одке, но тогда он назывался Канделарией, и был здесь храм Черноликой Мадонны. Хотя в сумраке зрение меня не подводило, но прежней Канделарии я не узнавал. Там, где на Тенерифе стояли статуи вождей гуанчей, сейчас был обычный берег океана, возле которого заканчивалась каменная площадь, с одной стороны ограниченная стенами Детинца. А вот храма на своем прежнем месте не было.
Изба Богдана стояла на окраине, недалеко от прибрежной черты и была сложена из камня. Я вообще заметил, что каменные постройки на острове преобладали. Видимо потому, что пористый вулканический туф хорошо поддавался обработке и кладку из него можно было вести даже в одиночку. А что касается названия, так русского человека хоть на юг, хоть на север забрось, он свой дом избой назовет. После перекуса накоротке, мы удобно расположились на полатях, благо их было в достатке. Сон, от усталости, сморил мгновенно, и я отключился до раннего утра,
Проснувшись, не стал шуметь, а потихоньку вышел во двор и осмотрелся. То, что мне надо было идти в сторону океана, было понятно. Хотелось не блукать лишнего, а выйти сразу к часовне, где должна стоять Черная Мадонна. Судя по всему, ниже избы Богдана, было, что-то вроде административной части городка. Небольшая каменная стена, огораживающая с десяток зданий, это и был Детинец, где местные жители могли спрятаться при нападении неприятеля. Я, не заморачиваясь, направил свои стопы в этом направлении.
Спустившись к площади, подошел к океану, вдоль которого шла широкая тропа, скорее даже дорога, так как ширины ее было достаточно для хорошей телеги. Я решил прогуляться вдоль прибрежной полосы, чтобы обнаружить пещеру. Завернув за угол стены, увидел метрах в ста пятидесяти от себя небольшую каменную часовню с православным крестом. Часовенка была пристроена прямо к вертикальному склону горы. На душе потеплело, похоже, что я на верном пути. Зайдя в часовню, увидел, что вместо противоположной стены в скале большой грот, а в нем, освещенная большими свечами, стоит Черная Мадонна, именно та, которую я видел во сне. В этот момент первый луч солнца, поднимающегося из-за океана, заглянул внутрь часовни через открытую дверь.
Чувствуя какую-то внутреннюю дрожь, я приблизился к Богородице на расстояние вытянутой руки, достал камень из ладанки, приложил его к сердцу и, глядя в ожившие глаза Мадонны, проговорил: «За грехи людей, во благо людям». В то же миг Карбункул в моей руке потеплел, шевельнулся и от него к сердцу протянулась незримая нить, которая с каждым мгновением росла и ширилась. Тепло камня потоком хлынуло в мое сердце, а на лице Мадонны появилась улыбка. Не могу сказать, сколько я простоял глядя в глаза Богородицы и ощущая жар в своем сердце, но когда очнулся, солнце уже вовсю сияло за моей спиной. Мадонна смотрела на меня с легкой улыбкой на устах, как бы говоря, что все, зависящее от нее сделала. У меня было какое-то странное ощущение, стало легко и светло на душе. Видимо про такие моменты говорят: «На него сошла Благодать».
В голове роились мысли, о наличии которых еще пару дней назад даже не мог предполагать. Я осознал, что у меня в этом мире должно быть какое-то предназначение, ну не мог я попасть сюда просто так. Об этом говорил сам факт, что Карбункул дался в руки именно мне, а еще — вещие сны и общение с Черной Мадонной. Силы магического камня давали огромный простор воображению, но слова Мадонны, из моего сна, четко ограничивали его свойства. Возможности камня я мог использовать только для людей и во благо им. Никаких корыстных поползновений с моей стороны Карбункул не приемлет. Опять же чтение мыслей ограничивается только чужими ухищрениями, направленными мне во вред. Благодаря великим силам камня и своим знаниям из прежнего мира, я могу на этой шахматной доске стать крупной фигурой.
О чем нам говорят исследования роли личности в истории? О том, что моя личность, обладающая неограниченными силами и возможностями, может принести острову огромную пользу. А кто может быть полезен для целого острова? Правильно! Тот кто может повлиять на его развитие. В Средневековье такой личностью может быть только человек, обладающий реальной властью. И значит, впереди мне «светит» борьба за эту самую власть. Если я не прав в своих умозаключениях, то Мадонна меня поправит, не зря ведь она приняла остров под свое покровительство.
Постояв еще с минуту, я вышел из часовни к океану, на котором в это время стоял полный штиль, солнце сияло широкой дорогой по водной глади до самого берега. В его лучах, из воды, прямо на меня выходила девушка. Я сглотнул спазм, сжавший горло и шагнул вперед. Против солнца мне было плохо видно лицо девушки, но ее фигуру, облепленную мокрым белым платьем, я разглядел хорошо. Стройная, но не худощавая, ноги крепкие и длинные, талия узкая, бедра округлые. Да, с фигурой девушке повезло, ничего не скажешь. Не отводя взгляда, снова шагнул навстречу местной Афродите. И тут я разглядел, что под легким платьем, облепившим тело девушки, никакой другой одежды нет. Ее небольшая и упругая грудь с торчащими от прохладной воды дерзкими сосками, как мне показалось, уперлась прямо в мои глаза. Но, к сожалению, больше я ничего рассмотреть не успел, «Афродита» подняла округлившиеся глаза и инстинктивно прикрыла грудь руками. Она взвизгнула, отвернулась и присела.
