«Гостю» отвели большую комнату, хорошо обставленную. Даже радиоприемник не забыли поставить. Хамид, настроив его на московскую волну, регулярно слушал «Последние известия», «В последний час». Ему было радостно и горько слушать московские передачи. Советская Армия громит на всех фронтах фашистских агрессоров, а он, Хамид, прохлаждается. Ходит в штатском костюме. По вечерам гуляет по городу. И у него просто в голове не укладывается! Варна город портовый, шумный. Никакой светомаскировки. Множество кафе, ресторанов. Целые толпы штатских мужчин. Надо же! И немецких солдат и офицеров невпроворот. Вид у них теперь, правда, неважнецкий. Чувствуют приближение расплаты за свои злодеяния. Военные корабли, которые немецкие моряки привели из Констанцы в Варну, они затопили, а экипажи вылетели «нах Фатерлянд».
Офицеры комендатуры, за редким исключением, относились к «гостю» хорошо. Однажды дежурный офицер пришел к Хамиду в комнату в двенадцать ночи. И в ответ на удивленный взгляд Хамида, пояснил:
— Простите, друг, но мне очень хочется выпить с русским офицером. Болгары не забыли русских воинов, сражавшихся на Шипке, у Плевны, освободивших нас от турецкого ига шестьдесят с лишним лет тому назад. Мой отец долго жил в России. И я люблю Россию.
Поутру Хамид включил приемник. В «Последних известиях» передавали о новых блистательных победах советского народа. И вдруг!.. Сердце екнуло, восторг и грусть в душе... Он услышал: за боевые отличия присвоить 13-й пикировочной авиационной дивизии наименование «Севастопольская»... 29-му пикировочному авиационному полку наименование «Сулинский»!..
Там, совсем недалеко, боевые товарищи воюют, жизни свои кладут, а он, Хамил, прохлаждается. Может, самому попытаться добраться до Софии?.. Исключено. За ним наверняка установлен негласный надзор, да и немецких солдат и офицеров в «нейтральной» Болгарии пруд пруди. Мигом сграбастают.
Наконец тридцатого августа пригласил к себе комендант. Улыбается.
— Лейтенант, у меня отличная новость. Вам выражает сочувствие сам военный министр. Он восхищен вашим мужеством и самообладанием и желает это высказать вам лично.
... Рано утром Хамид в сопровождении поручика прибыл поездом в Софию. Дежурный офицер принял Хамида от поручика под расписку, предложил «гостю» чаю. Хамид отрицательно покачал головой. Офицер удовлетворенно хмыкнул и подал ему стакан. Тут только Хамид вспомнил, что в Болгарии все наоборот: то, что у нас означает отрицание, здесь — согласие, утверждение.
Вскоре Хамида повели к генералу. То был человек лет сорока, плотный, чрезмерно приветливый, в белом кителе без орденов. Хамид, уже несколько разобравшись в «болгарских делах», держался вежливо, но настороженно. Это не поручик, который в конце их знакомства предложил перейти на «ты», не простые люди, искренне любящие русских братьев.
Генерал тоже выразил свой восторг по поводу «мужественного поведения советского авиатора, выстоявшего перед морской стихией». А затем сообщил, улыбаясь ласково, но несколько приторно:
— Мы уведомили о вас советскую дипломатическую миссию. За вами вот-вот должны прийти. Болгария свято соблюдает все международные конвенции и — добавлю еще — мы всегда с глубокой симпатией относились и относимся к великому нашему соседу, который ныне восхищает весь мир своими подвигами и победами.
Сказав еще несколько кудрявых комплиментов в адрес Советского Союза, генерал вызвал адъютанта. Хамида ввели в большую комнату, куда некоторое время спустя вошел темноволосый человек в сером костюме, при галстуке, но без головного убора. И у Хамида екнуло сердце: наш, советский! Он хотел шагнуть к нему, обнять, но замялся.
— Здравствуйте! — сказал, чуть улыбнувшись, человек в сером костюме.
Хамид ответил. Губы у него дрожали, на глаза навернулись слезы счастья, восторга. Наконец-то!..
— Вы летчик со сбитого советского пикировщика?
— Да. Тогда пойдемте, товарищ.
Товарищ!.. Кажется, целый век Хамид не слышал этого прекрасного слова.
В миссии таких, как Хамид, оказалось еще пятнадцать человек. Главным образом летчики, сбитые над территорией, занятой противником, несколько матросов с лидера «Москва», потопленного, точнее — подорвавшегося на минном поле во время артобстрела Констанцы еще в сорок первом году. Эти люди, прошедшие в плену все круги ада и сумевшие все же бежать, теперь ожидали отправки на Родину. Особняком держался невзрачный тип — скуластый, лицом темный, с неприятными бегающими глазками. О нем ходили жуткие слухи: будто он в немецком концлагере помогал уничтожать военнопленных.
Хамиду отвели отдельную небольшую комнатку, тут же накормили. С каким наслаждением парень уписывал за обе щеки наваристый борщ, пшенную кашу! Все родное, как в полку.
После обеда товарищ в сером костюме сообщил:
— С вами будет беседовать поверенный в делах.
Глава миссии, симпатичный мужчина лет сорока, тоже в сером костюме, в белоснежной рубашке и при галстуке, встретил земляка приветливо. Усадил в кресло возле низенького столика. Рядом с ним сидела его жена, светлая блондинка лет тридцати пяти.
Официантка подкатила столик на колесиках с напитками.
