— Капитан, — промолвил он, — начиная с нынешнего вечера держите одну из ваших кают в полной готовности на тот случай, если дон Либорио Романо сочтет своевременным укрыться на «Ганнибале».
Капитан поклонился и вышел.
Я поблагодарил адмирала и вернулся на борт «Эммы».
На другой день г-жа *** принесла мне пастельный портрет дона Либорио Романо, передав при этом его слова: «Напишите под этим изображением: "Портрет труса", если я не сдержу обещаний, которые дал вам вчера вечером».
XLIXГАРИБАЛЬДИЙЦЫ В КАЛАБРИИ
На другой день Муратори пришел сообщить мне, что Гарибальди высадился в Калабрии.
Вспомните, что я сказал капитану по поводу исчезновения Гарибальди, сравнивая его с Цезарем.
Цезарь появился вновь и, как сказал Светоний, дал знать о своем присутствии неожиданным ударом.
Все это произошло в то время, когда я ждал его в Салерно.
Но, перед тем как снова заняться Гарибальди, следует сказать о том, что стало с Миссори и Каттабени, отправленными в Калабрию командовать авангардом.
Вот какова была цель их экспедиции.
Некий калабрийский полковник по имени Мусолино предложил генералу предпринять налет на крепость Фьюмару, если ему доверят командование двумя сотнями испытанных храбрецов. План его заключался в том, чтобы захватить крепость приступом и в назначенный день подать сигналы, свидетельствующие об успехе операции.
Генерал предоставил полковнику Мусолино, Миссори и Каттабени полсотни гидов, роту бригады Сакки, роту берсальеров и несколько артиллеристов.
Генерал придавал этой экспедиции настолько большое значение, что, когда в десять часов вечера бойцы погружались на три десятка лодок у мыса Фаро, он лично руководил этой погрузкой.
Мусолино занял место в первой лодке.
Стояла непроглядная ночь; в каждой лодке находились двенадцать — тринадцать бойцов, четыре гребца и морской офицер.
По приказу Гарибальди, сидевшего в небольшой шлюпке, все эти лодки проследовали перед ним одна за другой, выстроившись в одну линию, словно летящая в воздухе стая перелетных птиц. Сам он сопровождал участников экспедиции, доплыв до середины пролива, а затем расстался с ними, крикнув им на прощание: «Пока, до завтра!»
Ночь, как уже говорилось, стояла темная, и что-либо разглядеть впереди себя было невозможно; бойцы высадились без всяких помех, но и без понимания того, где они оказались, и оставалось только гадать, то ли это место, которое назначил им для встречи проводник.
В этой обстановке полного неведения, поспешно высаженные на берег, все стали донимать Мусолино вопросами, что им делать дальше. У них не было ни патронов, ни лестниц, ни факелов; все это осталось в лодках, которые, из страха оказаться конфискованными, тотчас же снова вышли в море, нисколько не тревожась из-за того, что они увозят с собой все боеприпасы и все снаряжение небольшого отряда. Каждый располагал теперь лишь теми боеприпасами, какие были при нем.
Мусолино, встревоженный нисколько не меньше, а может быть, и больше, чем другие, и не знавший местности, отправил дозор на поиски проводников. Тем временем все остальные улеглись на землю.
Слышались крики «All’erta!»,[45] которыми время от времени обменивались часовые крепости Фьюмара. Не прошло и четверти часа, как вдруг в стороне крепости началась ружейная пальба и раздался выстрел сигнальной пушки.
Это гарибальдийский дозор столкнулся с бурбонским патрулем, взяв в плен двух солдат. Дозорные вернулись, приведя с собой обоих пленников, но так и не встретившись с проводниками.
В едином порыве все повернулись к Мусолино и в один голос спросили его: «Что делать?»
Но Мусолино, как уже говорилось, был в таком же замешательстве, как и самый рядовой гарибальдиец.
Впереди виднелась темная громада горы. Мусолино дал приказ взобраться на нее, но не прошли бойцы и пятидесяти шагов, как наткнулись на первый ряд стен, подпирающих террасный виноградник, что сделало подъем крайне трудным. Тогда они начинают карабкаться вверх, взбираясь на плечи друг другу, однако в ходе этого подъема самопроизвольно стреляют ружья в руках гарибальдийцев, раня нескольких добровольцев и убивая одного из них; раненые падают вниз и бездыханными остаются лежать на поле, где на другой день их найдут и возьмут в плен королевские солдаты. Такая борьба с темнотой и препятствиями длится до трех часов утра.
В три часа утра часть колонны оказывается вблизи какой-то небольшой фермы с прилегающей к ней часовней. Постояв с минуту в нерешительности, гарибальдийцы открывают дверь и обнаруживают за ней бедную крестьянку, которая, приняв их за разбойников, со вздыбившимися от ужаса волосами просит пощады. Поскольку в их отряде от силы тридцать или сорок человек, то есть не более пятой части личного состава экспедиции, они спрашивают у крестьянки, не видела ли она их товарищей. Женщина отвечает, что всего несколько минут тому назад около полусотни человек в таких же красных рубашках, что и на них, прошли мимо и забрали с собой ее мужа и сына, чтобы те проводили их в горы.
