Одиссея блудного мужа — страница 32 из 46

– Я звоню, вы не открываете, думал, звонок не работает. Вы одна? – вместо пожелания доброго утра спросил Сундуков.

– Одна, – подтвердила я и впустила его в квартиру.

– Есть хочу, умираю. От обеда что-нибудь осталось?

– Какого обеда? – Я бросила беглый взгляд на часы. Ого! Полпятого! Что мне такого накапал Вадим? Проспала весь день как убитая! Неужто это простая валерьянка так подействовала? Точно, дал, наверное, ударную дозу, способную завалить среднюю особь африканского слона.

Игорь открыл холодильник и начал выгребать с полок остатки вчерашнего ужина. Ни мне, ни Сундукову не пришлось прошлым вечером полакомиться фаршированной курицей. Вмиг оценив ситуацию – у самой уже более суток не было во рту маковой росинки, – я поставила на стол две тарелки, а блюдо с курицей запихнула разогреваться в микроволновку.

– Что скажешь? – спросила я после того, как положила Сундукову первый кусок. – Может, все-таки объяснишь, что произошло?

– Колется! – кратко ответил Игорь, отломил еще кусок курицы и, не раздумывая, отправил его вслед за первым в рот.

– Это как?

– Я только что с допроса. Юра вчера так удивился, увидев меня, – начал вспоминать Сундуков. – Ей-богу, мне так было приятно! Его глаза прямо на лоб полезли, когда я в недострой вошел: он в этот момент головой о колонну бился, а я его отвлек от этого занятия. Попялился на меня с полминуты, а потом спросил, что я в этом забытом богом месте делаю. Думал, случайно забрел, чудак! Ну, тут я ему и помог навести на рожу макияж. Отчего не оказать человеку помощь?

– Игорь, что вчера было, я в курсе. Ты сказал, что пришел с допроса. Меня это сейчас интересует, а не то, как ты кому-то бил морду, – напомнила я.

– Ну да! С утра начали его трясти. Сначала упирался, ушел в глубокую несознанку и сидел часа два молча. Никак ребята не могли его разговорить. – Игорь вздохнул и отвел глаза в сторону. Подозреваю, каким способом пытались вывести Юру на разговор по душам. – Потом показали ему его фальшивые доллары…

– Как фальшивые? – подпрыгнула я на месте.

– А откуда им настоящим взяться? Кстати, там даже и фальшивых было недостаточно.

– Да как же так? – Я хотела сказать, что сама видела, как Петров входил в престижное здание бизнес-центра, как выходил, как показывал мне пакет с деньгами.

И тут до меня дошло. Юра вышел из здания с пакетом денег, на моих глазах положил в портфель, я пересчитывать не стала, я вообще их в руки не брала. Весь день он ходил с этим портфелем, а после телефонного звонка на часик уехал домой. Вот тогда-то он и подменил настоящие деньги на фальшивые.

– Продолжай.

– Короче, твой Петров еще та штучка, – начал говорить Сундуков, не забывая при этом куски курицы отправлять в рот. Я слушала его и удивлялась, как можно было ошибиться в человеке, которого прежде уважал и считал своим другом.

Юра Петров в детстве был трудолюбив чрезвычайно. Папа, химик, кандидат наук, и мама, преподаватель словесности, прививали ему упорство и усидчивость. В то время, когда дворовая ребятня гоняла летом на велосипедах и играла в казаков-разбойников, бегала по пятьсот раз в кино на понравившийся фильм, Юрик решал задачки и под мамину диктовку писал диктанты.

Он не роптал, и ему это даже нравилось. Перед мальчиком была поставлена цель – достичь невиданных ранее высот в области… Здесь ни он, ни мама не могли с точностью сказать, кем больше хотелось ему стать. Он представлял себя в будущем и Нобелевским лауреатом, и известным писателем, и олимпийским чемпионом, и знаменитым скрипачом. Из ребенка планомерно лепили разносторонне развитую личность. Он занимался спортом в секции легкой атлетики, посещал музыкальную школу, занимался вокалом, английским языком, при всем при том, что в школе преподавали немецкий.

Дни и недели были расписаны по секундам. Всему находилось место в жизни маленького Петрова, кроме одного – общения со сверстниками: у него просто не оставалось для этого времени. Он приходил из школы, садился за учебники, потом бежал на стадион, в музыкальную школу, затем вновь возвращался к книгам и тетрадкам. Иной скептик скажет: что плохого, если ребенок огражден от тлетворного влияния улицы, у него просто нет ни одной свободной секунды на глупости.

Но вот, когда мальчику стукнуло пятнадцать, он стал замечать странные вещи. Задачу, над которой он бился полтора часа, кто-то решал с ходу. Стометровку, которую он преодолевал в день по многу раз, каждый раз на сотые доли секунды уменьшая свой личный рекорд, пробежал быстрее парень, только вчера пришедший в секцию и даже не умеющий толком бегать и дышать. На конкурсе юных скрипачей он впервые не стал лауреатом. Иностранные языки кому-то давались легко, а он каждый вечер заучивал часами эти чертовы чужеземные слова.

В институт он поступил легко. И опять все ночи напролет корпел над курсовыми и рефератами. А кто-то не отказывал себе ни в чем: ни в веселой вечеринке на даче, ни на дискотеке с девчонками до утра. Кто-то, но у Петрова все было по-другому.

