывания в Генуе, сообщил мне, что ему предстоит привезти Гарибальди шесть тысяч добровольцев, и, на другой день после того как эти слова были произнесены, действительно отбыл с шестью тысячами бойцов на Сардинию; мне вспомнилось также, что через два дня после моего приезда в Марсель я получил от того же Бертани следующую депешу:
«Я уезжаю. В мое отсутствие поддерживайте сношения с моими заместителями».
По всей вероятности, Гарибальди отправился навстречу этим шести тысячам добровольцев то ли в Милаццо, то ли в Палермо, то ли в какой-нибудь другой порт Сицилии.
Если генерал в самом деле побывал в Неаполе, а скорее, на рейде Неаполя, находясь на борту «Марии Аделаиды», он должен был понять состояние умов в этом городе, и в таком случае можно было биться об заклад, что, дабы не пересекать со своим шеститысячным войском всю Калабрию, он высадится в Сапри или в Салерно.
Однако все эти соображения я оставил при себе.
Если моя догадка была верна, то, чем ближе Гарибальди был к Чиленто или к Базиликате, тем большим должен был быть его интерес в том, чтобы все полагали, будто он отбыл в Геную.
Тем временем «Мерси» прибыл и бросил якорь.
Я послал одного из своих матросов на его борт: оружие было доставлено.
Тем не менее я оказался в достаточно сильном затруднении. По возвращении из Марселя в кармане у меня оставалось лишь несколько луидоров; все остальное ушло на покупку оружия.
Если Гарибальди в Мессине нет, то кто возместит мне издержки?
Наведя справки, я выяснил, что в Мессине находится Медичи.
То было мое спасение.
Я бросился к Медичи и сообщил ему, что привез с собой тысячу ружей и пятьсот пятьдесят карабинов.
— А патроны у вас есть? — живо спросил меня Медичи.
— Десять тысяч.
— А капсюли?
— Пятьдесят тысяч.
— Ну что ж, — воскликнул он, — тогда все в порядке! У нас недостает патронов, а наши капсюли отсырели. Мы вернем вам ваши сорок тысяч франков и заберем эти ружья.
— Вы по-прежнему настроены высадиться в Калабрии? — спросил я Медичи.
— Почему нет?
— А как же приказ, который отзывает Гарибальди в Турин?
Медичи пристально посмотрел на меня и спросил:
— Так вы в это поверили?
— Ни на минуту, Боже сохрани!
— Ну и отлично!
— Но где же тогда генерал?
— О, этого никто не знает; позавчера он поднялся на борт «Вашингтона», передал командование Сиртори и уехал.
— И с тех пор известий о нем не было?
— Никаких; однако примерно полчаса тому назад я получил приказ быть готовым выступить этим вечером.
— А в какие края?
— Это мне совершенно неизвестно.
— Ну что ж, не будем терять времени. Привезенные мною карабины и ружья могут вам пригодиться; они уже должны быть на таможне.
Спустя два часа Медичи распорядился забрать с таможни ружья и карабины.
Когда с этим делом было покончено, я сел в коляску, крикнув кучеру: «К Фаро!»
В мои расчеты не входило долго оставаться в Мессине, поскольку я пребывал в убеждении, что у Гарибальди есть какой-то план касательно то ли Сапри, то ли Салерно.