Конечно, все это лишь размышления и предположения. И возможно, что фальшивый Христос сделал ошибку, творя зло в Аду ради того, чтобы потом творить добро на Земле и на Небесах. Он мог сообразить, что цель не оправдывает средства и творить зло в Аду, даже над грешниками, обреченными на вечные мучения, все равно значит творить зло. И он мог сбежать отсюда на короткий срок, чтобы потом получить еще более суровое и страшное наказание.
G Земли он опять вернулся в Ад. Вознесение было обманом — ведь Христос-то был здесь, в Аду. Апостолы думали, что Христос вознесся на небо, в то время как фальшивый Христос вернулся в Ад. Получается этакая небесно-земно-адская теория относительности.
«О боже, — подумал Калл, — сколько времени, я потерял, слушая этого психа!»
Но чуть погодя он подумал: «Постой-ка. А ведь это здорово! Ведь это чудесно!»
Это было чудесно, но не по тем двум причинам, о которых говорил Федор, а то третьей, невысказанной причине.
— Не вешай трубку, — сказал Калл. — Нас временно рассоединят, но я потом подключусь снова. Просто не вешай трубку.
Калл нажал рычаг телефона, потом надавил кнопку у основания аппарата, устанавливая связь со Стенгариусом, одним из тех служащих, что сидели у основания платформы. Калл кратко пересказал Стенгариусу гипотезу Федора. Услышав, что тот заинтересовался, Калл описал и подробности.
— Вы думаете, президент клюнет на это? — поинтересовался Калл. — Я лично предполагаю, что есть четыре покупателя — богатых покупателя — для этой истории, и Бог знает, что еще удастся из нее выжать.
— Да, пожалуй, — поддержал его Стенгариус. — Но решение остается за президентом.
Стенгариус прервал связь с Каллом и соединился с президентом. Эта связь прошла через секретаря президента, который сидел на базальтовом стуле на одной из ступенек, что вели на платформу. Калл видел, как секретарь ответил Стенгариусу, а затем соединился с президентом.
Старик сунул телефонную трубку себе в бороду, и она исчезла в белой путанной массе, похожей то ли на спагетти, то ли на скопище длинных белых червей. Долгое время он слушал, ничего не говоря или, по крайней мере, не шевеля губами. Стенгариус говорил довольно долго. Вдруг длинные-предлинные волосы на верхней губе президента раздвинулись, и под ними разверзлась черная дыра. Он повернул голову, и на короткий момент перед Каллом мелькнул его профиль с крючковатым носом. Потом его черные глаза установились на Калла. Калл знал, что человеческие глаза не светятся, как это бывает у кошек, но эти, казалось, сверкали в полумраке. А может, такое впечатление породил ужас, жуткий ужас, проснувшийся в душе у Калла.
Президент кончил разговор со Стенгариусом, и, сложив большой и указательный пальцы буквой «О», тот сделал Каллу знак.
Калл улыбнулся. Если это дело сработает, то он может получить повышение, и, возможно, усядется в одном из нижних рядов. А возможно, в один прекрасный день он получит даже секретарство. А дальше — тоже возможно, но маловероятно, — он может стать и президентом. Ведь президент сидит на своем троне уже давно-давно.
Голос Федора оторвал Калла от приятных мыслей и вернул к действительности.
— Мистер Калл, я еще не все сказал. Мне осталось рассказать совсем немножко.
И тут Калл понял, почему этот голос кажется ему знакомым. Конечно же! Он слышал этот голос совсем недавно, когда хотел положить трубку после ухода доктора Б.О.
— «Внизу, в канализации», — сказал Калл.
На другом конце провода затаили дыхание, затем послышалась скороговорка на каком-то славянском языке, возможно, русском. Очевидно, Федор был потрясен, раз вспомнил свой родной язык. Наконец он сказал на еврейском:
— Что ты имеешь в виду?
— Сегодня утром была ошибочная связь, — сказал Калл, — и я слышал твой голос. Потому-то я и решил, что знаю тебя. Ты ведь не член Биржи; что же ты делал у телефона?
Калл не сказал, что слышал только конец разговора и только голос Федора. Он решил, что паника может вытряхнуть из Федора то, что тот еще скрывает. По крайней мере, Калл очень на это надеялся.
— Мистер Калл, — сказал Федор. — Я не знаю, сколь много вы слышали. И не знаю, на чьей вы стороне.
Федор ни словом не заикнулся о том, почему он пользовался телефоном.
— На стороне человечества, — ответил Калл. — Ты же не думаешь, что я вонючий Иуда? Я не работаю на Власти, черт побери!
— Я не хочу ничего больше говорить по телефону, — возбужденно сказал Федор, — я не задумывался об этом раньше, но телефоны, возможно, прослушиваются.
— Даже если это так, Они никогда не показывали этого, — возразил Калл. — Биржа существует очень давно, и Они ни разу ни во что не вмешивались. А если они и вмешивались, то косвенно, не в открытую.
И опять он начал потеть. Время от времени люди исчезали. Возможно, Власти, которых никто не видел, но которые все же существовали, могли?..
— Вы знаете, где я нахожусь, — прервал его размышления Федор. — Я буду ждать вас здесь.
Послышался щелчок — трубку повесили.
