Одиссея коронеля Блада. Начало — страница 42 из 50

— Ваша светлость, дозволь я скажу, — парень скомкал в кулаке шапку и почтительно склонил голову, — добрый возок только у посадника имеется, да у купца Ермолая. Токмо купца сейчас в Новгороде нету, жинка его по хозяйству управляется. Но уж больно жадная она, не захочет дать возок. Хотя, если деньги ей посулить, может и даст. Уж до денег она жаднее жадной, — он примолк, а мужики захмыкали, видно скупость купчихи была здесь притчей во языцех.

— Хорошо, сейчас шлюпку спустим, ты Олекса со мной пойдешь в город, покажешь мне купчиху, — поглядев на мужиков, переминавшихся с ноги на ногу и добавил, — если в город кому требуется, собирайтесь, шлюпка вечером обратно вас заберет. Завтра увольнений на берег не будет, начнем постигать управление такелажем.

— Коронель Блад, а мне можно на берег? — Богдан тоже попросился в город, — собрать вещи, можно?

— Ты мне здесь нужен сегодня, завтра отпущу, — я постучал по столу, привлекая внимание, — так мужики, теперь слушаем меня как следует и запоминаем. Вы русские, мы с вами одной веры, к тому же вы сами вызвались служить под моим началом. Посему я на вас полагаюсь как на личную дружину. Каждый из вас может рассчитывать на продвижение по службе и соответственно на увеличение жалования. Вы слышали, что я пообещал три дуката в месяц, тому, кто покажет себя лучшим, буду доплачивать еще дукат в месяц. А еще, я должен знать все что делается на корабле и знать это от вас, иначе сильно обижусь. Все понятно?

Мужики нестройно прогудели, что им все понятно и с моего разрешения пошли грузиться в шлюпку. А я вызвал к себе старшего помощника и выдал ему краткий инструктаж, что должно быть сделано к моему возвращению. На берегу моряки шустро разбежались по своим домам, а мы с Леди Эйприл, Мигелем и Олексой пошли к дому купца Ермолая. Оставив свиту дожидаться меня на улице, я шагнул за калитку. Во дворе большого двухэтажного дома… Нет, не так. В просторном, выложенном брусчаткой, дворе величественного двухэтажного терема с резными наличниками было оглушающе пусто. Не копались в навозе куры, не бродили, пощипывая травку козы, не взлетал на изгородь петух, чтобы во все горло прокричать свое «Кукареку!» Только пышнотелая матрона с оголенными плечами величественно восседала за столом на высоком крыльце, и оттопырив, напоминающий сардельку, палец, шумно отхлебывала чай из блюдца. Словно ожившая копия с картины Бориса Кустодиева «Купчиха за чаем». Разве что вместо арбуза посередине стола громоздился пузатый самовар. Я даже махнул рукой у лица отгоняя наваждение. Но на мои потуги отреагировала только черная кошка на перилах крыльца. Она недружелюбно выгнула спину и прошипев, что-то неразборчивое, спрыгнула вниз.

— Матушка, гостей принимаешь, — приятельски обратился я к слегка перезрелой красавице, — разговор есть. Сугубо деловой и может даже денежный, — добавил к словам условного звона монет.

— Проходи любезнейший, поднимайся, — купчиха, поставив блюдце на стол, махнула мне всеми пятью сардельками, — не местный, что ли? Не припомню на обличье.

— Не местный, угадала матушка, — не стал ее переубеждать, — дело у меня к тебе.

— Да, что ты все матушка, да матушка, меня Ефросиньей кличут, можно Фросей, — слегка жеманясь, представилась купчиха, — а что за дело? А может чайку налить?

— Да, я не против. А Ермолай-то дома? — сделал вид, что не в курсе про хозяина, — может с ним лучше про дела-то?

— Откель Ермолая знаешь? Ты ж не местный? — Ефросинья насторожилась.

— С дружинниками его общался, с Олексой, — самый простой способ говорить, чтобы тебе поверили, это говорить правду, ну или полуправду, — он и посоветовал.

Попив с купчихой чаю, вдоволь «полюбезничав», я решил свой вопрос к обоюдному удовлетворению. Мне была обещана бричка с жеребцом каурой масти, а Евросинье — совсем еще маленькое, но уже очень золотое колечко из тех побрякушек, что мне достались с призовой галеры. Сообщив довольной хозяйке просторного двора, что зайду за экипажем ближе к полудню и услышав в ответ, что запрягать мне придется самому, так как конюхов они не держат, я вышел к своим компаньонам.

— Сир, Вы не очень-то торопились, — недовольно заметила ирландка, — это непозволительно заставлять даму так долго ждать себя.

— Леди Эйприл, Вы наверное забыли, что русские — варвары и не обучены хорошим манерам, — ехидно парировал я, — а будете дуть прелестные губки, я в бричку запрягу медведя и отправлю Вас на ней в гордом одиночестве.

— Почему в гордом? — Эйприл была мастером задавать вопросы невпопад, ну или мне казалось, что невпопад, а сама девушка была уверена в необходимости уточнения именно того, о чем спросила, — я не хочу с медведем… а-а-а, Вы шутите Блад, — она хлопнула меня ладошкой по спине и рассмеялась.

— Олекса, ты лошадь запрячь сможешь? — сам-то я не только запрячь не мог, но и с какой стороны к ней подходить не знал.

