Прутьев зелёных охапку принёс и покрыл их овчиной;
Сын Одиссеев возлюбленный сел на неё; деревянный
С мясом, от прошлого дня сбережённым,
поднос перед милым
050 Гостем поставил усердный Евмей свинопас, и корзину
С хлебом большую принёс, и наполнил до самого края
Вкусно-медвяным вином деревянную чашу. Потом он
Сел за готовый обед с Одиссеем божественным рядом.
Подняли руки они к приготовленной пище; когда же
055 Был удовольствован голод их сладким питьём и едою,
Так свинопасу сказал Телемах богоравный: «Отец мой,
Кто чужеземный твой гость? На каком корабле он в Итаку
Прибыл? Какие его привезли корабельщики? В край наш
(Это, конечно, я знаю и сам) не пешком же пришёл он».
060 Так отвечал Телемаху Евмей, свинопас богоравный:
«Всё расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;
Он уроженец широкоравнинного острова Крита,
Многих людей города, говорит, посетил и немало
Странствовал, так для него уж судьбиною соткано было.
065 Ныне ж, бежав с корабля от феспротов, людей злоковарных,
В хижину нашу пришёл он; тебе я его уступаю;
Делай что хочешь: твоей он защите себя поверяет».
Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:
«Добрый Евмей, ты для сердца печальное слово сказал мне;
070 Как же могу я в свой дом пригласить твоего чужеземца?
Я ещё молод; ещё я своею рукой не пытался
Дерзость врага наказать, мне нанёсшего злую обиду;
Мать же, рассудком и сердцем колеблясь,
не знает, что выбрать,
Вместе ль со мною остаться и дом содержать наш в порядке,
075 Честь Одиссеева ложа храня и молву уважая,
Иль наконец предпочесть из ахейцев того, кто усердней
Ищет супружества с ней и дары ей щедрее приносит;
Но чужеземцу, которого гостем ты принял, охотно
Мантию я подарю, и красивый хитон, и подошвы
080 Ноги обуть; да и меч от меня он получит двуострый;
После и в сердцем желанную землю его я отправлю;
Пусть он покуда живёт у тебя, угощаемый с лаской;
Платье ж сюда я немедля пришлю и с запасом для вашей
Пищи, дабы от убытка избавить тебя и домашних.
085 В город ходить к женихам я ему не советую; слишком
Буйны они и в поступках своих необузданно-дерзки;
Могут обидеть его, для меня бы то было прискорбно;
Сам же я их укротить не могу: против многих и самый
Сильный бессилен, когда он один; их число там велико».
090 Царь Одиссей хитроумный ответствовал так Телемаху:
«Если позволишь ты мне, мой прекрасный,
сказать откровенно, —
Милым я сердцем жестоко досадую, слыша, как много
Вам женихи беззаконные здесь оскорблений наносят,
Дом захвативши такого, как ты, молодого героя:
095 Знать бы желал я, ты сам ли то волею сносишь? Народ ли
Вашей земли ненавидит тебя, по внушению бога?
Или, быть может, ты братьев винишь, на которых отважность
Муж полагается каждый при общем великом раздоре?
Если б имел я и свежую младость твою, и отважность —
100 Или когда бы возлюбленный сын Одиссеев, иль сам он,
Странствуя, в дом возвратился (ещё не пропала надежда) —
Первому встречному голову мне бы отсечь я позволил,
Если бы, им на погибель, один не решился проникнуть
В дом Одиссея, Лаэртова сына, чтоб выгнать оттуда
105 Шайку их. Если б один я с толпой и не сладил, то всё же
Было бы лучше мне, в доме моём поражённому, встретить
Смерть, чем свидетелем быть там
бесчинных поступков и видеть,
Как в нём они обижают гостей, как рабынь принуждают
Их угождать вожделениям гнусным в обителях царских,
110 Как расточают и хлеб и вино, беспощадно запасы
Все истребляя и главного дела окончить не мысля».
«Добрый наш гость, – отвечал
рассудительный сын Одиссеев, —
Всё расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;
Нет, ни мятежный народ не враждует со мною, ни братьев
115 Также моих не могу я винить, на которых отважность
Муж полагается каждый при общем раздоре, понеже
В каждом колене у нас, как известно, всегда лишь один был
Сын; одного лишь Лаэрта имел прародитель Аркесий;
Сын у Лаэрта один Одиссей; Одиссей равномерно
120 Прижил меня одного с Пенелопой. И был я младенцем
Здесь им оставлен, а дом наш заграбили хищные люди.
Все, кто на разных у нас островах знамениты и сильны,
Первые люди Дулихия, Зама, лесного Закинфа,
Первые люди Итаки утёсистой мать Пенелопу
125 Нудят упорно ко браку и наше имение грабят;
Мать же ни в брак ненавистный
не хочет вступить, ни от брака
Средств не имеет спастись; а они пожирают нещадно
Наше добро и меня самого напоследок погубят.
Но, конечно, того мы не знаем, что в лоне бессмертных
13 °Cкрыто. Теперь побеги ты, Евмей, к Пенелопе разумной
С вестью о том, что из Пилоса я невредим возвратился.
