Так же и плот его ветры по бурному морю гоняли.
То вдруг Борею бросал его Нот, чтобы гнал пред собою,
То его Евр отдавал преследовать дальше Зефиру.
Кадмова дочь Левкотея, прекраснолодыжная Ино,
Тут увидала его. Сначала была она смертной,
Нынче же в безднах морских удостоилась божеской чести.
Стало ей жаль Одиссея, как, мучась, средь волн он носился.
Схожая летом с нырком, с поверхности моря вспорхнула,
Села на плот к Одиссею и слово такое сказала:
«Бедный! За что Посейдон, колебатель земли, так ужасно
Зол на тебя, что так много несчастий тебе посылает?
Но совершенно тебя не погубит он, как ни желал бы.
Вот как теперь поступи — мне не кажешься ты неразумным.
Скинувши эту одежду, свой плот предоставь произволу
Ветров и, бросившись в волны, работая крепко руками,
Вплавь доберися до края феаков, где будет спасенье.
На! Расстели на груди покрывало нетленное это.
Можешь с ним не бояться страданье принять иль погибнуть.
Только, однако, руками за твердую схватишься землю,
Тотчас сними покрывало и брось в винно-чермное море,
Сколько возможно далеко, а сам отвернися при этом».
Так сказавши, ему отдала покрывало богиня
И погрузилась обратно в волнами кипевшее море,
Схожая видом с нырком. И волна ее черная скрыла.
Начал тогда размышлять про себя Одиссей многостойкий.
Сильно волнуясь, сказал своему он отважному сердцу:
«Горе мне! Очень боюсь я, не ткет ли мне новую хитрость
Кто из бессмертных богов, мне советуя плот мой оставить.
Нет, не послушаюсь я! Еще далеко, я заметил,
Берег земли, где, сказала она, мне прибежище будет.
Дай-ка, я так поступлю, — и будет всего это лучше:
Время, пока еще крепко в плоту моем держатся бревна,
Буду на нем оставаться и все выносить терпеливо.
После того же как волны свирепые плот мой разрушат,
Вплавь я пущусь: ничего уж тогда не придумаешь лучше!»
Но между тем как и сердцем и духом об этом он думал,
Поднял большую волну Посейдаон, земли колебатель,
Страшную, с верхом нависшим, и в плот Одиссея ударил.
Так же, как вихрь, налетевший на кучу сухую соломы,
В разные стороны мигом разносит по воздуху стебли,
Так весь плот раскидала волна. За бревно уцепившись,
Как на коня скакового, верхом на него он уселся.
Скинул одежду с себя, что ему подарила Калипсо,
Грудь себе быстро одел покрывалом богини и, руки
Вытянув, вниз головой в бушевавшее кинулся море,
Плыть собираясь. Увидел его Земледержец-владыка,
И головою повел, и сказал про себя, усмехаясь:
«Плавай теперь, настрадавшись, по бурному морю, покуда
К людям, питомцам Зевеса, в конце ты концов не прибудешь.
Тем, что случилось, и так не останешься ты недоволен!»
Так он сказал и, хлестнувши бичом лошадей длинногривых,
В Эги вернулся к себе, где дворец у него знаменитый.
Новая мысль тут пришла Афине, рожденной Зевесом.
Загородила богиня дороги ветрам бушевавшим,
Всем приказала им дуть перестать и спокойно улечься,
Только Борея воздвигла. И спереди срезала волны,
Чтоб наконец Одиссей, от богов происшедший, достигнул
Веслолюбивых феаков, и Кер избежавши и смерти.
Долго, два дня и две ночи, по сильной волне он носился,
Сердцем смущенным не раз пред собою уж видя погибель.
Третий день привела за собой пышнокосая Эос.
Ветер тогда прекратился, и море безветренной гладью
Пред Одиссеем простерлось. Высоко взнесенный волною,
Зорко вперед заглянул он и землю вблизи вдруг увидел.
С радостью точно такою, с какою относятся дети
К выздоровленью отца, который в тяжелой болезни,
Богом враждебным сраженный, лежал и чах все сильнее,
После же боги, на радость им всем, исцеляют больного, —
Радость такую же вызвали лес и земля в Одиссее.
Поплыл быстрей он, ступить торопяся на твердую землю.
Столько, однако, проплывши, за сколько кричащего мужа
Можно услышать, он шум услыхал у прибрежных утесов.
Волны прибоя кипели, свирепо на берег высокий
С моря бросаясь, и весь был он облит соленою пеной.
Не было заводи там — защиты судов — иль залива,
Всюду лишь кручи виднелись, суровые скалы и рифы.
У Одиссея ослабли колени и милое сердце.
В сильном волненьи сказал своему он отважному духу:
«Горе великое! Дал мне увидеть нежданную землю
Зевс, переплыл невредимо я эту пучину морскую,
Но никакого мне выхода нет из моря седого.
Острые скалы повсюду. Бушуют вокруг, расшибаясь,
Волны, и гладкой стеной возвышается берег высокий.
Море у берега очень глубоко; никак невозможно
Дна в нем ногами достать и гибели грозной избегнуть.
Если пристать попытаюсь, то волны, меня подхвативши,
Бросят на твердый утес, и окажется тщетной попытка.
