[7] Пороховой погреб на корабле. Располагается ниже ватерлинии на носу или корме корабля.
Мне в голову пришло, что в любой момент за боеприпасами могут пожаловать нежданные гости. «А почему, кстати, «нежданные», мне здесь очень нужен хотя бы один из моряков, — план захвата корабля «нарисовался» окончательно, — зажигаю факел, объясняю «гостю», что взорву корабль, и диктую свои условия. Как-то так». Подобрал тряпку, намотал ее на рейку, оторванную от обшивки и с помощью дарованной мне магии запалил импровизированный факел. Над головой тут же, как по личной просьбе, загрохотали сапоги матроса. Дождался пока он появится передо мной и люком порохового погреба.
— ¡Hola amigo! [8] — и показал, что сейчас брошу факел в погреб.
[8] Привет дружище! (исп.)
Рожу обалдевшего бойца надо было видеть. Он попятился, закрыл лицо руками и заорал, что-то невразумительное. Язык вроде не испанский.
— Não! Nem pensar! Nem pensar! [9]
[9] Нет! Не надо! Не надо! (португ.)
— Так ты не испанец, ять! На пол сука! ¡Abajo! ¡Mentir! ¡Sobre el piso! [10]
[10] Вниз! Лежать! На пол! (исп.)
Кажется парень меня понял, начал укладываться на грязный пол, но, как-то не очень уверенно. Удар кулаком по голове ускорил его движения.
— ¿Hablas español?
— Si señor. Si. No mates. Por favor señor. Por favor. [11]
[11] Говоришь по-испански?
Да сеньор. Да. Не убивайте. Пожалуйста, сеньор. Пожалуйста (исп.)
— Слушай меня внимательно, — начал объяснить матросу свой план, — сейчас ты поднимешься на палубу и станешь громко кричать, чтобы тебя все услышали. Надо, чтобы команда корабля отдала якоря, мне это будет хорошо слышно отсюда. Вы спустите все шлюпки и сядете туда без оружия. Понял меня? Без оружия, — повысил я голос.
— Да, сеньор. Без оружия в шлюпки, — португалец попался сообразительный.
— Гребете к берегу и выходите с поднятыми руками к стенам крепости. Понял?
— Понял, — матрос отчаянно кивал головой.
— Если кто-то из вас окажется таким придурком, что решит от меня избавиться, — говорил отчетливо, разделяя слова, — я себя не пожалею, а корабль взлетит на воздух. Ты понимаешь, что пороха для этого хватит?
— Да, сеньор. Понимаю, — у португальца заметно тряслась нижняя губа, и побелело лицо, — не надо взрывать. Я все скажу матросам.
— А теперь, медленно-медленно поднимаешься и идешь наверх. Кричишь сразу от двери. Никуда не уходишь. Когда начнется погрузка в шлюпки — вернешься ко мне. Убивать тебя не буду. Ты мне нужен живой. Все понятно? — говорил, а сам думал: «Хрен ты вернешься назад, если не совсем придурок. Я бы не вернулся».
— Понятно, — матрос медленно поднялся и попятился к трапу, не спуская глаз с факела в моей руке.
Теперь осталось, чтобы в мой блеф поверили остальные моряки. Наверху раздался крик, что-то вроде английского Attention, [12] который португалец повторил несколько раз. Что он говорил остальным, дословно пересказать не могу, но общая суть мне была понятна, португалец повторял мои слова. Его о чем-то спрашивали — он отвечал, снова спрашивали — опять отвечал. Мне уже начала надоедать болтовня ни о чем и я крикнул, что готов взрывать порох. Мой посланец запнулся на полуслове и истерически заорал, что не хочет умирать. Остальные ответили каким-то нестройным гулом, но ко мне в «подполье» никто соваться не стал. Спустя несколько томительных минут, я услышал, как в воду полетел один якорь, затем другой. Кажется моя авантюра удалась.
[12] Внимание (англ).
Когда в шлюпках сидела вся команда, по трапу спустился мой парламентер и доложил, что шлюпки готовы отвалить на берег. Я приказал матросу подойти ко мне, и связал ему сзади руки обрывком веревки от такелажа.
— Теперь пойдем наверх, — скомандовал португальцу, а сам пошел следом, держа нож возле его горла, — так мне спокойнее будет, да и у тебя соблазнов меньше.
Прикрываясь «живым щитом» вышел на палубу и подошел к правому борту, возле которого были кучей свалены мушкеты, абордажные сабли и даже парочка маленьких ручных пушек. Матросы дисциплинированно сидели в шлюпках. «Сидели» — это красиво сказано. Шлюпки были переполнены, поэтому большинство португальцев стояли, балансируя на волнах.
— Кто говорит по-русски? — громко крикнул команде, но ответом было молчание, — ладно, пойдем другим путем.
— Тебя как зовут? — поинтересовался у пленника.
— Бенто, сеньор, — прохрипел свое имя португалец, — а можно убрать нож, я же связан.