Сам же останусь я здесь у тебя; приходи к нам скорее.
Но берегись, чтоб никто не проведал, опричь Пенелопы,
Там, что я дома: там многие смертию мне угрожают».
135 Так Телемаху сказал ты, Евмей, свинопас богоравный:
«Знаю, всё знаю, и всё мне понятно, и всё, что велишь ты,
Будет исполнено; ты же ещё мне скажи откровенно,
Хочешь ли также, чтоб с вестью пошёл я и к деду Лаэрту?
Бедный старик! Он до сих пор, хотя и скорбел о далёком
14 °Cыне, но всё наблюдал за работами в поле и, голод
Чувствуя, ел за обедом и пил, как бывало, с рабами.
С той же поры, как пошёл в корабле
чернобоком ты в Пилос,
Он, говорят, уж не ест и не пьёт, и его никогда уж
В поле никто не встречает, но, охая тяжко и плача,
145 Дома сидит он, исчахлый, чуть дышащий, кожа да кости».
Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:
«Жаль! Но его, как ни горько мне это, оставить должны мы;
Если бы всё по желанию смертных, судьбине подвластных,
Делалось, я пожелал бы, чтоб прибыл отец мой в Итаку.
150 Ты же, увидевши мать, возвратись, заходить не заботясь
В поле к Лаэрту, но матери можешь сказать, чтоб немедля,
Тайно от всех, и чужих и домашних, отправила к деду
Ключницу нашу обрадовать вестью нежданною старца».
Кончив, велел он идти свинопасу. Взяв в руки подошвы,
155 Под ноги их подвязал он и в город пошёл. От Афины
Не было скрыто, что дом свой Евмей, удаляся, покинул;
Тотчас явилась богиня младою, прекрасною, с станом
Стройно-высоким, во всех рукодельях искусною девой;
В двери вступив, Одиссею предстала она;
Телемаху ж
160 Видеть себя не дала, он её не приметил: не всем нам
Боги открыто являются; но Одиссей мог очами
Ясно увидеть её, и собаки увидели также:
Лаять не смея, они, завизжав, со двора побежали.
Знак головою она подала. Одиссей, догадавшись,
165 Вышел из хижины; подле высокой заграды богиню
Встретил он; слово к нему обращая, сказала Афина:
«Друг Лаэртид, многохитростный муж,
Одиссей благородный,
Можешь теперь ты открыться и всё рассказать Телемаху;
Оба, условяся, как женихам приготовить их гибель,
170 Вместе подите немедля вы в город; сама я за вами
Скоро там буду, и мстительный бой совершим совокупно».
Кончив, жезлом золотым прикоснулась она к Одиссею:
Тотчас опрятным и вымытым чисто хитоном покрылись
Плечи его; он возвышенней сделался станом, моложе
175 Светлым лицом, посмуглевшие щёки стали полнее;
Чёрной густой бородою покрылся его подбородок.
Собственный образ ему возвративши, богиня исчезла.
В хижину снова вступил Одиссей; Телемах, изумлённый,
Очи потупил: он мыслил, что видит бессмертного бога.
180 В страхе к отцу обратяся, он бросил крылатое слово:
«Странник, не в прежнем теперь предо мной ты
являешься виде;
Платье не то на тебе, и совсем изменился твой образ;
Верно, один из богов ты, владык беспредельного неба;
Будь же к нам благостен; золота много тебе принесём мы
185 Здесь с гекатомбой великой, а ты нас, могучий, помилуй».
Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твёрдый:
«Нет, я не бог; как дерзнул ты бессмертным меня уподобить?
Я Одиссей, твой отец, за которого с тяжким вздыханьем
Столько обид ты терпел, притеснителям злым уступая».
190 Кончив, с любовию сына он стал целовать, и с ресницы
Пала на землю слеза – удержать он её был не в силах.
Но – что пред ним был желанный отец Одиссей,
не поверя, —
Снова, ему возражая, сказал Телемах богоравный:
«Нет, не отец Одиссей ты, но демон, своим чародейством
195 Очи мои ослепивший, чтоб после я горестней плакал;
Смертному мужу подобных чудес совершать невозможно
Собственным разумом: может лишь бог превращать
во мгновенье
Волей своей старика в молодого и юношу в старца;
Был ты сначала старик, неопрятно одетый; теперь же
200 Вижу, что свой ты богам, беспредельного неба владыкам».
Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:
«Нет, Телемах, не чуждайся отца, возвращённого в дом свой;
Также и бывшему чуду со мною не слишком дивися;
К вам никакой уж другой Одиссей, говорю я, не будет,
205 Кроме меня, претерпевшего в странствиях много и ныне
Волей богов приведённого в землю отцов через двадцать
Лет. А моё превращение было богини Афины,
Мощной добычницы, дело; возможно ей всё;
превращён был
Прежде я в старого нищего ею, потом в молодого,
210 Крепкого мужа, носящего чистое платье на теле;
Вечным богам, беспредельного неба владыкам, легко нас,
Смертных людей, наделять и красой, и лицом безобразным».
Так он ответствовав, сел; Телемах в несказанном волненье
Пламенно обнял отца благородного с громким рыданьем.
215 В сердце тогда им обоим проникло желание плача: