— А что ты говорил про свою руку? — напомнил пират мои слова, — как ты ее обжег?
— Блад отдал мне Карбункул, — начал я, решив рассказать Хуану все про моего взрослого напарника, — сказал, что обещал отцу заботиться обо мне и что этот камень мой. Но, когда я взял Карбункул в руку, он сразу раскалился так, что я не смог держать его в руке и вернул Бладу. А тот спокойно держал камень в руке. Он сразу остыл у руса в руках. Так я и понял, что камень может быть только у того, кто убил дракона.
— А почему ты решил, что рус убил дракона? — уточнил пират, — ты ведь сам этого не видел?
Мне почему-то не захотелось рассказывать, что Бладу просто повезло и дракона убило обломком скалы. Я подумал, что Гонсало об этом не надо знать, пусть пират думает, что Блад в бою победил дракона. Может так он быстрее решит освободить хуанча, который, на самом деле, мне нравился больше чем этот знакомый отца.
— Я видел убитого зверя, его мощные лапы и хвост с тремя саблями, — ответил я пирату, — а еще я видел раны отца. Его убил этот дракон. Своим хвостом он распорол живот отцу. А сам зверюга валялся мертвый с резаной раной в сердце и разбитой башкой. Никого там больше не было, только отец, Блад и дракон. Некому было его убить, — я начал злиться, что пират не верит и сомневается в моих словах, — а Карбункул? Он только Бладу дался в руки.
— Ну, мало ли как все было, — Гонсало задумался на некоторое время, — а расскажи, как ты с ним встретился?
Я подробно рассказал все, что со мной приключилось, начиная с того момента, как меня утром разбудили стражники. Пират выслушал меня молча, не задавая никаких вопросов. Потом попросил рассказать все, что мне известно про Блада. Мой рассказ был недолгим, поведал все, что знал, что видел своими глазами, и что хуанч говорил про себя. Действительно, я мало знал подробностей про руса, но в одном был уверен точно, что это настоящий друг, который в беде не бросит.
Пират снова замолчал, задумался. Прошло минут пять. Я тоже молчал, так как все, о чем меня спрашивал Гонсало, уже рассказал. Страшно мне не было, ведь отец доверял этому человеку. Хотелось просто, чтобы все это быстрее закончилось, чтобы Блада выпустили из ямы. А еще мне не давала покоя магическая сила Карбункула. Я размечтался о том, как хуанч начнет пользоваться магией драгоценного камня. В моих мечтах Блад становился непобедимым командиром армии всего острова, а я его помощником и оруженосцем. Только не успел придумать с кем будет воевать непобедимая армия — меня оторвал от мыслей Гонсало.
— Мигель, а ты знаешь, кто такой Marco Blanco? — вопрос сбил меня с толку, об этом я даже не задумывался, — теперь ведь тебе носить это прозвище, — продолжил пират.
— Почему? — не понял я.
— По наследству. Так мы звали твоего отца за его светлые волосы, — усмехнулся пират, — он был капитаном «Эсперансы», а я с ним ходил шкипером. Теперь ты будешь у нас Miguel Blanco. Согласен?
Прав был хуанч, когда говорил про отца, что тот был пиратом. А я все сомневался, думал, что не мог отец в морские разбойники пойти. Стало быть не такие уж пираты душегубы, да лиходеи, как про них пацаны в порту говорят. Не мог отец лихими делами заниматься, а если и стрелял в кого, так ведь и военные людей убивают пачками, а никто их не винит в этом. Блад, однако, тоже двоих стражников застрелил, а все потому, что меня спасал. Значит в своем праве был.
— Мне нравится, — ответил я через некоторое время, — только я не белый, у меня волосы темнее отцовских.
— Ничего, — рассмеялся пират, — придет время — побелеешь, будешь только вспоминать, какие волосы были темные, да длинные. И не такие уж они у тебя темные, с моими-то не сравнить.
— Поживешь пока у меня, — неожиданно сказал Гонсало, — комната свободная, не стеснишь. Проходи туда, — он указал мне на дверной проем в дальнем углу, — там большой сундук, будет тебе кроватью, потом что-нибудь придумаем. Располагайся и никуда пока не ходи, Я скоро вернусь.
С этими словами пират застегнул пояс с саблей и вышел на улицу. А я пошел осматривать свой новый дом.
Коронель Блад:
Богдан перестал задавать вопросы, шел молча, только показывал мне, куда надо повернуть. Парень говорил со мной по-русски, только его язык сильно отличался от моего, некоторые слова я, вообще, понимал только в контексте фразы. «Придется мне больше слушать, чем говорить, надо запоминать больше обиходных слов из их русского, чтобы не выглядеть совсем уж «белой вороной». С другой стороны, может у нас на материке так говорят».
«Какая же здесь красота, — оглянулся я вокруг, — зря не съездил в той жизни». Хотя уже изрядно стемнело, но с тропинки было видно океан и небо над ним. Скалы, как будто специально расступились, чтобы показать мне все красоты окружающей природы. Пахло травой, соснами, какими-то медоносами и конечно, океаном. Его особенный, влажный запах ни с чем не спутаешь.