Калл не стал снова звонить Свену. Вместо этого он решил направиться прямо к Свену и Федору. Ему надо было получить разрешение уйти, но после того, как он объяснил, что этот Федор, возможно, окажется настоящим сокровищем, ему дали «добро» и обязали выяснить все до конца.
— Если ты откопаешь что-нибудь по-настоящему ценное для Биржи, — сказал ему Стенгариус, — ты станешь большим человеком в организации. По крайней мере, гораздо выше, чем сейчас. Только не бери на себя слишком много, а то тебя уберут так быстро, что ты даже не успеешь понять, с какой стороны сверкнул нож. Я бы сам занялся этим, но сейчас я слишком занят.
Последняя фраза означала, что Стенгариус не может отлучиться, потому что боится махинаций своих коллег. Когда человек дослуживался до первого телефониста, он становился пленником должности и не мог ни на миг покинуть свой пост. Но такой пост предоставлял и компенсацию за такие неудобства.
Одной из таких компенсаций была Филлис Нильстрем. Когда Калл вышел из зала Биржи в фойе, он встретил там Филлис, она разговаривала с Робертсоном, первым телефонистом второй смены. Филлис была обаятельной женщиной среднего роста. Ее пепельные волосы были аккуратно зачесаны назад и собраны на затылке в узел, как у Психеи. У нее были стройные длинные ноги, округлые плотные ягодицы, узкая талия, плоский живот, грудь полная, упругая, но не вульгарная. Голос низкий, с хрипотцой.
Калл ненавидел ее.
Вскоре после того, как он поступил на Биржу, его пригласили на вечеринку, которую давал Кардинал, Главный телефонист сектора XXБ-1аЗа. Кардинал представил его Филлис, предупредив его, что Калл может лишь пожать ей руку. Калл натянуто рассмеялся, но все время не мог отвести от нее глаз. Он хотел ее так, как не хотел еще ни одну женщину. Но он был не дурак и постарался скрыть это. После этого он не упускал ни одной возможности поговорить с ней: в фойе ли Биржи, на вечеринках ли, во время ли как бы случайных встреч. Потом, когда в своем пути по служебной лестнице он дошел до ранга Главного телефониста сектора XXБ—8 П/Б и сравнялся в этом с Кардиналом, он объяснился ей в любви. Ее связь с Кардиналом придавала ему смелости — он знал, что она несчастлива.
К его удивлению и восторгу Филлис приняла его объяснение благосклонно. Она сказала, что с удовольствием переедет к нему. Но это могло произойти, если Кардинал будет понижен в должности. В этот момент Кардинал был еще слишком силен. Если бы она ушла в то время от Кардинала к Каллу, она просто могла исчезнуть, ее могли просто выбросить в канализацию агенты Кардинала. У Калла не было достаточно власти, чтобы защитить ее.
Спустя некоторое время Заббини, телефонист одного из маленьких секторов, был пойман телохранителями в квартире Кардинала. Телохранители убили Заббини и принялись искать своего босса. В квартире Кардинала не было, хотя телохранители твердо знали, что он никуда не выходил. Выглянув в окно, они увидели на улице толпу, собравшуюся вокруг распростертого тела — Заббини выбросил Кардинала из окна.
Филлис пришла домой поздно и выразила много удивления и мало горя. После расследования, которое вел первый детектив Биржи, с Филлис были сняты все подозрения. Решили, что Заббини был влюблен в Филлис и убил Кардинала, рассчитывая заполучить ее себе в любовницы.
Калл был ошарашен всем этим. Он не сомневался, что Филлис подстрекала Заббини убить Кардинала, чтобы без помех стать его, Калла, любовницей.
Но обо всем этом Калл забыл, как только она переехала к нему. Она была самой страстной женщиной из всех, что он встречал.
Или, скорее, так он думал до того дня, когда она покинула его ради Стенгариуса, Главного телефониста. Калл устроил ей грандиозную сцену, назвав ее всеми подходящими именами, которые он мог вспомнить на еврейском и английском языках, прибавив к ним проклятья на дьявольском наречии. Тогда Филлис заявила, что она совершенно фригидна и что ей стоит больших усилий разрешать мужчинам дотрагиваться до нее. Но она хочет получить от жизни все ценности — это были ее собственные слова, — а получить их она может, только если будет позволять мужчинам возбуждаться от ее красоты, а сама — изображать страсть.
Калл пригрозил ей, что перескажет все это Стенгариусу. Но она только посмеялась и сказала, что в таком случае она объявит, что все это ложь, придуманная Каллом для того, чтобы удержать ее, и тогда она посмотрит, долго ли Калл продержится на Бирже.
Когда он проходил мимо нее в фойе, она с ним заговорила.
— Здравствуй, — холодно ответил он на ее приветствие и хотел было пройти мимо.
Она улыбнулась ему, блеснув белоснежными зубами.
— Я хочу поговорить с тобой наедине, — остановила она его.
Робертсон изумленно взглянул на Калла, затем прищурился на Филлис.
— До скорой встречи, Филл, — сказал он наконец и отошел.
— Скоро не получится, — возразила Филлис.
Она подошла к Каллу и положила руку ему на локоть.
— Насколько я понимаю, ты собрался в дальнюю поездку.