Небольшая колонна устраивает пятиминутный привал, наводит справки о дороге, по которой двинулся первый отряд, и вслед за ним углубляется в горы.
По счастью, возле фермы закончились виноградники и, следственно, те подпорные стены, на которые так трудно было взбираться; в итоге с меньшими тяготами, хотя и по-прежнему с огромным трудом, бойцы добираются до вершины первой горы и там, по молчаливому согласию, ложатся на землю, не в силах идти дальше.
Они дремлют так, не имея ни шинелей, ни одеял, все в поту, и час спустя пробуждаются, продрогнув до костей.
Затем они снова пускаются в путь, преследуя две цели: во-первых, чтобы согреться, а во-вторых, чтобы хоть до чего-нибудь добраться.
Вскоре они натыкаются на огромную ригу, которую охраняют два горца и несколько собак. Гарибальдийцы спрашивают у этих людей, какая деревня здесь ближайшая и не согласятся ли они проводить их до этой деревни; им отвечают, что ближайшая деревня — Фьюмара ди Муро.
Один из горцев соглашается послужить им проводником и говорит:
— Перед тем как добраться до Фьюмары ди Муро, я отведу вас в капуцинский монастырь, где вы сможете подкрепиться.
Гарибальдийцы так и не догнали своих товарищей, оказавшихся под начальством Миссори. Находясь под командованием Мусолино и Каттабени, бойцы идут следом за проводником. Они начинают спускаться по противоположному склону горы и, после часа ходьбы оказавшись на развилке сельских дорог, видят на небольшом холме монастырь, дающий о себе знать грубо сколоченным деревянным крестом. Мусолино дает приказ сделать привал и, сопровождаемый лишь Каттабени, направляется к монастырю; в ста шагах от монастыря они встречаются с монахом, который приводит туда их обоих.
Монастырь, как уже говорилось, стоял на вершине холма, с высоты которого открывался вид на берега Сицилии; на другой стороне пролива виднелась Мессина, белые дома которой отражались в его водах, словно в ослепительном зеркале. Перед монастырем росли кактусы, пальмы и табачные кусты; внутри он был бедный и обветшалый.
Офицеры переступают порог внешней двери, проходят по нескольким коридорам и попадают в какую-то келью, где видят еще довольно молодого монаха, который с недоверием смотрит на них.
Спустя несколько минут какой-то жизнерадостный, низкорослый и краснощекий человек входит в келью, протягивает руки офицерам и спрашивает:
— Чем я могу вам помочь?
Ему объясняют, в какое положение попал отряд.
— Вы наши братья, — говорит он, — и мы вас спасем; ну а покуда выпейте кофе и выкурите сигару.
Пока они пили кофе и курили сигары, которые были им предложены, настоятель вызвал командира национальной гвардии и местное начальство. Те явились, пообещали гарибальдийцам полную безопасность и предоставили им проводников, вместе с которыми те еще дальше углубились в горы.
Как раз в этот момент прибыл посланец, доставивший известия о другой части колонны и Миссори. Они встали лагерем недалеко от монастыря. Второй отряд присоединился к первому, и они вместе устроили привал в том месте, где можно было раздобыть хлеба и немного вина.
Мусолино, Миссори и Каттабени намеревались передать Гарибальди известие о провале их экспедиции и отчет о всем том, что с ними произошло. Тем временем Гарибальди, находившийся на борту «Абердина», то и дело прикладывал к глазу подзорную трубу, тщетно ожидая увидеть условленный сигнал, который должен был сообщить ему о захвате крепости Фьюмара.
— Все те же часовые! — говорил он, с раздражением поворачиваясь к тем, кто стоял возле него.
Каттабени вызвался лично доставить сообщение генералу, отважившись пересечь пролив. Сопровождаемый гидом и неким греком, бывшим капитаном судна, а ныне простым добровольцем в составе колонны, он стал спускаться вниз по скалам. Изнемогая от жары и усталости, в пути они были вынуждены несколько раз остановиться. После трех или четырех привалов они снова оказались возле капуцинского монастыря: именно там Каттабени рассчитывал изыскать возможность переправиться на Сицилию.
Капуцины оказали Каттабени наилучший прием. Вначале его повели в трапезную, где ему подали обед, вполне сносный для капуцинского монастыря, а из трапезной он перешел в келью, где заботливо закрытые ставни поддерживали прохладу. Разбитый усталостью, он уснул, велев разбудить его, когда спустится ночь. Каттабени рассчитывал воспользоваться темнотой и на лодке переплыть пролив, но не поспал он и часа, как его разбудили монахи, сообщившие ему, что возле монастыря появились королевские солдаты.
Доктор Калафьоре, прибывший туда в это самое время, заявил, что дальше пройти невозможно, поскольку ворота охраняются часовыми, выставленными через каждые сорок шагов. И тогда гид вызвался доставить письмо генералу, а Каттабени вернулся к колонне, сообщив ей о приближении королевских солдат.