Если ж вдоль берега я поплыву и найти попытаюсь
Где-нибудь тихую заводь морскую иль берег отлогий, —
Сильно боюсь я, чтоб буря, внезапно меня подхвативши,
Не унесла в многорыбное море, стенящего тяжко,
Иль чтоб не выслало мне божество одного из огромных
Чудищ из моря, питаемых в нем Амфитритою славной.
Знаю ведь я, как сердит на меня Посейдон-земледержец».
Но между тем как рассудком и духом он так колебался,
Вдруг понесен был огромной волной он на берег скалистый.
Кожу бы всю там содрал он и кости себе раздробил бы,
Если бы вот чего в сердце ему не вложила Афина:
Прыгнув, руками обеими он за скалу ухватился.
Там он со стоном висел, покамест волна не промчалась.
Так он ее избежал. Но вдруг, отразившись обратно,
Снова его она сшибла, далеко отбросивши в море.
Если полипа морского из домика силою вырвать,
Видно на щупальцах много приставших к ним камней мельчайших;
Так же и к твердому камню утеса пристала вся кожа
С рук Одиссея. Его же волна с головою покрыла.
Тут бы, судьбе вопреки, и погиб Одиссей несчастливый,
Если б присутствия духа в него не вложила Афина.
Вынырнув вбок из ревущей волны, набегавшей на скалы,
Поплыл вдоль берега он и на землю глядел, не найдется ль
Где-нибудь тихая заводь морская иль берег отлогий.
Вдруг, плывя, добрался он до устья реки светлоструйной.
Самым удобным то место ему показалось: свободно
Было оно и от скал и давало защиту от ветра.
Сразу узнал он впаденье потока и духом взмолился:
«Кто бы ты ни был, владыка, внемли мне! Молюсь тебе жарко,
От Посейдоновых страшных угроз убегая из моря.
Даже в глазах у бессмертных достоин почтения странник,
Их о защите молящий, — вот так, как теперь, пострадавший,
Я к теченьям твоим и коленям твоим припадаю!
Сжалься, владыка! Горжусь, что тебя о защите молю я!»
Тотчас теченье поток прекратил и волну успокоил.
Гладкою сделал поверхность пред ним и спас его этим
Около устья реки. Подкосились колени и руки
У Одиссея. Совсем его бурное море смирило.
Все его тело распухло; морская вода через ноздри
И через рот вытекала, а он без сознанья, безгласный
И бездыханный лежал: в усталости был он безмерной.
После того как очнулся, и дух в его сердце собрался,
Прежде всего отвязал он с себя покрывало богини
И покрывало пустил по реке, впадающей в море.
Быстро оно на волнах понеслось по теченью, и в руки
Ино его приняла. И выбрался он из потока,
Лег в тростнике и к земле плодоносной припал поцелуем.
Сильно волнуясь, сказал своему он отважному сердцу:
«Что ж это будет со мной? И чем все кончится это?
Если возле реки тревожную ночь проведу я,
Сгибну я здесь, укрощенный холодной росою и вредным
Инеем: обморок сделал совсем нечувствительным дух мой.
Воздухом веет холодным с реки с приближением утра.
Если ж на холм я взойду и в этой вон роще тенистой
В частых лягу кустах, и прозяблость меня и усталость
Там покинут, и сон усладительный мной овладеет, —
Как бы, боюсь я, не стать для зверей мне добычей и пищей!»
Вот что, в уме поразмыслив, за самое лучшее счел он:
К роще направил свой путь. Она на пригорке открытом
Близко лежала от речки; пробрался под куст он двойной там
Сросшихся крепко друг с другом олив — благородной и дикой.
Не продувала их сила сырая бушующих ветров,
Не пробивало лучами палящими яркое солнце,
Не проникал даже до низу дождь, до того они густо
Между собою ветвями сплелись. Одиссей погрузился
В эти кусты и под ними нагреб себе тотчас руками
Мягкое ложе из листьев опавших, которых такая
Груда была, что и двое и трое б могли в ней укрыться
В зимнюю пору, какою суровой она ни была бы.
В радость пришел, увидавши ее, Одиссей многостойкий.
Листья он в кучу нагреб и сам в середину забрался,
Так же как в черную золу пастух головню зарывает
В поле далеком, где нет никого из людей по соседству,
Семя спасая огня, чтоб огня не просить у другого.
В листья так Одиссей закопался. Паллада Афина
Сон на него излила, чтоб его от усталости тяжкой
Освободил он скорей, покрыв ему милые веки.
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
Так отдыхал многостойкий в беде Одиссей богоравный,
Сном и усталостью тяжкой смиренный. Паллада Афина
Путь свой направила в землю и в город мужей феакийских.
Жили в прежнее время они в Гиперее пространной
Невдалеке от циклопов, свирепых мужей и надменных,
Силою их превышавших и грабивших их беспрестанно.
Поднял феаков тогда и увел Навсифой боговидный
В Схерию, вдаль от людей, в труде свою жизнь проводящих.
Там он город стенами обвел, построил жилища,
Храмы воздвигнул богам и поля поделил между граждан.
Керой, однако, смиренный, уж в царство Аида сошел он,