Он стремился быть первым в учебе, а был такой же, как и все. Нет, пожалуй, не как все. За свои пятерки он платил слишком большую цену, его окружали не люди, а книги и учебники. В студенческом коллективе он так и не прижился. Сначала его приглашали в компании, но он отказывался, ссылаясь на занятость, потом звать перестали, но его это мало беспокоило. К тому времени он для себя усвоил, что мир делится на его собственное Я и всех остальных. Он ждал своего звездного часа. Стоило немного подождать и судьба одарит его золотым дождем, его заметят, он станет знаменит, ему предложат выгодную работу, он прославит себя и свою страну.

Но приглашение на работу он получил в заштатный городок на макаронную фабрику. Даже не в областной центр, и уж не в банк или в какой-нибудь концерн, а на заурядную фабрику, где, кроме главного бухгалтера, вопросами экономики никто не занимался.

По распределению в глушь он ехать отказался, времена изменились, и никто не настаивал, чтобы молодой специалист обязательно отработал положенные два года после окончания института. Петров бросился покорять местный олимп. С «красным» дипломом он обошел тысячу мест, но там брали или «своих», или по рекомендациям. Казалось, экономисты экстра-класса никому не нужны.

Юра был на грани нервного срыва. Ради чего он отказывал себе во всем, не спал ночей, не имел друзей, любимой девушки? Чтобы понять, что он никому в этой жизни не нужен?

Но вот судьба сжалилась над ним, ему повезло, его взяли в одну фирму, занимавшуюся оптовой торговлей. Конечно, Петров рассчитывал на более престижную должность, но на первых порах место менеджера в отделе импорта тоже было весьма кстати.

Осознав к двадцати трем годам свои прошлые ошибки, он для себя решил познакомиться с коллективом отдела. Засунув подальше свою гордыню, он прикинулся этаким рубахой-парнем: начал ухлестывать за девчонками, курить с мужчинами на лестничной клетке, посещать вечеринки, ездить с коллегами на природу – на шашлыки и за грибами.

Нельзя сказать, что такой образ жизни ему нравился, он уставал больше, чем, скажем, в институте, всю ночь зубря какой-нибудь заумный предмет. Но сейчас он постигал науку «быть своим в доску». Мало-помалу у него стало получаться, он втянулся. Теперь он мог всю ночь прошататься по барам и дискотекам, а наутро с красными от недосыпа глазами явиться на работу. У него появились друзья-приятели, такие же молодые прожигатели жизни, полные энергии и амбиций.

Хуже дело обстояло с женщинами. Их было много, но среди них ни одной, которую хотелось бы взять за руку и повести к алтарю. На работе женский коллектив был представлен матронами «за тридцать», бестолковой секретаршей и девочками на побегушках, на которых он, Петров, и внимания не обращал.

Юра тщательно поддерживал имидж светского льва, был вежлив с дамами, услужлив и галантен, ухаживал за всеми, не давая при этом повода думать, что он способен на серьезные отношения с одной из них. Знакомясь в барах, он понимал, что все эти красотки – бабочки-однодневки, блестящие в свете кабацких фонарей. Рассматривать их днем при солнечном свете ему даже не приходило в голову. Это были знакомства на ночь, максимум две.

Такую жизнь вел Петров до встречи с Татьяной. Она появилась в отделе импортных товаров в мае несколько лет назад. Ворвалась вихрем в комнату, обратив на себя внимание всех присутствующих. От этой девушки веяло приближением грозы, чем-то смутным и одновременно радостным.

Юра вспомнил себя маленьким мальчиком, когда он стоял у окна и ему очень хотелось побегать под летним ливнем босиком без зонта. Но он боялся всегда и всего. Например, строгой матери – показаться нелепым, испортить одежду, заболеть и пропустить уроки. Капли звонко били по стеклу и стекали вниз, и ему становилось интересно: как там, под теплыми струями? Не решаясь выйти на улицу, он брел в душ и долго стоял под потоками воды, представляя себя смело разгуливающим босиком по лужам.

И эта девушка вызывала в нем столь же жгучий интерес. Она была другая. Что-то незнакомое было в ее манере поведения, естественное и открытое. Он смотрел на нее и боялся подойти. Вдруг она не захочет с ним знакомиться или окажется не такой, какой он ее представляет? Он бледнел, краснел и невольно подглядывал за незнакомкой. Татьяна подошла первой.

– Привет! Меня зовут Таня.

– Юрий, – промямлил Петров.

– Почему ты все время на меня пялишься? – У девушки была простецкая манера общения, даже слишком, но ему это понравилось. В ее поведении отсутствовали вычурность и неприкрытое кокетство. Юра пожал плечами, ничего не ответив.

– Вместо того чтобы меня есть глазами, лучше помоги. Меня прислали за каталогами, а я никак не разберусь с ними. – Таня протянула ему длиннющий список с названиями.

Петров быстро нашел нужные каталоги и передал их девушке.

– А можно я их возьму домой, а завтра верну?

Потом оказалось, что сумка слишком тяжелая, и Юра вызвался помочь отнести ее Тане домой. Потом последовало приглашение на чай. Потом…