Одиссея Грина — страница 53 из 114

Он схватил Питера за руку и в умилении закатил глаза.

— Матерь! Что за бицепс! Такой большой и такой твердый!

Стегг постучал кулаком по двери и сказал часовому:

— Абнер просит пропустить!

— Да, да, — пролепетал Абнер, прячась за спину Стегга. — Именно так. Пусть Люк войдет.

Он поцеловал Питера в затылок.

— Воображаю, какая у него будет рожа, когда ты ему скажешь про нас. Он просто извел меня своей ревностью.

Дверь скрипнула, и в комнату с мечом в руке ворвался Люк. Часовой захлопнул за ним дверь, и все трое оказались взаперти.

Стегг не стал терять время зря. Он рубанул ладонью по шее Люка. Тот свалился, меч его зазвенел, ударившись о пол.

Абнер даже взвизгнул от восторга, но потом увидел лицо пленника и открыл рот, чтобы закричать. Но прежде, чем его легкие наполнились воздухом, он тоже рухнул на пол, причем голова оказалась под каким-то непривычным углом к туловищу. Удар кулака был столь силен, что сломал шейные позвонки.

Стегг отволок тела вглубь комнаты, чтобы их не было видно с порога, взял меч Люка и резким ударом отсек ему голову.

Затем он легонько постучал по двери и позвал, подражая голосу Абнера:

— Часовой! Скорее сюда, а то Люк издевается над пленником!

Ключ повернулся, часовой с мечом в руках вошел внутрь и тотчас же напоролся на меч. Голова часового на полметра отлетела от тела, из обрубка шеи хлынул поток крови.

Стегг засунул за пояс кинжал часового и вышел в коридор, тускло освещенный факелом в дальнем конце. Рассудив, что именно там находится кухня, он не мешкая направился туда. За дверью и вправду оказалась большая комната, полная всякой еды. Питер нашел вещевой мешок и, наполнив его пищей и несколькими бутылками вина, снова вышел в коридор.

И тут в коридоре появился Раф.

Шел он крадучись и, вероятно, из-за волнения не заметил отсутствия часового. При нем не было никакого оружия, кроме ножа на поясе.

Стегг стремглав ринулся к нему. Раф поднял голову и увидел бегущего прямо на него рогатого человека с поднятым над головой окровавленным мечом в одной руке и большим мешком в другой. Он повернулся и побежал к выходу. Поздно! Лезвие пронзило его шею.

Стегг переступил через труп, из которого все еще хлестала кровь, и вышел во двор. Здесь он наткнулся на двух охранников, спавших прямо на каменной дорожке. Как и большинство обитателей Хай-Квин они были пьяны до потери сознания. Ему не хотелось оставлять никого, кто мог бы поднять тревогу, и он двумя быстрыми ударами меча устранил эту возможность. Его одолело мстительное желание убивать всех пантс-эльфов, сколько их ни попадется под руку.

Питер быстро пересек двор и вошел в другое здание, точно такое же, как и то, откуда он вышел. Возле двери в комнату, где была заперта Мэри, сидел часовой, приложив к губам бутылку.

Он заметил Стегга только тогда, когда тот был совсем рядом. На какое-то мгновенье его парализовало от изумления, и этого мгновенья Стеггу вполне хватило, чтобы метнуть в него меч.

Острие ударило стражника прямо в букву «А» слова «Матерь», вытатуированного на его голой груди. Часовой от удара качнулся назад, рука его вцепилась в лезвие. К удивлению Питера, другая его рука продолжала крепко держать бутылку.

Острие вошло в тело неглубоко, но Стегг сбросил с плеча мешок и с силой толкнул эфес обеими руками. Лезвие проткнуло насквозь стражника до самого позвоночника.

Мэри Кэйси едва не потеряла сознание, когда открылась дверь и в комнату вошел окровавленный рогатый человек. Затем она все поняла.

— Питер Стегг! Как ты?..

— Потом, — бросил он. — Нет времени на разговоры!

Вместе они перебегали из тени одного дома в тень другого, пока не достигли стены и высоких ворот, через которые попали в поселок. У ворот стояли двое часовых и еще двое — в небольших будках над ними.

К счастью, все четверо отсыпались после попойки, и Стеггу не составило особого труда перерезать кинжалом горло обоим часовым внизу. Затем он неслышно поднялся по ступеням, которые вели к смотровым будкам, и покончил еще с двумя. Без всякого труда он вытащил огромный дубовый болт, удерживавший вместе две створки ворот.

Они вышли на ту же тропу, по которой их вели сюда. Сотню шагов пробежали, сотню прошли быстрым шагом, опять пробежали сотню и снова перешли на ходьбу.

— Подойдя к реке Дэлавер, они перешли ее вброд в том же месте, что и утром. Мэри взмолилась о передышке, но он возразил — останавливаться нельзя.

— Когда в поселке проснутся и обнаружат все эти обезглавленные трупы, то бросятся в погоню. Они не остановятся, пока нас не перехватят, если только мы не доберемся до Ди-Си раньше, чем они. Но от ди-си тоже не приходится ждать добра. Нам нужно пробираться в Кэйсиленд.

Вскоре им все-таки пришлось сбавить шаг — Мэри не могла идти вровень с ним.

Часов в девять утра она села на землю.

— Не могу больше сделать ни шага. Я должна хоть немного передохнуть.

