— Давай-ка снимем с тебя всю эту хрень, — подцепив ножом повязку, закрывающую нос и рот, открыл лицо, оказавшееся совсем не восточного типа, — кто ты, подарок судьбы?
— Не трогай меня, божедурье! [3] — девчонка крутанулась всем телом и головой, и неожиданно для себя оказалась на полу, свалившись с кровати, куда ее положили матросы, принеся в каюту, — подними меня! — категорично заявила «неваляшка», — немедленно!
[3] Дурак от природы (старорус.)
— Так поднять или все-таки не трогать? Извини, ты сама этого захотела, — я улыбнулся, почему-то даже сердиться уже не хотелось на эту малахольную, — носом по полу поелозишь, может немного в себя придешь. Ты там поползай, сколько сможешь, а я пока поужинаю, что-то уже успел проголодаться. Или может поднять тебя… — сделал вид, что раздумываю, — нет, пожалуй не стоит. Ползай дальше.
Девчонка затихла, забившись головой в угол между кроватью и стенкой каюты. Спустя пару минут, когда я уже достал из шкафа, кое-какие съестные припасы и бутылку вина, из этого угла послышались звуки, подозрительно похожие на скулеж голодного щенка.
— Э-э-э, постой. Ты чего это там удумала? Мы же на корабле, затопишь нас всех к ядреней фене своим водопадом, — я поставил вино и провизию на стол и поднял, извивающуюся как червяк, девчонку на кровать, — блин, ты какая-то ненастоящая убийца. Ассасины себя так не ведут.
— Да-а-а, тебе хорошо говорить, когда у тебя корабль, дружина, тебя к князю на обед приглашают, — прорвало пленницу, — а мне каково, ни тятьки ни мамки, ни родни, ни подружек, один Зафир-учитель и тот нерусский, — она снова залилась слезами.
— Ну, ты… это… — я растерялся. Терпеть не могу созерцать плачущих женщин, даже если эта женщина — убийца-ассасин. Никогда не знаю как остановить поток слез и, вообще, чувствую себя в такой момент идиотом, не способным ни на что толковое. Но тут же меня самого прорвало, — заткнись! — рявкнул на слезливую даму, — иначе раздену догола и вытащу на палубу. Пусть на тебя матросы полюбуются!
Я подошел к скрючившейся в углу девчонке, поднял на руки. Бог ты мой, в ней ведь не больше пятидесяти килограмм живого веса. Подержав пару секунд на руках, положил на кровать. «Убийца» отвернулась от меня, плечи ее вздрагивали, но беззвучно, а вскоре она успокоилась и не поворачиваясь попросила воды. Напоив зареванную девушку, я развязал ей руки, предварительно взяв слово не царапать мне лицо и вообще не заниматься членовредительством.
— Давай поужинаем, — предложил я, — а потом расскажешь, кто ты такая, почему стала ассасином, и что от меня хочет воевода. Хорошо?
— Угу, — кивнула пленница, — можно еще попить?
— Пей конечно. Может тебе винца налить? — качнул я за горлышко бутылку на столе, — вино хорошее.
Девушка от вина не отказалась. Мы перекусили, чем Бог послал, выпили по бокальчику vino verde, [4] после чего я, откинувшись в кресле, внимал рассказам Млады — меньшей дочери дружинника Мстислава и жены его Любавы из Святого града Христа. Я стал обладателем огромного количества информации, как очень, так и не слишком важной, а порой и совсем не важной. Как, например имена всех сестер и братьев светлейшего князя Лагунского, которых судьба разбросала по северу и югу Белогорья с мощью и силой небольшого ядерного взрыва. Или количество жен, любовниц и незаконнорожденных детей светлейшего князя Игорьградского.
Что я усвоил окончательно и бесповоротно, так это несомненную ценность своего трофея. Млада знала все про всех власть имущих Белогорья и его окрестностей. После второго бокала молодого вина девушка разоткровенничалась еще больше, и я наконец услышал, что светлейший князь Градомирский с помощью воеводы хотел выяснить, что я из себя представляю и могу ли быть пригоден для его целей. Интерес Завида был несколько другой. Воевода был очень даже не прочь, чтобы бренное тело вашего покорного слуги не выдержало пыток, и душа отправилась прямиком в Царствие Небесное. А все потому, что первый заместитель правителя Градомира положил глаз на его младшенькую, а также на княжество ее папеньки, Вот так. Ни больше, ни меньше.
Как сама Марина отнеслась к желаниям батюшки и воздыхателя, Млада мне поведать не смогла, «успокоив», что детям венценосных особ не положено идти против воли родителей. В делах сердечных никто не слушает отпрысков, здесь вершится политическая воля и потребности княжеской семьи. Но, как правило, жених и невеста знают о своей судьбе с малых лет и принимают ее со смирением. Так их воспитывают. Девушка мне много еще чего интересного рассказывала. За это время старший помощник сделал несколько попыток отвлечь мое внимание, но безуспешно. Впервые на острове у меня появился такой источник знаний обо всем, что касается местного уклада жизни, нравов, традиций и обычаев.
После откровений Млады про образ жизни и взаимоотношения в семьях сильных мира сего, мне показалось разумным встретиться с Мариной, чтобы, так сказать, расставить все точки над «i». Хотя, по большому счету, я понимал, что никаких «особых» отношений у меня с княжной не было. Все, что я успел себе напридумывать, это всего лишь мои мысли, но ни как не факт. Тем не менее внутри меня все сильнее зрела уверенность, что от встречи с Мариной зависит очень многое в моей дальнейшей линии поведения.