— Вам кофе, чай? — поинтересовалась блондинка.
— Кофе, пожалуйста.
Блондинка удивленно взглянула на парня.
— Насколько нам известно, вы узбек.
— Так точно. Но если уж пить чай, так зеленый, а разве у вас...
— Есть у нас и зеленый. Все есть.
— Ну-с, «счастливчик», — улыбнулся глава миссии, — поведайте нам свою «Одиссею». Надо же!.. Еще бы чуть-чуть и вы, подобно легендарному Одиссею, очутились в Колхиде.
Хамид рассказал о своих странствиях. Поверенный в делах хмыкал, одобрительно кивал. Потом сказал:
— Наделали вы здесь шума. Вот даже здешний премьер-министр желает повидать вас. Придется вас немного приодеть. Как-никак почти дипломатический визит.
Наутро Хамиду вручили белую туго накрахмаленную рубашку, скромных цветов дорогой галстук, новенькие светло-коричневые ботинки, отлично отглаженный серый костюм.
Поверенный оглядел Хамида со всех сторон, остался доволен.
— Хоть на выставку образцовых джентльменов. Вот только прическа...
Хамид незадолго до рокового вылета, ввиду жары, постригся под машинку. Волосы успели немного отрасти, но все же не очень.
Сели в автомобиль. Выехали за город. Хамид удивленно взглянул на поверенного.
— Премьер-министр в загородной резиденции, — пояснил тот.
«Эмка» подъехала к садику, огороженному красивой чугунной решеткой, в глубине которого виднелся особняк.
Привратник пригласил поверенного в особняк. Хамиду предложили посидеть, отдохнуть в беседке.
Почему-то отдых затянулся часа на полтора.
Наконец появился поверенный. Он был, как всегда, невозмутим, но все же Хамид заметил, что он чем-то взволнован.
— Поехали.
— А встреча? — удивленно спросил Хамид.
— Случилось нечто такое... Премьер срочно уезжает. Ему теперь не до встреч, — поверенный едва заметно улыбнулся.
Комментарий повествователя
Визит моего героя к премьер-министру в загородную резиденцию состоялся вечером 4 сентября 1944 г. 5 сентября СССР объявил войну фактически воевавшей против него монархо-фашистской Болгарии.
Советское Информбюро в Оперативной сводке за 8 сентября сообщило: «8 сентября наши войска пересекли румыно-болгарскую границу на участке ДЖУРДЖУ, МАНГАЛИЯ и, продвинувшись вперед от 30 до 65 километров, заняли города РУСЕ (РУЩУК), ТУР-ТУКАЙ, СИЛИСТРА, ДОБРИЧ, город и порт на ЧЕРНОМ море ВАРНА и крупные населенные пункты САРСЫНЛАР, КАРАВЕЛИКИОП, АЛФАТАР, ТОПАЛ, КОЧУМАР, ЧАМУРЛИЯ, БАЛАДЖА. Болгарские войска не решились сопротивляться нашим войскам».
Понятно, что премьеру действительно тогда было не до демонстраций лояльности к Советскому Союзу.
Вернулись в миссию. Вскоре поверенный вновь позвал к себе Хамида. Хитро улыбнувшись, сообщил:
— С вами жаждут встретиться местный патриарх и группа генералов. Но этот номер не пройдет. Поздно спохватились.
А на другой день Хамид узнал о том, что СССР находится в состоянии войны с Болгарией.
Подошел к окну и увидел незабываемую картину: группа демонстрантов с красными знаменами приветствовала представителей Советского государства. Полицейские вроде бы пытались разогнать демонстрантов, но не очень усердствовали, видимо, они сами были непрочь присоединиться к колонне.
7 сентября советская миссия разместилась в трех железнодорожных вагонах. Отдельный вагон для бывших военнопленных. Двинулись к болгаро-турецкой границе. Хамид не отходил от окна — его пленил прекрасный ландшафт земли болгарской. Горы и долины, источающие запах роз, извилистые речушки...
Поезд остановился на границе. Здесь пришлось задержаться, так как выяснилось: болгарские дипломаты, выехавшие из Москвы, еще не добрались до границы, а по правилам надо, чтобы обе группы возвращались на родину одновременно. Наконец двинулись.
И Хамид Сарымсаков оказался в... Турции!
Это было похоже на сказку. Не где-нибудь в заштатном вилайете, а в Стамбуле! Огромный город, раскинувшийся на обоих берегах Босфора. На западном побережье Стамбул в Европе, на восточном — в Азии. Стоит на холмах и вокруг местность холмистая. Сохранились остатки византийских стен, дворцы, цистерны для воды, ипподром. И тут же — минареты, тонкие, устремленные в голубизну небес. Когда-то город этот назывался Константинополем. Русские его называли Царьградом, а в 1453 году турки-сельджуки, сокрушив Восточно-Римскую империю, дали городу имя Истамбул. До 1923 года он был столицей Турции. Теперь столица Турции — Анкара, там и советское посольство.
Поэтому дипломатический кортеж, переправившись через пролив Босфор, проследовал в столицу.
Бывших военнопленных разместили в торгпредстве. Каждому — комната. Выдали по пятьдесят лир. Шумный восточный город не мог не вызвать любопытства. Хамид удивился двум вещам: полицейские — регулировщики уличного движения — находились не на проезжей части, а висели над перекрестками в люльках; а он, Хамид, оказывается, понимает немного по-турецки.