— Ефимов сын, — недоуменно пожал плечами князь, — так ты и впрямь у нас недавно, совсем темный в делах белогорских?
— А ты Борис Ефимович и просвети меня, а я между делом о своих мыслях и делах поведаю, — мне не хотелось сильно наглеть и нагнетать обстановку. Тем более, что князь показался мне весьма разумным, хотя бы потому, что дружинников своих оставил на палубе, то есть понимал, что не каждый должен слышать наш разговор, — о делах ваших я знаю только со слов моих помощников и компаньонов.
— А кто в кумпании с тобой? Чьи людишки? Градомирские? — князь не торопился, делиться со мной информацией, а старался выведать побольше о моих связях в его мире, — кто из моей челяди с тобой, кроме пацана этого утоплова?
— Милостивый государь мой, ты не пытай меня по людям, никого из твоих я не брал. А Богдана, как ты говоришь, «утоплова», год как списали со счету. Нет у тебя такого пацана. Утоп он прошлым летом. Верно ведь? — я тоже ведь не пальцем деланный. Тоже могу ни о чем долго разговаривать. Но мне надоело топтание на месте и я пошел «в лобовую», — князь, ты видел, во что мы вдвоем с моим офицером превратили три корабля берберийских? — князь Борис поморщился, но отвечать не стал, — ты не дергай плечами, я вопрос задал. Видел?
— Ну, видел. И что? — светлейший снова поморщился, — повезло тебе с пушкарем, надо будет его к себе забрать в Градомир.
— Мой офицер пошел за призом и скоро будет здесь, спросишь сам, пойдет ли он к тебе, — решил зайти с другого боку, — хотел я галеру берберийскую твоему городу подарить, но вижу, что разговора у нас не получается. Значит продам испанцам, мне она лишняя.
— Подарить, — впервые князь глянул на меня заинтересованно, а не угрюмо исподлобья, — с чего это милость такая к нашим людям?
— Богородица Новгородская — моя покровительница, ей хотел подарок сделать, — я в действительности был уверен, что Матерь Божия и есть моя высшая сила, — буду думать, как отблагодарить, раз уж городу галера не нужна.
— А ты Володимир не горячись, ишь какой прыткий, то подарю, то не подарю, — князь прихлопнул ладонью по столу, — ты что, с Богородицей, гадский рот, как на торговище. Пожелал отдать в дар — делай. Нельзя в делах богоугодных на попятный идти.
— Да, князь, поймал ты меня на слове, — усмехнулся я и подал ему свою руку, — уговор дороже денег. Дарю галеру городу под милостью Божией Матери! По рукам?
— По рукам! — князь хлопнул своей немаленькой ладонью по моей, да так, что припечатал ее к столу, — давай наш сговор обмоем кубком вина хорошего. Надеюсь, имеешь у себя на корабле доброе вино от эспаньолов?
— Найдется, — обнадежил я своего гостя, осматривая каюту капитана, в которой сам был впервые. То, что мы зашли именно в капитанскую каюту, было понятно по ее обстановке: стенам, обитым мягким и гладким материалом, просторной кровати, креслам, большому дубовому столу с инкрустацией на столешнице, подзорной трубе в богатом кожаном футляре. В дальнем углу стояло какое-то подобие буфета, к которому я и направился. Курс оказался выбран верно. На полке, в специальном держателе, стояло несколько бутылок вина, но я обратил свое внимание на маленький бочонок внизу буфета. Судя по тому, что вокруг пробки еще не высохло влажное пятно, ее вынимали не так давно. Достав бочонок, я откупорил пробку и мгновенно почувствовал характерный запах портвейна. Это было крепленое вино из Порту. Его запах я узнал пару лет назад в северной столице Португалии, и ни с чем бы не спутал.
— Настоящее португальское, князь, — я достал из буфета пару бокалов и налил в оба, — рекомендую. Отменное вино, — поднял бокал, подождал ответный жест князя и слегка пригубил. Погоняв напиток во рту, проглотил мелкими глотками, — не тревожься светлейшей, вино и впрямь хорошее, сам видишь — пью не боясь.
— А чего ты тогда налил как украл, давай по-полному, — князь тоже сделал первый глоток и снова подставил мне свой бокал, — или боишься, что с ног свалит?
— Ты князь на слабо не бери, не из таких я, но пить много остерегусь пока, — я кивнул в сторону открытого иллюминатора, — сам видел, дел полно: надо порядок на корабле наводить, галеру принимать, да и позориться не хочу перед людьми своими, а тебе налью сколько пожелаешь, — с этими словами я поднял бочонок и наполнил оба бокала, — давай Борис свет Ефимович за здоровье, да и продолжение знакомства нашего.
Мы, не торопясь, выпили по бокалу портвейна. Мой гость замолчал, задумчиво глядя в дверной проем через свой бокал, играя солнечным бликом, попавшим в янтарную жидкость. Так прошло пару минут, никто из нас не торопился прервать молчание, потом князь поставил бокал и поднявшись с кресла, осмотрелся в каюте.
— Ответь мне Володимир, как давно ты дщерь мою знаешь? — вопрос он задавал стоя ко мне спиной и, вроде как рассматривая содержимое шкафа у дальней стены каюты, поэтому лица его я видеть не мог, — только не лги, я уже с ней уже разговаривал.
— А я не знаю твою дочь, — слегка обалдев от неожиданного поворота сюжета, я «завис» в ступоре на десяток секунд.