— Надеюсь ты понимаешь, что пока будешь находиться на корабле в качестве пленницы? — спросил я Младу после нашего «разговора по душам», — мне сейчас не нужны проблемы. А ты ведь, находясь на свободе можешь их мне предоставить с избытком.
— Ты передумал отдавать меня своим матросам? — на полном серьезе, глядя мне в глаза поинтересовалась девушка, — мне бы этого совсем не хотелось. Я еще девица.
— Пока не вижу необходимости, — постарался успокоить собеседницу, — но и отпустить тебя не могу. Так что, пойдешь в карцер до поры до времени. А там — посмотрим. Все от тебя зависит. Никогда не поздно «по рукам пойти».
Сдвинув кровать, отправил Младу в «апартаменты», принадлежавшие до этого рыжей ирландке, а сам пригласил галисийца, который давно уже ждал на палубе с каким-то незнакомым матросом.
— Мой Коронель, это Бенито, он хорошо говорит на арабском, если Вам еще нужен переводчик, — оглядываясь по сторонам, доложил старший помощник, и выдержав паузу, спросил, — позвольте вопрос сеньор?
— Бенито, подожди за дверью, — дождавшись когда матрос закроет за собой дверь, я повернулся к офицеру, — Хуан, ты хотел что-то спросить? Говори.
— Здесь была девушка, теперь ее нет, а еще раньше здесь была другая, но до этого ее тоже не было, — галисиец недоуменно развел руками, — мой Коронель, как Вы это делаете? Вы точно человек?
— Успокойся, я — человек, — в общем-то мне была понятна его озабоченность моей сущностью. Незнание о тайнике под кроватью сыграло с ним эту дурную шутку, — обычный фокус. Двойное дно в сундуке. Под постелью лестница в подполье. Рыжая Эйприл содержалась там с весны, ты не мог знать о ней, потому что пришел на корабль, когда она уже была в плену. Сейчас на ее месте девочка-ассасин. Вот и все. Давай сюда своего Бенито и нашего араба. Будем беседовать с пристрастием.
Допрос Зафира мало чего добавил в картину мира, сложившуюся после общения с Младой. Разве только лишний раз убедил меня в необходимости встретиться с княжной и ее отцом, чтобы понять кто есть ху, или ху из кто. Проще говоря, мне надо было посмотреть в глаза Марине. Кроме того хотелось «прощупать» внутренний мир Бориса Ефимыча и его воеводы. Ведь не зря голосом Богородицы мне было доведено: «… и откроется тебе видение мыслей людей, направленных против тебя и воли твоей…»
Глава 22
Клад в подземелье. Нет контакта. Belleza rusa.
Коронель Блад:
Я очень медленно и осторожно подошел к высокому крыльцу княжеских хором. Почему осторожно? Потому что с высоты каменного крыльца на меня смотрели горящие синеватым пламенем глаза огромного черного пса. Он молча сверлил меня тяжелым взглядом и кажется совсем не одобрял моего намерения подняться по ступеням. Во дворе правителя Градомира было неприветливо безлюдно, даже скорее пустынно и мрачновато. Где-то над головой надрывно орали вороны, в высоких каменных трубах завывал ветер. Порывы, совсем не ласкового атлантического бриза, а какой-то арктической сармы гоняли по двору жухлые листья и рваные клочки соломы, закручиваясь в маленькие, но устрашающие вихри.
Один из таких мини-смерчей подхватив с грубой брусчатки двора огромный рыжий лист клена, понес его к крыльцу. Меня, как магнитом, потянуло за едва видимой в прозрачном дневном воздухе воронкой. Огибая переднюю правую колонну, рыжий «проводник» закрутился так яростно, что на моих глазах превратился в туго скрученный свиток. Вращаясь, он опустился до земли и неожиданно ввинтился в щель между двух каменных плит, примыкающих к крыльцу сбоку. Под его неудержимым напором плиты разъехались в стороны, как будто вихрь сдвинул с места какой-то потайной механизм и открыл люк в подземелье.
Рыжий свиток покрутился на одном месте пару секунд и двинулся вперед, «приглашая» за собой. В темноте провала он вспыхнул яркой звездочкой и осветил грубые каменные ступени, ведущие в глубину подвала. Шагая за «фонариком», как послушный ребенок за дудкой крысолова в печально известном немецком городе Гамельне, я спустился в темные катакомбы с низким арочным потолком. Заворачивая за угол следом за «путеводителем», увидел огромный, окованный металлом, сундук, стоящий на небольшом возвышении у дальней стены. Кленовый лист, развернулся и плавно качаясь, опустился на крышку сундука, прямо над огромным, заржавевшим замком, который от невесомого прикосновения неожиданно раскрылся и повис на металлической проушине.
Тронув листовую медь на крышке сундука, понял, что несмотря на видимую тяжесть и монументальность, она легко поднимается. Потянул вверх за проушину замка и обнаружил, что сундук до самых краев наполнен золотыми монетами, драгоценными безделушками: кольцами, браслетами, ожерельями. В этот момент за моей спиной послышался шорох. Оглянувшись назад, я увид