LГОЛУБКА КОВЧЕГА
При этом известии колонна выступила в поход и в тот же день добралась до охотничьего дома в Аспромонте; там жили лишь пастухи со своими женами, и гарибальдийцы провели в этом месте полтора дня. Сестра одного из пастухов взялась добыть для бойцов провизию и обеспечила их хлебом, вином, яйцами и цыплятами.
На другой день к колонне присоединились первые отряды калабрийцев. На какое-то время при виде их появилась надежда, что вся провинция вот-вот восстанет и тогда можно будет вместе с Гарибальди совершить мощное нападение на королевские войска. Но численность калабрийских добровольцев не превысила двухсот или трехсот человек.
Однако Реджо и соседние деревни направляли колонне мулов, груженных съестными припасами, и местное население, особенно в первые дни, старалось изо всех сил, выказывая гарибальдийцам свое сочувствие.
Как мы сказали, колонна остановилась на двое суток в Аспромонте.
Местность эта чрезвычайно живописна как по части ландшафта, так и по части нарядов ее обитателей: здешние крестьяне носят короткие штаны из черного бархата и чулки из грубой шерсти, приспущенные до середины лодыжек и оставляющие открытыми икры. Зажиточные люди обуты в туфли с пряжками; у бедняков на ногах ciocia[46] — кусок кожи, похожий на котурн римлян и с помощью шнура пристегиваемый к ноге. Летом местные жители носят рубашку из грубого белоснежного полотна, которая прекрасно сочетается с черным цветом их наряда. Зимой они надевают куртку из того же черного бархата, что и штаны.
Женщины носят суконные юбки ярких цветов. Корсеты у них веселых, приметных тонов. К заплетенной косе, которой женщины увенчивают голову, они обычно прикрепляют красную шелковую сетку. Женщины очень красивы, и свойственная им привычка носить на голове кувшины с водой, восходящая ко временам античности, делает гибким их стан и придает особое изящество их походке.
Днем здесь все было хорошо, но вот по ночам, чрезвычайно суровым, добровольцы сильно страдали от холода.
Аспромонте пришлось покинуть; королевские войска приближались, обладая таким численным превосходством, что ни о какой попытке сражаться с ними не могло быть и речи, да еще при почти полном отсутствии боеприпасов. Оставалось скитаться по лесам. Гарибальдийцы утратили всякую веру в Мусолино. Они требовали, чтобы командование было передано Миссори или офицерскому совету, включающему Миссори, Каттабени и Марио.
Доверие к Мусолино падало с каждым днем. Никто не понимал, когда будет положен конец этому бродячему существованию. Находясь в горах, колонна беспрерывно совершала марши и контрмарши. Местом сбора для заблудившихся назначили небольшой лес вблизи Аспромонте или же хутор Каза деи Форестали в стороне Баньяры.
Более всего добровольцы ждали приказа генерала, который прекратил бы все эти споры, и каждый вечер засыпали с надеждой пробудиться от канонады, которой неаполитанские корабли и крепости возвестили бы о том, что Гарибальди пытается произвести высадку.
Несколько раз им казалось, что этот момент настал. Время от времени, с тревогой, смешанной с безграничной радостью, они вздрагивали при звуке случайного пушечного выстрела, эхом разносившегося в горах.
Внезапно та же новость, какой меня озадачили по прибытии моем в Мессину, дошла до несчастных изгнанников.
Гарибальди покинул Мессину и по приказу короля Виктора Эммануила отправился в Турин. Другие утверждали, что он сделал это для того, чтобы двинуться походом на Папское государство.
В том и другом случае гарибальдийцы, оказавшиеся по другую сторону пролива, должны были считать себя брошенными.
Положение становилось все более сложным. Следствием форсированных маршей стала почти постоянная нехватка продовольствия. Нередко после крайне утомительного перехода, имевшего целью обезопасить себя, приходилось совершать новый бросок, столь же утомительный, чтобы добыть себе обед или ужин. Мусолино решил провести разведку вблизи Баньяры, против чего возражали калабрийцы. Тем не менее отряд выступил в поход, и к нему, хотя и неохотно, присоединились калабрийцы.
В полночь бойцы покинули хутор Каза деи Форестали, рассчитывая еще до рассвета добраться до высот, господствующих над Баньярой. К несчастью, они ошиблись дорогой и, без конца поднимаясь и спускаясь по едва проложенным тропам, только в одиннадцать часов утра оказались в виду Баньяры.
Колонна приготовилась к рукопашной схватке: часть бойцов, под командой Мусолино и Миссори, двинулись вперед, чтобы напасть на королевских солдат. Командовать резервом было поручено Каттабене.
Как только они спустились с холма, по всей линии вражеских сторожевых постов началась ружейная пальба; тем не менее атака гарибальдийцев была настолько яростной, что неаполитанские солдаты были вынуждены отступить. Однако в городе уже поднялась тревога и прозвучал сигнал сбора, поднявший на ноги две или три тысячи солдат гарнизона. Королевские солдаты вышли из города, и после отчаянного боя, который гарибальдийцы вели, имея лишь охотничий порох и самодельные пули, им пришлось отступить; изнуренные жарой и усталостью, они должны были теперь взбираться в горы и идти в обратную сторону той же дорогой, по которой пришли.