— Не темни парень, она сама сказала, что знает тебя, — князь резко повернулся ко мне, пытливо вглядываясь в лицо, словно пытаясь найти там ответ на свой вопрос, — не увиливай. Говори как есть, — довольно резко закончил князь Борис.
— Ты о ком, князь? — вопрос еще толком не успел сорваться с моих губ, как в голове мелькнуло неожиданное предположение, — про Марину, что ли?
— Княжну Марину! — возвысив голос, отчеканил мой собеседник, — не забывайся чужак. Княжну! Увижу рядом — пеняй на себя. Я не знаю, как там на Руси, но в Белогорье ты никто, а она — дочь правителя Градомира! Она из рода Иоановичей! Прямая наследница престола Градомира и окрестностей, — голос князя повышался, с каждым словом, — уясни это крепко и держись подальше. За подарок щедрый прими благодарность, но на милость мою и моей семьи — не рассчитывай!
«Вот ни хрена себе сюрприз, называется. Попал в переплет, — нет, не так я себе представлял встречу с местным царьком, — тут надо держать ухо востро, этот мужик может мне много проблем доставить». Вслух же я поблагодарил князя за откровенность и предложил заканчивать общение. Но не тут-то было.
— Ты не ответил на первый вопрос уважаемый, — светлейший князь снова присел в кресло, — кто ты и какой силой владеешь?
Видит Бог, я старался себя сдерживать, но бесцеремонность князя «снесла крышу», которая и так, после боя с берберами, не очень-то крепко сидела на месте.
— Светлейший князь Борис Ефимович, спасибо за все, что ты мне сейчас рассказал и разъяснил, — привстав в кресле, я наклонил голову в этаком полупоклоне, — но на твой вопрос отвечать не намерен. На Русь мне теперь скоро не попасть, поэтому буду начинать с нуля здесь, на вашем славном острове. Компаньоны у меня уже есть, команду тоже наберу. В вашей милости нужды не испытываю. Подарок мой Новгороду и Богородице, а не Градомиру и не тебе князь. Будет нужда во мне — приду на помощь городу и княжеству, а нет — так и не появлюсь здесь более. На сем откланиваюсь, пора за дела приниматься. Благодарю за визит.
— Ты не понял Володимир. Пока не ответишь на мои вопросы, мы не расстанемся. Воило, — позвал он раскрыв двери в каюту, — подь сюда.
— Чего изволишь, светлейший? — в каюту шагнул один из дружинников князя, мордоворот — шире меня раза в два. Кольчуга на нем трещала под напором мышц, запястье охватывал ремень наручей, которого хватило бы на мое бедро. Угрюмое лицо Воилы не выражало никаких эмоций, он бесстрастно смотрел на князя, ожидая указаний. В руке дружинник держал солидных размеров кистень с деревянной ручкой и усыпанной металлическими шипами гирей на цепи. Таким инструментом, мне кажется, можно было слону ногу перешибить с одного удара.
— Мы с Володимиром еще немного поговорим, а ты постой сразу за дверью. Если наш гостеприимный хозяин не захочет гутарить, я тебя кликну, объяснишь ему, в чем он не прав, — князь выразительно посмотрел на меня, — а сейчас ступай и скажи ребятушкам, чтобы подле тебя держались.
— Угу, — Воило нагнул голову и хотел шагнуть за дверь, но я остановил его.
— Уважаемый, ты хорошо владеешь своим оружием? — не обращая внимания на недоумевающий взгляд правителя Градомира, я поднялся из-за стола и подошел к дружиннику, — дай кистень!
— Не балуй, — он схватил за запястье руку, протянутую за оружием и посмотрел на князя, — дозволь княже?
Светлейший князь с нескрываемым любопытством наблюдал за моими действиями и молчал. Но я заметил, как он, одними глазами, подал знак своему дружиннику, и тот сжал мою руку своим кувалдообразным кулаком. По идее, сейчас должны были затрещать мои кости, а я — запросить пощады, но… ничего не произошло. Воило приложил всю свою недюжинную силу, это было заметно по жилам, вздувшимся на его покрасневшем от напряжения челе. Но… снова ничего не случилось. Я легко отвел его руку в сторону, а другой взялся за рукоять кистеня. Дружинник попытался вырвать у меня кистень, но я просто развел в стороны обе его руки и совершенно по босяцки боднул головой в лицо. От моего удара Воило, не ожидавший такой подлости, отключился и осел всей тушей на пол.
— Светлейший, не надо валять дурака, сил у меня хватит не только на этого бойца, но и на всю дружину, — я отпустил руки дружинника и повернулся к князю, — причем, и на тех, кого ты с собой привел, и на тех, что на берегу остались.
Впервые в глазах моего собеседника я увидел некое подобие замешательства, похоже, князь не ожидал от меня такой прыти. Откуда ему было знать, что я только что обратился к Черноликой Мадонне, отчего сила моя выросла неимоверно, а мышцы стали прочнее стальных. Я сам не ожидал такого результата от мысленного усилия. Подняв, выпавший из рук дружинника кистень, я взялся за звенья его цепи, которая по своей массивности напоминала скорее якорную, чем оружейную. Потянув цепь в разные стороны, я легко заставил звенья разогнуться и отбросил изуродованный кистень под ноги князю.
— Володимир, нехорошо ты сотворил с моим дружинником. Все-таки, он человек подневольный, — князь, похоже, быстро восстановил душевное равновесие, — можно же было на словах объяснить.