ь ни свет ни заря, меня тянет к океану, манят его накатывающие на берег, волны. Надо быстренько сбегать искупаться, пока народ не стал подтягиваться на торговище. Я люблю купаться на том кусочке берега, где часовня Божьей Матери, там песок, хоть и черный, но плотный и к ногам не пристает, да и на камушки потом выходишь и можно обуваться сразу, не боясь, что идти потом будет неловко. И от площади в сторонке, даже если кто поутру пораньше придет к Детинцу.
Выскользнув из теплой постели, накинула сарафан прямо на рубашку, в которой спала, сунула ноги в мягкие растоптанные поршни [1] и побежала на улицу. Городок еще спал, солнце только готовилось подняться из-за океана, на водной глади не видно ни морщинки, не слышно ни единого дуновения ветерка, только крики чаек, скользящих в небе над водой. Скинув на берегу сарафан и поршни, потихоньку зашла в прохладную воду. Как же зябко, но хорошо! Окунулась по плечи, не стала мочить волосы, их потом долго промывать после соленой воды и пошла к берегу, чтобы зайти в часовню, помолиться Матери Божией. Выходя на песок, подняла глаза и обомлела, в трех шагах от меня стоял незнакомый мужчина. Он смотрел прямо на меня. Кровь волной ударила в голову, поняла, что рубашка облепила мое тело, и я все равно, что голая. Громко взвизгнув от неожиданности, крикнула незнакомцу, чтобы он отвернулся. Прихватив с камней сарафан, лихорадочно пыталась натянуть его на мокрое тело, наконец это мне удалось. Взяв в руки обувь, стараясь не смотреть на мужчину и не слушая, что он отвечает на мои слова, я пошла к часовне Божией Матери.
[1] Кожаные туфли, как женские так и мужские, в XVII веке — это обувь, которую носили по большей части простолюдины, но встречается описание поршней, шитых золотом и драгоценными камнями.
Пришла в себя я уже перед ликом Мадонны, которую попросила простить меня за сумбур в голове, вызванный появлением незнакомца. И хотя я смотрела в глаза Божьей Матери, перед моим взором неожиданно возникло улыбающееся лицо молодого мужчины и его голубые глаза. «Как я успела разглядеть цвет его глаз?» — недоумение мое было вполне уместно, я ведь, практически, не смотрел в его сторону. Но тут же до меня дошло, что я успела рассмотреть не только цвет глаз, но и то, что он красив той своеобразной мужской красотой, когда про человека не скажешь «писаный красавец», но чей вид радует глаз. Лет тридцать пять, высокий, темные короткие волосы, небольшие усы, резко очерченные скулы с двух или трехдневной щетиной, пристальный и даже серьезный взгляд на улыбающемся лице, и какая-то законченность всего облика: стройная фигура, не сильно широкие, но пропорциональные плечи, мускулистые руки, крепко стоящие на камнях ноги.
Тут же я услышала, что мужчина зашел следом за мной в часовню и увидела его боковым зрением. Незнакомец перекрестился, отвесил поясной поклон Божьей Матери. От его близкого присутствия перехватило дыхание, я поспешила выйти на свежий воздух. Отдышалась. Но вышедший следом за мной мужчина, снова заставил затрепетать мое сердечко. «Да, что же со мной такое творится? Надо как-то взять себя в руки». Решила начать с выяснения, кто он такой. В самом деле, я настолько привыкла, что в бабушкином городке знаю каждого встречного, что появление незнакомца вызвало у меня неподдельный интерес.
Наверное мои вопросы прозвучали довольно резко, потому что мужчина посмотрел на меня с некоторым удивлением и, похоже даже, с растерянностью. Но, тем не менее, рассказал, что приехал издалека и остановился у Богдана, которого мы все считали погибшим в океане. Извинился за неловкую ситуацию, заверив, что не собирался за мной подглядывать, а просто пришел помолиться. Задержавшись в часовне, не предполагал, что увидит меня на берегу. Когда незнакомец спросил мое имя, я ответила не задумываясь, он тоже назвал себя. Имя Владимир очень подходит этому человеку. Я с малых лет знаю, что такие имена на Руси давали только детям Рюриковичей. Может в родимых краях, что-то за долгие годы изменилось, но мне хотелось думать, что мой новый знакомый неспроста получил свое имя. За разговором мы незаметно дошли до бабушкиного дома.
Я слушала Владимира и не могла понять, почему мне не хочется с ним расставаться. Вроде бы самый обыкновенный мужчина, которых вокруг меня с детства было достаточно. Дом князя Бориса — моего батюшки всегда был полон бояр, торговцев, дружинников и прочего мужского люда, увивавшегося возле князя, как назойливые мухи вокруг открытой крынки с вареньем. Но никогда еще я не чувствовала себя так как сейчас. Мне было спокойно и одновременно, тревожно, хотелось немедленно уйти, и тянуло к стоящему рядом мужчине.
Когда Владимир сказал про испанцев, которые уже говорили, что он не похож на русского, мне стало не по себе. Почему-то подумалось, что это должно быть, влюбленная в него, испанская красотка. Я сразу поменяла тему разговора, чтобы не услышать от него про его подружку. Когда мы подошли к бабушкиному дому, я уже страстно хотела избавиться от той непонятной зависимости, которую чувствовала рядом с мужчиной. В этот момент увидела, что из дома Богдана, утонувшего год назад, вышел сам утопленник. Чуть не взвизгнув от неожиданности, я поспешила к своей любимой «Баушке», которая уже стояла в проходе между печью и столом, встречая меня с полным подносом свежеиспеченных пирожков.
