Буржуазия, привыкшая к диктаторству Кромвеля, прощала королю все, но допустить католиков к управлению страной она ни за что не соглашалась. И Карл II, будучи тайным католиком, из страха перед всенародным возмущением отказался от намерения восстановить католическую церковь.
Четверть века продолжалось бездарное и тираническое правление Карла II, и за это время английский народ, по свидетельству историков, «был приведен в состояние полного безмолвия».
В полном безмолвии и страхе встретил он известие о смерти короля и вступлении на престол приверженца католицизма Якова II. Новый парламент послушно выполнял волю монарха. По первому же его требованию он утвердил чрезвычайные субсидии на подавление восстаний графа Аргайля в Шотландии и претендента на королевский престол герцога Монмута, незаконного сына Карла II, объявившего себя защитником угнетаемых протестантов.
Яков II, так же как и его предшественник, стремился к восстановлению абсолютизма. Так же как и Карл II, новый властитель Англии подавлял малейшие проблески «свободомыслия» внутри страны, терроризируя население угрозами тюрем, ссылок и казней. А во внешней политике Яков II занимался систематическими уступками французскому королю Людовику XIV, рассчитывая с помощью короля-католика одолеть внутренних врагов Англии и установить безграничную королевскую власть.
Кровавыми эпизодами неудачного восстания, поднятого герцогом Монмутом и поддерживавшими его аристократами, начинается «Одиссея капитана Блада».
Автор сразу же вводит читателя в бурный водоворот событий 80-х годов XVII века, в обстановку чудовищного бесправия и произвола. Герой романа — ирландец, и это объясняет многое: и то, что он легко покидает Англию, и то, что он служит не в английской, а в голландской, а затем во французской армии, воюя на стороне чужеземцев с Испанией, и то, что он пытается после возвращения на родную землю отстраниться от всякой политики. Большинство ирландцев ненавидели англичан-угнетателей, и этим отчасти объясняется массовое выселение ирландцев за океан — на земли Нового Света.
Как любого здравомыслящего человека Блада не занимают вопросы религии, он не делает никакого различия между католиками и протестантами, вспоминая о своем католичестве лишь тогда, когда оно ему требуется. Ему все равно, кто будет сидеть на королевском троне — католик Яков II или протестант Монмут. Для Блада, да и для всего простого народа Англии, Ирландии, Шотландии, один король не лучше другого.
Мирный врач из Сомерсетшира Питер Блад прекрасно сознает, что борьба между королем и претендентом на престол — это борьба двух хищников, и народу нет никакой выгоды в нее ввязываться, потому что он ничего не выиграет, а потерять может многое. Дальнейшие события подтверждают правоту Блада: поражение Монмута стоило жизни многим тысячам простых людей — ткачам, сапожникам, кузнецам, каменотесам. Пэры, лорды и прочие аристократы, переметнувшиеся на сторону мятежного герцога, сумели откупиться и уйти от наказания, а тысячи «глупцов и безумцев», как называет Блад участников восстания, погибли в бою с королевскими войсками, окончив жизнь в тюрьмах, в ссылке и на виселице.
Читателю небезынтересно будет узнать, что к этим «безумцам» относился и сын бристольского купца, двадцатипятилетний диссентер Даниэль Дефо, будущий автор «Приключений Робинзона Крузо». После подавления мятежа и казни Монмута он в течение нескольких лет вынужден был скрываться, чтобы не разделить судьбу многих несчастных, к числу которых принадлежал и герой этой книги.
Силой обстоятельств Питер Блад все же втягивается в водоворот политических событий. Честный, мужественный и добрый по натуре человек, он остается в живых, спасая от смерти молодого штурмана Джереми Питта не только благодаря своей смелости и находчивости, но и потому, что «массовые казни были безрассудной тратой ценного человеческого материала, в то время как в колониях не хватало людей для работы на плантациях». К тому же люди, приговоренные за «участие в мятеже» к десятилетней каторге, не требовали никакой заботы о себе. Яков II, о котором лорд Черчилль, один из видных сановников того времени, говорил, что «сердце короля столь же чувствительно, как камень», фактически обрек ссыльных на мучительную смерть. Вынести рабство в Вест-Индии могли только единицы: изнуряющий климат, непосильный труд под бичами надсмотрщиков, тропические болезни и вечный голод косили белых невольников, и многие из оставшихся в живых завидовали тем, кто уже лежал в могиле.
С партией каторжников попадает в рабство к плантатору Бишопу и бакалавр медицины Питер Блад.
Автор романа не ставит своей целью разоблачать и обличать жадность и алчность колонизаторов, для которых единственное оправдание жизни в колониях, вдали от родины — это обогащение всеми средствами. И капитан, торгующий живым товаром, и плантаторы Барбадоса, и местные врачи — все без исключения озабочены одной лишь мыслью: наживой. Об этом в романе говорится не прямо, а косвенно, как бы между строк. Мечтой о наживе живут и моряки английского флота — они грабят испанские корабли, перевозящие ценности, так же как это, в свою очередь, делают испанцы и французы. Ничто не останавливает грабителей — ни международные соглашения, ни «святые» клятвы о «вечной» дружбе.
