— Господа, я предлагаю тост за здоровье хозяина и его прелестной хозяйки, а так же за вас, господа офицеры, — обернулся генерал в сторону Махно. — За великую Россию. Да поможет вам бог освободить её от антихристов-большевиков.
Какой-то помещик в патриотическом экстазе вскочил и, обращаясь к вновь прибывшим, подхватил:
— Да ниспошлёт вам бог, русские люди, успеха в поимке этого бандита Махно.
— Да, да, — воскликнул Миргородский, — да пусть покарает его...
Нестор не выдержал, вскочил разъярённый:
— Я Махно, — и кинул бомбу на стол в сторону хозяина.
Лепетченко и Ермократьев мигом попадали на пол, не отстал от них и Нестор. Грохнул оглушительный взрыв, мгновенно потушив все свечи. В зале стало темно.
— Огня, — послышался в темноте голос Нестора.
Когда наконец появились парни с горящими в шандалах свечами, они увидали стоящего за столом Махно, допивающего из бокала шампанское. Вокруг стола валялись убитые, раненые. Сам Миргородский с оторванной рукой стонал, ворочаясь в луже крови.
— Ермократьев, доканчивай тут, — приказал Нестор. — Саша, пошли.
Они вышли с Лепетченко во двор, из дома доносились выстрелы, Ермократьев «доканчивал» раненых.
— Что ты заспешил, Нестор Иванович, ни выпить, ни закусить не дал, — выговаривал Лепетченко.
— А ты не видел этого дурака, он же мог в любой миг сорваться. Кстати, тебя не зацепило?
— Нет.
— А Ермократьева?
— И его тоже. Слышишь, как старается. Мы же, как ты только замахнулся, были уже на полу. И вино пролили. Глотка не дал сделать.
Повстанцы обшарили двор, привели к Махно батрака. Он был напуган.
— Ну что, мужик, барина теперь нет над тобой. Берись, хозяйствуй.
— Что вы, ваша милость, как можно. Нагрянут гетманцы, убьют.
— Ну гляди, брат. Раз тебе не нужна воля, гни хрип дальше. Покажи хлопцам, где тут погреб, поварня. С утра ни маковки во рту.
Из погреба повстанцы натащили вина, из поварни закуски — хлеба, мяса, жареной рыбы. Развели посреди двора костёр. В дом идти не хотелось.
Пили, ели прямо во дворе, натащили попон, ковриков, сидели на них. Радовались трофеям: револьверы, винтовки, сабли. По приказу Махно Лепетченко обшарил весь дом, собрал драгоценности, деньги. Всё принёс в шкатулке.
— Это всё сгодится, — сказал Нестор. — И революции деньги нужны, не только буржуям.
Шумел повстанческий лагерь до полуночи, потом стал потихоньку стихать, некоторые засыпали прямо во дворе, другие разбредались по сараям, сеновалам, но в дом никто не пошёл.
Для Ивана Яковлевича приволокли казачью бурку: в ней не замёрзнете.
— Чудаки, кто ж в июле на Украине замерзает?
— Ну для мягкости.
— Саша, ты много выпил?
— Да бутылку.
— Ну и как?
— А ни в одном глазу, кислятина.
— Я что тебя попросить хочу. Покарауль до утра. Я на парней не надеюсь, поуснут, как суслики, неравен час варта или немцы нагрянут.
— Хорошо, Нестор Иванович.
— В случае чего стреляй.
Лепетченко долго сидел у потухающего костра. Почувствовав на рассвете, что его клонит ко сну, поднялся и побрёл к сараям, заглянул под навес. Там стоили телеги, сани, но его внимание привлекла чёрная блестящая коляска на рессорах. Встал на крыло, покачал. Не удержался: «Хороша!» И вдруг почувствовал на себе взгляд, быстро обернулся и заметил, как кто-то присел в углу.
— Эй, ты там! Вылезай, чего прячешься.
Из-за телег поднялся бородатый мужик.
— Ты кто? — спросил Лепетченко.
— Я кучер.
— Чей?
— Барина, стал быть.
— Это чья коляска? Барина?
— Не. Это енеральская.
— А где кучер?
— Сбёг. Как в доме рвануло, он наконь и бечь. Так охлюбкой[8] и ускакал.
— А ну помоги выкатить коляску.
Они взялись за оглобли, выкатили коляску из-под навеса.
— Сколько у генерала было в запряжке?
— Пара гнедых. Коренник и пристяжной с выносом.
— Ну-ка давай их.
— Так ентот ускакал на пристяжной.
— Давай коренника и пристяжного такой же масти из барских.
— Так это... барин ежели.
— Барин твой уже не «ежели». Неужто доси не допёр? Ну, живо. Когда Махно проснулся, посреди двора стояла чёрная щегольская коляска, обтянутая внутри голубым сукном и запряжённая парой гнедых, лоснящихся от сытости.
К нему подходил улыбающийся Лепетченко:
— Нестор Иванович, а я вам подарок приготовил. Эвон тачанка, да ещё ж и подрессоренная.
— Саша, где взял? — расплылся Нестор в довольной улыбке.
— От генерала осталась. Цени, Нестор.
Махно подошёл к коляске, встал на подножку, качнул возок.
— Хорош подарок, спасибо. И сиденье мягкое. Жил же генерал. А?
— Жил, — засмеялся Лепетченко. — Теперь наш черёд жить. Подошёл Ермократьев, спросил:
— Иван Яковлевич, так вы вправду Махно?
— А что, не похож?
— Нет, ноя думал...
— Что думал? Договаривай уж.
— Что Махно высокий, широкоплечий... — замялся Ермократьев.