Проводник сломал себе ногу, упав со скалы, и добровольцам пришлось бросить его на произвол судьбы. Два калабрийца, которые пытались тащить его или нести на своих плечах, были вынуждены отказаться от надежды спасти товарища и, рыдая от ярости, оставили его в руках врага.
Возвращаясь к хутору Каза деи Форестали, колонна проследовала через Солано, где спустя несколько дней предстояло погибнуть Полю де Флотту.
Солано — это небольшая деревня, построенная на склоне крутой горы. Горный поток, падавший за пределами деревни, был повернут горцами, и теперь он дарит страдающим от жажды восхитительно ледяную воду. Скажем попутно, что женщины в Солано очаровательны.
Возле этого ручья, протекающего посреди деревни, гарибальдийцы, погоня за которыми продолжалась, попытались остановиться на несколько минут под защитой своего арьергарда, обменивавшегося выстрелами с королевскими солдатами, но вскоре женщины, в роли добровольных часовых вставшие на крышах домов, своими криками дали знать, что арьергард отступает и королевские солдаты уже близко.
У бойцов хватило времени лишь на то, чтобы броситься в соседний лес, не успев ничего, кроме как напиться из того самого ручья. Поблуждав среди скал, зарослей и лесов, колонна лишь к ночи добралась до хутора Каза деи Форестали.
Положение стало хуже прежнего. Три неаполитанских колонны, вышедшие из Реджо, Баньяры и Шиллы, все больше и больше стискивали гарибальдийцев, которых покинули почти все калабрийцы и у которых вскоре должна была остаться лишь одна возможность ускользнуть от преследователей: устремиться в дремучие леса.
Они уже были близки к этому решению, как вдруг, в ответ на окрик часового «Кто идет?», послышался женский голос, произнесший: «Друг!»
Тотчас же сбежались все. Это и в самом деле была женщина, французская амазонка, имя которой заставляет нас утаить присущая нам деликатность и которая появилась, словно голубка ковчега, принеся не только оливковую ветвь, но и инструкции генерала.
Она поведала о попытке присоединиться к гарибальдийцам, предпринятой Полем де Флоттом и его полусотней бойцов, и сообщила о героической смерти нашего соотечественника.
Переправиться в Калабрию ей удалось с огромным трудом.
Несколько часов отважная француженка отдыхала среди тех, ради кого она жертвовала собой, и пообещала им вернуться в Реджо, чтобы призвать городской комитет прийти на помощь колонне, которая в течение последних дней испытывала недостаток во всем.
Она и в самом деле уехала, а колонна, по пятам которой по-прежнему гнались солдаты, была вынуждена в тот же день переместиться в деревню Сан Лоренцо.
Именно там, спустя два дня, добровольцы услышали первый пушечный выстрел, возвестивший о переправе Гарибальди через пролив, и получили послание, предписывавшее им выступить в поход и присоединиться к генералу, который шел на Реджо.
Ну а что происходило с ним самим во время его отлучки и после его возвращения?
LIЧТО ДЕЛАЛ ГАРИБАЛЬДИ, ВМЕСТО ТОГО ЧТОБЫ ОТЧИТЫВАТЬСЯ В ТУРИНЕ О СВОЕМ ОБРАЗЕ ДЕЙСТВИЙ
Сейчас я расскажу вам, что в это время делал Гарибальди.
Как вы знаете, Гарибальди поднялся на борт «Вашингтона», но, вместо того чтобы отправляться в Турин и отчитываться там о своем образе действий, он решил обследовать калабрийское побережье от мыса Ватикане до Паолы. Закончив это обследование, генерал направился на Сардинию, в залив Аранчи, где ожидал увидеть почти целую армию, но ничего подобного там не застал.
Добровольцы, доставленные туда на борту парохода «Изер», взбунтовались, потребовали, чтобы их высадили на берег, и в итоге разбежались.
Из залива Аранчи он отплыл на остров Ла Маддалена, где заправился углем, а затем, испытывая минутное сомнение, а может, и разочарование, решил провести день на Капрере, этой каменистой земле, куда, устав от борьбы, время от времени возвращается новоявленный гигант, чтобы прикоснуться к ней и набраться новых сил, и куда он вернется в дни неблагодарности и изгнания. Затем, снова поднявшись на борт «Вашингтона», он зашел в порт Кальяри, а из Кальяри отплыл в Палермо, где остановился на сутки, чтобы сделать распоряжения и отдать приказы; после чего, перейдя с «Вашингтона» на «Амазонку», он направился в Милаццо, чтобы, несомненно в качестве счастливого предзнаменования, прикоснуться к земле, где им была одержана победа. Там он еще раз сменил судно, перейдя на «Черного принца» и отправившись в Мессину, где остановился на короткое время, и оттуда отплыл в Таормину, где находилась колонна Биксио, которой было предназначено сыграть главную роль в высадке.
Генерал прибыл туда в момент всеобщего замешательства. Вот что там происходило.