И тут до меня дошло, что о прежней жизни я стал думать как-то отстраненно, как о том, к чему уже не вернуться. А ведь это не правильно. Мне не импонировало это мое настоящее. Отсутствие элементарных удобств, которых не замечаешь в двадцать первом веке, напрягало. Конечно, я ходил в туристические походы, ездил на рыбалку, ночевал в палатке, в спальном мешке. Варил себе обеды и ужины на костре. Все это у меня было. Но, извините, подтирать задницу лопухом, и спать на голых камнях, подстелив кусок рогожки, совсем не в кайф. Избаловала нас цивилизация.
«Как-то быстро от местных красот я перешел к прозе жизни, — усмехнулся про себя, — мне бы сейчас подумать о своей безопасности и возможности выжить прямо здесь и сейчас, а я о прошлой жизни размышляю, да плачусь о том, что туалетной бумаги нет. Надо выстроить план беседы с Гонсало, чтобы выглядеть убедительней. Хотя, черт его знает, о чем пират решит расспрашивать меня». В голове был «идеальный порядок», примерно как в квартире при срочном переезде.
Тем временем Богдан привел меня к сараю, возле которого лежала решетка из деревянных жердей толщиной в хорошую оглоблю, перевязанных веревками.
— Спускайся, — Богдан поднял решетку, — посидишь здесь пока.
Под решеткой были ступени вниз в небольшую пещеру, на дне которой наблюдались даже остатки лежанки из сена. Руки мне не развязали, да это было и понятно, тюрьма моя выглядела не слишком надежно, со свободными руками, я бы нашел возможность отсюда выбраться.
— Богдан, — окликнул я караульного, собиравшегося уходить, — ты хотя бы кусок хлеба брось, кушать уже хочется.
— Ага, погодь, — отозвался парень, — счас принесу.
Я присел на лежанку в углу моего зиндана. [1] Торопиться некуда, надо ждать решения своей участи, которая зависела теперь только от главаря пиратов. Знать бы магические свойства камня, продемонстрировал бы какую-нибудь магическую штуку поубедительней и доверия стало бы больше. А может просто бояться стали бы. «Боятся — значит уважают!» — актуальность этого лозунга никто не отменял, тем более в Средневековье, где, по слухам, всякой магии боятся пуще любого пожара. Прибежал Богдан, принес краюху хлеба и крынку молока, руки развязывать не стал, но помог мне поесть. Нормальный пацан, надо заручиться его поддержкой, тогда можно будет попробовать выкрутиться.
[1] Подземная тюрьма-темница в Средней Азии.
— А ты чего в пираты подался, Богдан? — вопрос я задал не просто ради общения, мне действительно было интересно, что двигало парнем, который предпочел мирным занятиям опасности морского разбоя.
— Так у меня другого путя не было, — не очень понятно ответил мой тюремщик, — либо в пираты, либо камень к ногам и в море.
— Как так? Если не тайна великая, расскажи, — попросил я паренька.
— Какая-такая тайна… — пожал плечами Богдан, — прошлым летом мы с товаром на лодьях шли в Порт Креста Животворящего, попали в шторм, потрепало нас славно, раскидало всех в разные стороны. Наша лодья сильно потекла, думали уже на дно уйдем. Плавать-то не обучены никто. Но попался нам корабль пиратский. Да токмо из нашей лодьи трех человек-то всего и вытащили, волна сильная была. Братка мой — Доброслав, Никитка — сын купца нашего, да я. Братку сильно снастью придавило еще на лодье, не выдюжил он. Три дни был в лихоманке как вышли на берег. Так и сгорел, схоронили мы его здесь, недалече.
Богдан, пригорюнившись, замолчал. Потом заговорил снова, — нам с Никиткой сказали, что остальные лодьи потопли, а мы, если жить хотим, то должны к ним прибиться, к пиратам. А то, побросают нас в море и как кутят потопят, ибо лики их мы видели, да и харча для нас лишнего нет. А мы с браткой сирые были, ни мамки, ни тятьки давно уж не знали. Так куды мне деваться-то было. Вот и живу при пиратах, в караул хожу, да кашеварю. А Никитка-то в разбои ходить наловчился, в море-окияне он сейчас. Удачлив больно, пираты хвалят его. Пока вдвоем в деревне обретались, веселее было, сейчас в однова тяжко, плохо говорю на эспаньоле, а домой как тишком выбраться — понимания не ведаю. Так-то мы с браткой в Новгороде обитали, изба там у нас, хоть и небольшая, да своя была. Дедка еще справил, когда перебрался из земель Игорь-Града...
— Богдан! Веди пленного к Гонсало, — его рассказ прервал окрик откуда-то сбоку.
Паренек засуетился, убрал в сторону крынку и махнув мне рукой, вздернул кверху решетку. Поднявшись на ноги, я сделал пару приседаний, чтобы размять суставы и пошел за караульным. «Ни хрена не успел к разговору подготовиться, — мысленно ругнул сам себя, — ладно, посмотрим, как там будет. Экспромтом иногда еще ловчее получается, чем по домашним заготовкам». От моей тюрьмы до дома «предводителя уездного дворянства», то бишь, главаря пиратов оказалось метров сто не больше, на крыльце меня встретил Гонсало. Он, неожиданно приказал Богдану развязать мне руки.
— Присаживайся, — указал мне на лавку возле небольшого стола во дворе дома, — есть будешь?
— Спасибо, буду, — не стал ломаться, чтобы не выдавать Богдана, который успел меня слегка подкормить.