Одиссея батьки Махно — страница 88 из 100

— 250 сабель, — выдохнул Марченко и прохрипел: — Да, братки, теперь-то мы узнали, что такое большевики-коммунисты.

— Мы их давно знаем, — пробухтел Зиньковский. — Одно слово — красные, кровью народной пропитанные.

ЧАСТЬ ПЯТАЯВНЕ ЗАКОНА

Мятеж не может кончиться удачей,

Когда он победит, его зовут иначе.

1. Мститель


Гибель 5-тысячного Крымского корпуса вместе с талантливым командиром Каретниковым ожесточила и без того давно зачерствевшее сердце Махно. Он изменился даже внешне, скорбные складки легли у рта, глаза, казалось, провалились глубже и в них появился холодный, нестерпимый для собеседника блеск. Он не заговаривал о мести, он творил её теперь ежедневно, ежечасно.

Даже в тот день, когда Марченко с Тарановским привели жалкие остатки корпуса и рассказывали, как после Перекопа их беспрерывно терзали 4-я дивизия и Интербригада, как поливали их пулемёты бронепоездов, — кто-то сказал, что с запада появился красный отряд. Махно сел на коня и лично повёл конников в атаку, скомандовав пред тем:

— Пленных не брать.

И красный отряд был вырублен до единого человека.

На совещании штаба Повстанческой армии, состоявшемся сразу по возвращении Марченко, Махно заявил:

— Поскольку мы снова вне закона и лишились практически всей нашей кавалерии, идём на соединение с Азовским корпусом Трофима Вдовиченко.

— Если нам дадут пробиться красные, — вздохнул Серёгин.

— Дадут. Куда они денутся.

— Придётся пересекать железные дороги, красные наверняка будут строить «заборы» из бронепоездов, — сказал Белаш.

— Заботу о железных дорогах возложим на команду Чубенко. Где только увидишь рельсы, Алексей, рви к чёртовой матери. Лева, насколько мы оторвались от красных?

— Я думаю, на один-два перехода, — сказал Зиньковский.

— Посылай во все стороны разъезды, пусть глаз не сводят с красных и при случае хватают «языков». Мы должны точно знать, кто у нас на хвосте и на флангах. Вмени им в обязанность — рвать телефонные провода, выводить из строя телеграфные аппараты на станциях.

— Будем стараться, Нестор Иванович.

— Теперь твоя задача, Исаак, — обратился Махно к редактору Тепперу. — Заготовь текст листовки «Чёрная измена большевиков», в которой изобрази их коварство, подлое нарушение договора, надуманные обвинения махновцев в грабежах и разбоях. Мы за это давно расстреливаем. В общем, возьми у Белаша приказ Фрунзе, там что ни строка — то враньё. Опровергни всё по пунктам.

— А где же её будем печатать, листовку-то? Обоз весь брошен.

— Когда объединимся с Вдовиченко, возьмём Бердянск, там и отпечатаем. Напишешь, дашь мне прочесть.

К Новоспасовке, где, по предположениям, действовал Вдовиченко, шли не прямым путём, а часто меняя направления, путая преследователей и, что не менее важно, иногда являясь там, где махновцев менее всего ждали. По пути почти два полка красноармейцев перешли на сторону повстанцев и были влиты в бригаду Петренко, командовавшего пехотой.

Раза два или три разведчики, следившие за преследователями, докладывали штабу, что за ними идёт киргизская кавбригада.

— Что ж не нападают?

— Наверно, боятся нас или ждут удобного случая.

— Ну, мы ждать не будем. Марченко, тебе кони нужны?

— Хм. А когда они были лишними.

Нападение на киргизскую бригаду было совершено утром, когда кавалеристы готовились к выступлению из деревни.

Строились на единственной улице села. Именно в это время с обоих концов улицы появились тачанки, ударили пулемёты. Первой же очередью был срезан комбриг вместе со своими штабными. С обеих сторон сразу же образовались завалы из убитых коней и всадников, тачанок. Никто не пытался командовать, не было сделано ни единого выстрела. Уцелевшие с ужасом кинулись врассыпную по дворам, огородам, сараям.

В село влетела конница под командой Марченко, получившая указание батьки «без пленных». Изрубили, кажется, всех, не пощадили даже спрятавшихся в камышах, и дивились тому, что «басурманы» даже не отстреливались.

Собрали богатые трофеи: карабины, винтовки, патроны, тачанки с исправными пулемётами и особенно радовались тому, что нашли несколько возов овса.

Уже перед обедом сияющий Марченко доложил Махно:

— Твоё приказание, Нестор Иванович, исполнено. Вырубили подчистую, бригады нема.

— Молодец, — похвалил Махно. — Теперь коней хватает?

— С избытком.

Однако вскоре в лагере появился старик с длинной седой бородой, приехавший на кобыле.

— Мне бы батьку побачить.

— Я слушаю тебя, отец, — сказал Махно.

— Вот ты какой, Нестор Иванович, — молвил старик с оттенком уважительного удивления.

— Какой? — спросил Махно.

— Ну эдакий... — замялся старик. — В общем... геройский. Я что прибег-то... Давеча твои хлопцы порубали страсть скоко... все плетни, проулки завалили... Нам до весны ховать не переховать мертвяков-то...

— Ну и чего ты хотел? Нам же ещё и хоронить, что ли?

— Да нет, не то зовсим, как бы это сказать... Токо ты не злобись.

— Ну что? Говори, не тяни, старик.