Читатель легко заметит неприязнь автора книги к Испании. Это отношение порождено своеобразной исторической традицией: на протяжении длительного времени Англия соперничала с Испанией, которую в равной степени ненавидели и французы и голландцы. Р. Сабатини не жалеет красок, повествуя о гнусных насилиях и бессмысленных жестокостях испанской военщины. Испанцы появляются на страницах романа не как представители цивилизованного мира, а как варвары, грабители и убийцы. И описания эти полностью соответствуют исторической достоверности.
Но честность художника не позволяет автору исказить истину и тогда, когда он говорит о своих соотечественниках. Эпизодическая, но яркая фигура циничного в жестокости верховного судьи Джефрейса, бандитские деяния королевских драгун в своей же родной Англии, палачи, орудующие веревками, топорами и котлами с кипящей смолой, зловонные тюрьмы… Автор не показывает «грязную тварь, сидящую на троне», — короля Якова II, однако по деяниям этого монарха-работорговца читатели могут судить о его моральном облике.
Отвратительный образ трусливого садиста полковника Бишопа, под охраной телохранителей собственноручно истязающих своих рабов, описание жизни заключенных, работающих на плантациях, — все это немногим отличается от испанских нравов в заокеанских колониях католического королевства. И правда становится еще резче и убедительней, когда из разговора Арабеллы Бишоп с доктором Бладом мы узнаем, что ее дядя далеко еще не самый жестокий плантатор на Барбадосе. Оказывается, на острове есть еще такие рабовладельцы-англичане, по сравнению с которыми полковника можно считать гуманным человеком.
Рафаэль Сабатини не принадлежал к плеяде писателей, ставящих своей целью разоблачить гнусную ложь официальных историографов. Они описывали отношения между туземцами и колонизаторами, как некую радужную идиллию, восхваляли цивилизаторскую роль завоевателей и восторгались их мужеством, самоотверженностью и отеческими заботами о бедных «дикарях». Архивные документы, с которыми Сабатини знакомился в процессе работы над очередным своим произведением, заставляли писателя говорить правду, потому что она была ярче всякой выдумки.
Официальная история никогда не славилась честностью. Историки на все лады готовы были оправдать любую жестокость правящего класса. Сабатини иронизирует над ними, приводя в пример старого морского волка Волверстона, в лице которого человечество, несомненно, потеряло блистательного историка: «Он обладал таким богатым воображением, что точно знал, насколько можно отклониться от истины и как ее приукрасить, чтобы правда приняла форму, которая соответствовала бы его целям».
Но у Сабатини не было таких целей. Ему не к чему было задним числом облагораживать историю первых шагов капиталистического общества. О том, что происходило много сот лет назад, никто не мог уже запретить говорить правду. И этим правом в известной мере воспользовался автор «Одиссеи капитана Блада».
В названии романа Сабатини скрыт двоякий смысл: одиссеей обычно называют рассказ или повесть о жизни, прошедшей в странствиях, сопряженных с многочисленными препятствиями и приключениями. Это нарицательное выражение рождено древнегреческой поэмой «Одиссея», названной так по имени одного из ее героев.
Но дело в том, что герой эпической поэмы Одиссей тоже занимался пиратством. В те древние времена это занятие было обычным и даже похвальным. В любом эпосе народов, живущих у моря, вы встретите восторженные описания морских грабежей. Одиссей рассказывает о том, как он разграбил город киконов, Менелай хвастается своим морским разбоем, северяне воспевают смелых моряков-викингов, грабящих чужие города и земли. Знаменитый поход аргонавтов в Колхиду за золотым руном был, по существу, типичным пиратским набегом. Пиратскими набегами были и морские походы наших древних соседей — норманнов, предков нынешних скандинавских народов. Все их деяния, однако, овеяны славой великих подвигов.
Древним пиратам, да, пожалуй, и пиратам более позднего времени, человечество обязано отдать должное.
Отважные морские разбойники смело пускались в далекие плавания по неведомым морям. На утлых корабликах уходили они в открытый океан, не боясь оставить за своей кормой родные фиорды Скандинавии или Геркулесовы столбы, как назывался в древности Гибралтарский пролив. За много веков до знаменитых путешественников, имена которых известны всему миру, безыменные смельчаки открыли Исландию, Гренландию, северо-восточные берега Американского континента и атлантическое побережье черного материка — Африки, проложив дорогу другим мореходам.
Древние пираты были подлинными искателями приключений, из которых они, конечно, рассчитывали извлечь для себя немалые выгоды. Позже пиратство стало вырождаться в прямой грабеж. Пираты уже не искали новых путей, а осваивали найденные. На этих изведанных путях они чувствовали себя полными хозяевами. Мелкие шайки пиратов сливались воедино под началом наиболее храброго вожака, организуя целые пиратские «государства». Такие государства существовали на территориях Греции, Албании, Алжира… Они властвовали над Средиземноморским бассейном, и понадобилась о