— Баушка, представь себе, наш сосед Богдан объявился, — я огорошила новостью мою любимую «стряпуху», — он не утоп, оказывается. Сейчас видела, на крыльце стоял.
— Окстись, моя девочка, — бабуля перекрестилась, — так разве может быть, они же с братом еще прошлое летось пропали.
— Он в одном исподнем вышел, — я прыснула, вспомнив растерянное лицо соседа, — а тут я. Так он как заяц пуганый, назад в избу, шасть!
— Да ладно, тебе, — рассмеялась баушка, — неужели, правда живой вернулся? Где же он был окаянный?
— Бабулечка, откуда я могу знать, — отмахнулась я от бабушкиных расспросов, — я ведь его только мельком увидела. Богдан не один пришел, с ним дружок. Не нашенский, сказал — издалека, а родом из Белогорья. Как-то непонятно это.
— Как сказал? — бабуля недоуменно вздернула брови, — ты же говоришь, что Богдан сбежал, как тебя увидел?
— Баушка, так это Богдан, — я почувствовала, как лицо заливает краска, вспомнила, как чужак смотрел на меня, выходящую из воды, — а Владимир, он с берега шел со мной.
— Так ты и имя его уже знаешь, — всплеснула руками бабушка, — как так-то?
— Бабулечка, я потом тебе расскажу, — мне захотелось сходить к соседям, прям потянуло туда, и я быстро сообразила, как это сделать, — а ты дай корзинку, Богдану пирожков отнесу. У него ведь в хате шаром покати, вот и будет им чего покушать.
— Ну, как знаешь, — бабушка поджала губы и недовольно покачала головой, — вон корзинка, за печкой, только ты все-то не бери, оставь тут-ко. Сама поди голодная, со сна во рту маковой росинки не было.
— Спасибо баушка, — чмокнув нахмурившуюся бабулю в морщинистую щеку, я, быстро накидав пирожков в корзинку, выскочила на крыльцо, — я сейчас вернусь, — крикнула, прикрывая дверь, и пошла к дому утопленника.
К моему огромному удивлению, на стук в двери отозвался голос на испанском, причем это был не голос моего нового знакомого или Богдана, а чей-то другой, очень похожий на женский. Мне сразу захотелось исчезнуть с крыльца. — «Вот ведь, не зря подумала про испанских подружек Владимира, — но в этот момент двери распахнулись, и у меня отлегло от сердца — передо мной стоял пацан, лет тринадцати-четырнадцати, — тьфу-тьфу-тьфу, ну что же я за дурища такая-то».
— Доброе утро, ты кто? — конечно же, свой вопрос я задала на родном языке, — а где Богдан?
— Мигель, — коротко ответил подросток, значит он понимает по-русски, это уже лучше, — Богдан вышел.
— Хорошо, — я хотела сказать, чтобы он забрал корзинку с пирожками, но тут же проглотила свои слова — из-за печи, на фоне окна показался мой утренний «князь Владимир», как я прозвала его про себя, — Владимир, бабушка Богдану пирожков передала, возьмите.
— Марина, проходи, — он приглашающе кивнул и показал рукой на табурет, — присаживайся, мы еще не завтракали. Спасибо огромное твоей бабушке. Мне поговорить надо с тобой, если, конечно, у тебя есть время.
— Да, — мне очень понравилось предложение мужчины, потому что не нужно выдумывать причин, чтобы задержаться у них в избе, — а о чем ты хотел разговоры разговаривать?
— Да ты проходи, присаживайся. Мигель, посмотри, дрова в печи есть? — обратился он к парнишке, — разжигай, чай пить будем.
— Что? — вопрос у нас с Мигелем вырвался одновременно, — что будем пить? — переспросила я.
— Ну-у-у… — Владимир замялся, — напиток такой, его горячим пьют у нас на Руси.
— Сбитень? — не поняла я.
— Ну да, типа того, — как-то невнятно ответил мужчина. Мне снова показалось, что Владимир совсем не похож на руса, многие его слова мне незнакомы, — я, впрочем, пошутил, чай с собой не привез, поэтому попьем вина. Если ты не возражаешь. Для женщин и молодежи — можно разбавить водичкой.
На крыльце загремели чьи-то шаги, и через пару мгновений в избу ввалился Богдан. Да, у меня не осталось сомнений, это был пропавший прошлое лето дружинник купца Ермолая и бабушкин сосед. А вот он, похоже сильно удивился, увидя меня в своей избе. Хотя, наверное, у него была для этого причина, я же у них дома ни разу до этого не была. На улице больше сталкивались, да и общалась чаще с Доброславом, тот был старше годами и разговорчивее.
— Здоровья тебе Богдан и долгие лета, — что можно было еще пожелать парню, которого давным-давно похоронили всей округой, — угощайся пирожками — бабушка передала.
— Спаси Бог… — парень замолчал, как будто ему больше нечего было сказать, потом опомнился и повернулся к Владимиру, — был в Детинце, объявился, что живой, сказали позже вновь зайтить, когда посадник вернется из Градомира. К светлейшему князю уехал по делам общины.
— Блад, а можно попробовать pastel? [1] — робко попросил подросток, — вкусно, наверное…