— Ну в общем, я поховав некольких киргизецу подполе... Уж больно ваши злобились, порубали б бедолаг, а они ж люди, живые души.

— Как тебя звать, дед?

— Нечипор я, батько.

— Стало ты жалеешь наших врагов, дед Нечипор, — прищурился, Хмурея, Махно.

— Жалкую, всех жалкую, Нестор Иванович, — отвечал старик. — И тебя тоже.

— Меня? — удивился Махно. — За что?

— Ох, тяжела твоя ноша, сынок. По крови шагать, душу сжигать. Как тут не жалеть? Как-никак, ты заступник крестьянству.

— Ну и что ж ты хочешь?

— Я сулился им, что заступлюсь перед тобой за них.

— Ишь ты, какой заступник.

— Они ж боятся с подпола выходить. А мне чем их кормить? У меня внучка-то впроголодь сидит. А тут дюжина мужиков.

— Так ты что, Нечипор, хочешь, чтоб мы на них тебе довольствие отпустили? — усмехнулся Нестор.

— Что ты, что ты. Я хочу, чтоб вы их в полон взяли, ну и удовольствовали как положено, чай, не объедят они твои тыщи.

— Возьмём. Удовольствуем, — подмигнул Махно своим товарищам.

— Удовольствуем, удовольствуем, — осклабился Марченко.

Нечипор нахмурился, покачал укоризненно головой:

— Эх-хе-хе, Нестор Иванович, безоружных-то побить много ль ума надо. Я думал ты... это самое... а ты, — старик безнадёжно махнул рукой и, повернувшись, поплёлся к своей кобыле.

— Эй, Нечипор, постой. Куда ж ты? — позвал Махно.

Старик остановился, повернулся: ну что, мол?

— Что ж это ты? Разговор не кончили, а ты на попятную.

— Так чё говорить-то? Итак ясно, вы их забьёте, а грех на мне.

— С чего ты взял, что забьём?

— Не слепой, чай, вижу как твои хлопцы оскаляются, — кивнул дед на Марченку. — А я им про тебя-то таких похвал наплёл.

— Ладно, старик, не серчай, накормим мы твоих подпольных сидельцев. Гриша, — обернулся Нестор к Василевскому, — возьми хлопцев из моей сотни, езжай с дедом, заберите у него басурман, приведите, накормите — и на все четыре стороны.


10 декабря командюж Фрунзе связался по телефону с командармом-4.

— Товарищ Лазаревич, по разведданным, Махно направляется на юг, как предполагаем, на соединение с бандой Вдовиченко. Надо воспользоваться этим. Они сами как бы лезут в мешок. Поэтому приказываю вам, чтоб ваши части охватили бандитов и вели наступление плечом к плечу, не давая им возможности выскользнуть.

— Хорошо бы на Бердянск направить несколько бронепоездов, Михаил Васильевич.

— Постараемся. Помимо этого вам в поддержку поступит конный корпус Каширина. Разведку ведите непрерывно. Пора кончать с Махно и всеми его бандами.

— Может, д ля уплотнения фронта стоит передать нам Первую Конную?

— Нет. Будённому дано задание уничтожить бандитов в районе Константинограда, к 16 декабря. Надеюсь, и вы к этому времени управитесь. Приказ вам доставят. И учтите, товарищ Лазаревич, более выгодного положения трудно дождаться. За спиной у Махно море, ему деться некуда. Вы его должны раздавить. 16-го жду победной реляции. Желаю успеха.

2. В мешке


11 декабря отряд Махно прибыл в Новоспасовку и наконец-то соединился с корпусом Вдовиченко. Обнимаясь на радостях с Трофимом, Нестор сказал:

— Ну что, георгиевский кавалер, повоюем ещё.

— Куда денешься, батько. Придётся.

— Предупреди всех — никаких выпивок. Я своим уже сказал: увижу пьяного — расстреляю.

Объявив рядовым бойцам отдых, Махно собрал командиров на совещание. Первое слово было предоставлено начальнику контрразведки Зиньковскому. Последние данные о противнике были неутешительными, более того, угрожающими.

— У нас есть копия последнего приказа Фрунзе, в котором велено покончить с нами к 16-му декабря.

— Эва какой прыткий, — заметил Нестор. — Как говаривал Каретник: не поймал — ощипал. Какие у тебя есть предложения?

— Надо прорываться и немедленно в направлении на Розовку.

— Ага. А там — забор из бронепоездов.

— Был бы флот, можно б было уйти морем.

— Дожидайся. Позволили бы они нам загрузиться. Они в этом рейде ни разу не дали нам путём выспаться, с хвоста не слазили, с флангов щипали. Нет, товарищи, — Махно встал за столом, — у нас нынче нет времени и на долгие дебаты, поэтому слушайте мой план. Сегодня ночью в 4 часа мы выступаем на Бердянск...

— На Бердянск?! — не удержался от восклицания Марченко. — Но это же...

— Да, Алёша, это уже у моря. Ты удивился, Фрунзе того более удивится, мол, сами в петлю лезут. Пусть. Врага всегда нужно удивлять, а не делать то, чего он от нас ведёт. И потом, идти на прорыв, оставляя за спиной красный Бердянск, разумно ли? Поэтому завтра с утра мы атакуем Бердянск и берём его, уничтожаем чекистов и комиссаров, освобождаем всех арестованных. После обеда мы уже должны уйти из Бердянска. Теппер, ты должен успеть за это время отпечатать листовку «Чёрное предательство большевиков». Текст у тебя готов?