— Как Илья Муромец что ли?
И все трое рассмеялись, а Ермократьев ещё и покраснел.
Всех коней с конюшни разобрали повстанцы. Ещё не успели выехать со двора, как увидели пламя — Ермократьев поджёг дом.
— Зачем? — спросил Махно с неудовольствием.
— Пусть горит осиное гнездо.
— Он бы ещё сгодился коммунарам. Ну да ладно.
Когда они отъехали с версту от горящей усадьбы, Нестор из тачанки подозвал Ермократьева.
— У тебя там под кукурузой, часом, пулемёта не найдётся?
— Какой вам нужен?
— Лучше «Максим».
— Найдём, Нестор Иванович, расшибёмся, а найдём.
— Тогда двинем на Гуляйполе.
Лепетченко, сидевший на облучке и правивший конями, обернулся:
— Нестор Иванович, попробуем? Да?
— Гуляйполе не девка, Саша, чтобы пробовать. Будем брать.
— И-эх, — взликовал Лепетченко и замахал над головой ремёнными вожжами. — Н-но, гнедые, наддай.
И застоявшиеся сытые кони «наддали» так, что лодкой на волнах закачался кузов тачанки и в ушах Нестора засвистел тёплый степной ветер, выжимая слёзы с торжествующих глаз. Ему теперь казалось всё по силам.
8. Свободная территория
За несколько вёрст до Гуляйполя Махно остановил отряд и строго-настрого наказал:
— В Гуляйполе никакой стрельбы, товарищи.
— А если они начнут? — спросил Ермократьев.
— Не начнут. Не забывайте, что мы ныне отряд державной варты под командой штабс-капитана Шепеля. И сделать все должны как можно тише.
— А если всё же доведётся стрелять?
— Только по моей команде. Я не хочу в Гуляйполе лишних жертв. А уж за красного петуха, — Нестор строго взглянул на Ермократьева, — расстреляю на месте.
Так и въезжали в Гуляйполе: впереди на щегольской тачанке с пулемётом штабс-капитан, за ним конный отряд в полсотни сабель. Сторожевой пост на въезде даже не шевельнулся. Отряд стройными рядами продефилировал мимо.
Тачанка подкатила к немецкому штабу, тому самому, на который дважды безуспешно покушался Нестор. Махно соскочил с подножки и решительным шагом направился к крыльцу. В дверях стоял часовой. Нестор, козырнув ему, сказал:
— Срочный пакет от гетмана.
Войдя в приёмную, увидел вскочившего из-за стола адъютанта. Но и тому не дал рта раскрыть:
— Командир на месте?
— Да. Но он занят...
— Я курьер гетмана.
Нестор распахнул дверь. Полковник сидел за большим столом в дальнем конце комнаты, рядом стоял офицер с бумагами.
Увидев вошедшего штабс-капитана, полковник нахмурился и, сверкнув из-под пенсне ледяным взглядом, спросил:
— Что вам угодно?
Нестор выхватил пистолет, в мгновение уложил опешивших офицеров и тут же повернул назад в приёмную. Появление его там с ещё дымящимся пистолетом произвело на адъютанта (слышавшего выстрелы) нужное действие. Махно увидел его уже с поднятыми руками.
— Вы хотите жить?
— Я, я... да, да.
— В таком случае ступайте немедленно в казарму и выводите солдат на митинг. Вы поняли? На митинг, стало быть, без оружия.
— Я, я... да, да.
— Если вздумаете вывести с оружием, будете немедленно расстреляны. Я Махно. Ваш гарнизон окружён и в случае сопротивления будет немедленно уничтожен. Порежем пулемётами.
— Я поньял.
— Ступайте. Заодно снимите часового у крыльца.
— Я не имею прав... он подчинён начальник караул.
— Скажите ему, что будет убит, если вас ослушается. Исполняйте.
Адъютант опустил руки и шагнул к выходу, когда Нестор ухватил его за кобуру.
— Начнём с вас, лейтенант, — и вытянул пистолет. — Ступайте и берегите вашу жизнь.
Когда Нестор вышел из штаба, часового на входе уже не было. Отметил про себя: «Исполнительный лейтенант».
Площадь была окружена повстанцами. Лепетченко, покинув облучок, пристроился у пулемёта. «Ну что ж, вполне убедительно. Что-то мои анархисты спят, — думал Нестор. — Надо было предупредить их».
Адъютант вывел роту солдат на площадь. Махно прошёл к тачанке.
— Саша, живо на облучок, подворачивай к ним. Я буду выступать.
Тот подъехал к построившимся солдатам.
Махно покрутил головой, ища взглядом адъютанта: «Неужто сбежал?» Но нашёл его на левом фланге строя, видимо, он не выводил, а выгонял солдат из казармы и потому оказался сзади. Нестор призывно махнул ему рукой: идите сюда.
— Я буду говорить, вы будете переводить меня.
Адъютант кивнул: согласен.
— Товарищи солдаты, я знаю, вы в мирной жизни были рабочими и крестьянами. А мы такие же труженики, как и вы. Я, Нестор Махно, из крестьян...
Нестор заметил, как при упоминании его имени посерьёзнели лица, и солдаты даже перестали шевелиться.
— Вы посланы убивать нас — своих братьев по труду, по классу. Но я, как анархист-коммунист, говорю вам: не туда стреляете, товарищи. Стрелять надо во власть и в нашу и в вашу. Только власть — враг народа. А мы, рабочие, друг другу братья. Поэтому анархисты-коммунисты села Гуляйполе предлагают вам вернуться на родину. Для этого каждый получит по 500 рублей на дорожные расходы.