Они нашли ложбинку в сотне метров от тропы, и Мэри сейчас же уснула. Питер сначала поел и выпил, затем тоже прилег. Ему хотелось остаться на страже, но он понимал, что через несколько часов ему все равно понадобится отдых. Следовало восстановить силы, ведь не исключено было, что придется нести Мэри.

Он проснулся раньше Мери и снова перекусил.

Когда она открыла глаза, то увидела склонившегося над ней Стегга.

— Что ты делаешь?

— Тише. Пробую снять твой пояс целомудрия.

12

Профиль Нефи Сарванта полностью отражал его характер. Он напоминал щипцы для раскалывания орехов. И Нефи был верен своему лицу: вцепившись во что-то, уже не отпускал.

Выйдя от Витроу, Сарвант поклялся никогда больше не переступать порог дома, столь погрязшего в пороках. Еще он поклялся посвятить всю свою жизнь, а если будет надо, то и отдать ее, открывая глаза этим заблудшим язычникам.

Он прошел пять километров к Дому Заблудших Душ, провел там бессонную ночь и ушел, едва рассвело. Несмотря на раннее время, на улицах было полно фургонов с грузами, моряков, купцов, детей, торговок. Сарвант заглянул в несколько харчевен, но счел их слишком грязными и решил позавтракать фруктами прямо на улице. Он разговорился с хозяином фруктовой лавки относительно того, где можно найти работу. Тот рассказал, что в храме богини Готью есть место уборщика. Хозяин знал это наверняка, потому что-только вчера с этой работы прогнали его зятя.

— Там платят немного, но зато дают стол и жилье. Есть и другие преимущества, особенно, если у вас много детей, — сказал хозяин и подмигнул Сарванту. — Моего зятя уволили как раз за то, что он пренебрегал уборкой ради этих преимуществ.

Сарвант не стал уточнять, что это за преимущества, узнал, как пройти к храму, и распрощался с хозяином.

Эта работа, думалось ему, если только удастся ее заполучить, здорово поможет изучить религию ди-си. А ещё — станет полем боя за обращение язычников в истинную веру. Конечно, это может оказаться опасным занятием, но какой миссионер, достойный своей веры, отступал перед опасностями?

Оказалось, что к храму пройти не так просто. Сарвант сбился с пути и забрел довольно далеко в район, где жили знать и богачи. Там не у кого было справиться о дороге, кроме пассажиров карет или всадников на оленях. Однако на это рассчитывать не приходилось: вряд ли кто остановится поговорить с пешеходом, ведь такой способ передвижения сам по себе указывал на низкое происхождение.

Он решил вернуться в район гавани и начать сначала. Но, пройдя с полквартала, увидел, как из большого дома выходит женщина. Она была как-то странно одета — в длинный, до самой земли, балахон с капюшоном, натянутым на голову. Сначала Нефи подумал, что это прислуга; аристократка никогда не опустится так низко, чтобы идти пешком, если можно ехать в экипаже. Приблизившись к ней, он увидел, что балахон сшит из ткани, слишком дорогой для низших классов.

Нефи прошел за ней несколько кварталов, не рискуя вступить в разговор из опасения оскорбить аристократку. Наконец он решился.

— Госпожа, можно вам задать невинный вопрос?

Женщина, обернувшись, высокомерно посмотрела на него. Она была высока, лет двадцати двух, лицо ее можно было бы, пожалуй, назвать красивым, не будь его черты слишком резкими. У нее были большие темно-синие глаза, из-под капюшона выбивались желто-золотистые локоны.

Сарвант повторил вопрос и незнакомка утвердительно кивнула. Тогда он спросил, как пройти к храму Готью.

Женщина вспыхнула и сердито бросила:

— Вы что, смеетесь надо мной?

— Нет-нет, — опешил Нефи. — Что вы! Я не знаю, почему вы так решили.

— Поверю вам, — сказала женщина. — Вы говорите как чужеземец. Скорее всего, у вас нет причин преднамеренно оскорблять меня. Будь по-другому, мои люди убили бы вас… даже если бы я и заслуживала упрека.

— Клянусь, у меня не было дурных намерений. Если же я обидел вас чем-то, то приношу глубочайшие извинения.

Она улыбнулась.

— Я вас прощаю. Только откройте, почему вы хотите посетить храм Готью? Ваша жена столь же несчастна и отвергнута Богиней, как и я?

— Она давно умерла, — признался Сарвант. — И я не понимаю, что вы имеете в виду, предполагая, что она несчастна и отвергнута? Нет, я хочу наняться в храм уборщиком. Видите ли, я один из тех, кто вернулся на Землю…

И он очень коротко поведал свою историю.

— Думаю, вы можете разговаривать со мною как равный, хотя и трудно представить себе, чтобы знатный человек подметал полы. Настоящий аристократ, «дирада», скорее бы умер с голода. О, я не вижу на вас символа вашего тотема. Если бы вы принадлежали к одному из высоких братств, то могли бы подыскать более достойную работу. Может быть, у вас нет покровителя?

— Тотемизм — проявление суеверия и идолопоклонства. Я никогда не нацеплю на себя такой знак.

Она подняла брови.

— Вы какой-то чудной. Не знаю даже, как оценить ваше положение. Как брат Героя-Солнце вы — «дирада». Но ваш внешний вид и поведение совершенно не соответствуют вашему высокому происхождению. Я бы посоветовала вам вести себя так, как и подобает «дирада». В этом случае мы могли бы что-нибудь придумать, чтобы помочь вам.