— Уйди охальник, — крикнула девушка, — чего зенки бесстыжие пялишь? Откуда ты лешак взялся на мою голову? Отвернись, дай платье накинуть.
Я отвернулся, но все же успел заметить соблазнительные изгибы бедер, да, чего там скромничать, и ягодиц, облепленных мокрой тканью. В эти мгновения даже успел понять, что ошибся в идентификации типа одежды, девушка купалась в одной нижней рубашке. Но мне от этого легче не стало. Судя по адекватной реакции организма, мое тело точно помолодело лет на двадцать, а то и больше.
— Ты не кричи. Не специально я, — наконец-то смог выговорить первые слова, — помолиться Богородице приходил, не знал, что ты тут купаешься. Да и не было тебя, когда я пришел.
— Ой, молельщик какой нашелся, небось караулил меня тут, подглядывал. Иди отсюда, чтобы глаза мои тебя охальника не видели, — не унималась девушка.
— Вот еще. Я тут по своим делам. Одевайся, не смотрю же на тебя, — попытался успокоить красавицу. Мне даже смешно стало, оказывается можно было подумать, что я тут специально караулил, чтобы подсматривать за купанием красавицы, — не тушуйся, ничего я не успел увидеть, против солнца стоял.
Девушка еще немного пошуршала одеждой и пошла мимо меня к дороге. Она уже была полностью одета, прямо на мокрую рубашку натянула свой сарафан. Да, у нее не только фигура ладная, все остальное тоже не подкачало. Каштановые волосы до плеч, черты лица правильные, брови темные, даже черные, темно-карие глаза, лицо смуглое, губы небольшие, чуть припухшие и яркие, как будто после поцелуя. Рост средний, примерно метр шестьдесят пять. На вид лет двадцать, никак не больше. Одежда простая: сарафан из белой тонкой материи, поясок плетеный коричневого цвета, на ногах туфельки без каблука, типа мокасинов, в волосах заколка с зеленоватым камушком, на шее бусы из того же камня. Перед часовней девушка перекрестилась, отвесила поясной поклон Богородице, зашла внутрь, снова перекрестилась и уходить явно не спешила. Я тоже зашел в часовню, перекрестился, глядя в глаза Божьей Матери и поклонился. Девушка еще немного постояла и вышла из часовни. Она искоса посмотрела на меня, когда я вышел следом и остановился рядом с ней.
— Ты кто, откуда здесь? — незнакомка явно признала во мне приезжего, — у кого остановился?
— У Богдана, — по тону, котором были заданы вопросы, чувствовалось, что девушка привыкла к обязательным ответам на ее вопросы, — а ты местная? — не остался я в долгу. Она мне не просто понравилась, что-то щелкнуло в груди и появилось ощущение, что мы давно знакомы. Девушка пристально, но как-то мягко посмотрела мне в глаза и улыбнулась.
— Похоже, что ты издалека и первый раз в наших краях, — она внимательно посмотрела на меня, а в глазах откровенно плясали чертенята, хотя улыбка уже сошла с лица, — так откуда ты?
— Ты права, я издалека, — подтвердил я, — тебя как зовут?
Я думал, что незнакомка так и останется незнакомкой, и уйдет обидевшись, уж больно напористо я действовал. А по моим понятиям, в это время русские девушки должны быть, как бы это точнее выразиться, несколько более дикие. Ну, не в том смысле, что по деревьям лазить и бананами в прохожих кидаться, а сторониться заезжих молодцев, с которыми их не познакомили батюшка и матушка. Но оказался в корне не прав.
— Марина, — односложно ответила девушка, снова цепко посмотрев в мои глаза.
— Владимир, — так же просто ответил я и добавил машинально, — не женат.
Моя новая знакомая удивленно вскинула брови. Вообще, я заметил, что эмоции сразу отражались у нее на лице, даже если не в мимике, то в глазах. И это ей решительно шло, делая еще милее и приятней. Хотя, поначалу я не понял к чему отнести ее удивление: к тому, что не женат или к тому, что Владимир. Но все разъяснилось со следующими словами Марины.
— Ты из такого давнего рода? — она посмотрела так, будто я присвоил себе то, что никаким образом не может мне принадлежать, — как ты оказался здесь в Белогорье?
— Я здесь случайно, а вообще — родом из Белогорья, — мой ответ не соответствовал никаким домашним заготовкам, но Марину мне не хотелось обманывать, — как-нибудь расскажу подробнее.
— Ты какой-то странный, — Марина задумалась, — а ты точно рус?
— Самый настоящий, — я улыбнулся, — меня уже спрашивали об этом, только испанцы.
— Ты у какого Богдана остановился? — девушка резко сменила тему, словно ей что-то не понравилось в моем ответе, — у пастуха?
— Нет, у дружинника, — я не знал как правильно объяснить девушке про моего напарника, я ведь не знал, как его знают дома, — вон там его дом, чуть выше, из-за стены не видно, — я показал рукой в ту сторону, где был дом Богдана.
— У этого? — у Марины снова удивленно вздернулись брови, — у которого брат Доброслав? — ее тон стал, как будто, жестче, — так они же с братом утопли прошлым летом, океан их забрал. Там только тот Богдан жил. Я всех знаю в этом краю, у меня здесь бабушка живет, с малолетства у нее обитаю.