Королобый заверил меня, что это не будет проблемой, и мы все компанией выдвинулись на торговище, чтобы прикупить какой-никакой провизии на корабль. Затарившись всем необходимым, отправил Олексу разгружаться, а сам решил навестить «куратора» от Небесной канцелярии. Леди Эйприл ничего не оставалось делать, как сопровождать меня в часовню.

Заходя в двери храма, обернулся и заметил, что шедший за нами от торговища мужик, резко свернул за угол Детинца. Что-то мне не понравилось в его маневре, но что именно, не понял. Все равно, какое-то беспокойство поселилось в душе, как будто кто-то царапал изнутри маленьким, но острым коготком. А еще вспомнил, что этого мужика я видел около нас в рядах торговок, и он, по своему внешнему виду, мало вписывался в окружающих новгородцев. Если обрисовать мужика навскидку, то лучше всего подошло бы определение: «одет с чужого плеча». Обычная для новгородца одежда: армяк, сапоги и шапка, выглядели на нем чужеродно. А брошенный в нашу сторону взгляд, хитро прищуренных глаз, не обещал ничего хорошего. К тому же мужик постарался быстро смешаться с толпой покупателей и торговцев.

Тишина в часовне и глаза Богородицы заставили меня забыть о неприятных ощущениях встречи на торговище. Но выйдя после молитвы, невольно обшарил глазами округу, высматривая неприметного шпиона. А то, что это был чей-то шпион, я уже не сомневался, вот только чей, хотелось бы узнать. Дождавшись возвращения с корабля Олексы, я снова повел свою компанию во двор Евросиньи. Хозяйка, недобро прищурив глаз, придирчиво осмотрела леди Эйприл и пренебрежительно фыркнув, ушла в дом, показав направление к конюшне.

Через тридцать минут с Олексой на облучке мы выехали в сторону Градомира. Наш проводник посоветовал ехать не по нижней дороге, а через Княжнино, так новгородец назвал деревеньку на дороге в стольный град. На мой вопрос, отчего такое название, Олекса пожал плечами и рассказал байку о том, что в эту деревню на жительство отправили блаженную барыню из Градомира.

— Бают, это была княжеская дочь, но на нее навели порчу ведьмы из северных лесов, — в общем-то неразговорчивый Олекса, оживился и даже речь у него стала не такая тягучая, как обычно, — поэтому отец отправил ее в охотничью избушку. Ну, туда, где сейчас деревня. С ней были две девки дворовые, которые присматривали за барыней, кормили, убирали в хате. Но, в один штормовой вечер девки не усмотрели за княжеской дочкой и та ушла из дома. Сколько потом ее искали… так и не нашли… Опосля рядом поселились первые виноградари, потом другие… Так и деревня образовалась…

— И труп не нашли? — мне стало интересно, куда делась княжна, — а в других княжествах она не появлялась?

— Бают люди, что в птицу княжна перекинулась, толи в горлицу, толи в голубку, — выдал неожиданную версию Олекса, — прилетает инда, над охотничьей избой кружится, но наземь не спускается. Эвон изба-то, — парень протянул руку в горку и показал на старый каменный дом, стоящий на особицу над остальными хатами начинающейся деревни, — и горлица на коньке сидит… — парень замолчал и уставился на птицу, раскрыв рот.

Я проследил за его рукой и увидел на старом деревянном коньке охотничьей избы серенькую птицу, очень похожую на голубя, только миниатюрнее, что ли. Горлица повернула голову в нашу сторону и, сорвавшись с конька, сделала круг над нашими головами. Я успел разглядеть, что перья на шее птицы образую темный ободок, как будто ошейник или ожерелье. Птица снова сделала круг и приземлилась на дугу в упряжи нашего рысака. Она наклонила головку и уставилась своим маленьким глазом на меня. Мне показалось, что я слышу тоненький голосок прямо у себя в голове. Слова неразборчивые, больше похожи на курлыканье голубя, при этом, я как-то понял, что горлица меня предупреждает о какой-то опасности, связанной с охотничьей избой. Еще мгновение горлица смотрела на меня, потом вспорхнула с дуги и скрылась за крышей избы. Я тряхнул головой, избавляясь от наваждения и чуть не рассмеялся. «Почудится же такое, со мной только птицы еще не разговаривали».

— А что сейчас в избе? — поинтересовался я у Олексы, — там живет кто-нибудь?

— Нет, даже князь перестал сюда приезжать, когда дочка пропала, — парень задумался, — только это все давно было, мне бабушка рассказывала, когда я совсем малой был.

— Странно, а изба крепкой выглядит, как будто за ней кто присматривает, — меня потянул посмотреть как выглядит охотничий домик изнутри, — Олекса, притормози, я схожу туда.

— Не надо Ваша светлость, ни приведи Господь… — парень испуганно посмотрел на меня, — не ходи туда барин…

— Я только гляну, ждите меня здесь, — прервал я причитания нашего импровизированного извозчика.

Поднимаясь к избе, увидел высоко в небе птицу, похожую на давешнюю горлицу, только уж больно далеко — не разглядеть. Вблизи дом не выглядел заброшенным, возле крыльца было чисто, даже метла стояла. Дверь в избу была плотно прикрыта, но никаких запоров на ней не было. Потянув за ручку, я легко открыл не скрипнувшую дверь. Внутри все выглядело так, как будто хозяйка на минутку убежала к соседке за солью. «Странно, а Олекса