— Бенто, я тебя сейчас развяжу, ты спустишься на шлюпку. В крепости найдешь главного и скажешь, что коронель Блад передает ему привет и ждет в гости. Корабль теперь русский и принадлежит мне. Матросов, чтобы не обижал, но пока пусть закроет под замок. Мне надо, чтобы посадник покричал Богдана, его надо отправить сюда, а с ним несколько человек, которые ходили на кораблях. Ты все понял?
— Да, сеньор. Надо найти главного, сказать, что коронель Блад передает ему привет. А еще найти Богадана. Отправить на корабль с другими матросами.
— Про команду «Сан Габриэля», что надо сказать?
— Чтобы не обижали, но заперли.
— Ну вроде все понял. Молодец. Ты кем здесь на корабле? — мне стало интересно, кем служит мой пленник, — чем занимаешься?
— Я — марсовый, [13] с какой-то гордостью, ответил Бенто, — давно на флоте, весь такелаж пальцами знаю.
[13[Опытный матрос, работающий на марсах с парусами. Такие матросы ценились на паруснике и жалование получали почти вдове больше, чем молодые коллеги.
— Это хорошо, — сделал я вид, что проникся важностью его должности, — тебе надо взять большую белую тряпку, привязать к палке и размахивать стоя в шлюпке, чтобы вас не перестреляли с берега. Найдешь?
— Да, сеньор, — португалец повернулся к рундуку в углу возле носовой надстройки, — там есть.
— Подойди, развяжу, — мне приходилось рисковать, но, чутье подсказывало, что португалец уже не представляет опасности, — только без дураков, у меня есть чем тебя уничтожить.
Говоря с Бенто, боковым зрение увидел на ближней шлюпке, какое-то нездоровое шевеление, разворачиваясь в ту сторону, представил на ладони искорку и оказалось, что очень своевременно. Приподнявшись со своего места, один из гребцов держал в руках мушкет, направленный в мою сторону. «Ну, что же вам неймется, — подумал я отправляя в полет трассирующую смерть, — нет, чтобы жить дружно». Португальца взрывом вышибло из шлюпки, он оказался за бортом и мгновенно скрылся в соленых океанских волнах. Из-за кошмарной тесноты, не повезло еще двоим матросам, они тоже оказались за бортом. Один, хотя бы успел зацепиться руками за весло, от второго, одетого в кирасу и шлем, на воде остался только большой всплеск.
— Дебилы, ять! Кто следующий? — меня взбесила тупость португальца, не пожелавшего сохранить свою жизнь, — кто еще хочет поиграть в героев? Бенто, — повернулся я к пленнику, — может ты?
— Сеньор, не надо, — трясущимися губами, прошептал матрос, — я сделаю все, что вы сказали.
— Иди сюда, — я развязал португальцу руки и отправил его за белым полотнищем, из которого он сделал флаг парламентера. Я, конечно, не был уверен, что в средние века существовало такое понятие, как поднятие белого флага, но надеялся, что в Детинце меня поймут. Мои приготовления корабля к капитуляции были прерваны банальным образом. В полуметре от меня, в деревянную обшивку, смачно шлепнула пуля, да так, что только щепки полетели в разные стороны. Дымок от выстрела я увидел там, куда направлял своих стрелков. Погрозив Богдану кулаком, скрестил над головой обе руки, показав, что надо прекращать огонь. По-моему, парень не совсем правильно меня понял, потому что через минуту пуля снова свистнула где-то рядом, а над укрытием Богдана появилось новое облачко порохового дыма.
Переместившись ближе к носовой надстройке, чтобы уйти из поля зрения непонятливого стрелка, я отправил парламентера на шлюпку, а сам остался наблюдать за дальнейшим развитием ситуации. Обе шлюпки, чуть не черпая бортами воду, медленно двигались к берегу. Бенто отчаянно размахивал белым полотнищем и что-то орал во всю глотку. Мне трудно было понять, что именно, но, похоже, что защитники Града Матери Божией правильно поняли моего парламентера. Выстрелы со стен крепости стихли, однако бойцы продолжали держать шлюпки под прицелом.
Убедившись, что пленные португальцы доберутся до берега, решил, осмотреть свое «приобретение». Такого транспортного средства у меня еще не было. Единственное судно, в нашей семье, была весельная шлюпка из клееного шпона, которую как-то купил отец для рыбалки. Эту посудину отец и мы — двое подростков перетаскивали на руках через шестиметровую железнодорожную насыпь и волокли к реке, чтобы «торжественно» спустить на воду и порыбачить в выходные. К вечеру воскресенья, таким же манером, тащили ее обратно. На этом мой опыт управления водным транспортом закончился.
Осмотр португальской каракки, а это действительно была небольшая каракка, а не испанский нао, начал с кормовой надстройки, так как в носовой я уже побывал, разыскивая крюйт-камеру. Палуба корабля была относительно свободна, потому что шлюпки, спущенные сейчас на воду, обычно занимали ее значительную часть. Заглянув на нижнюю палубу через решетку, убедился, что там никого не забыли, по трапу поднялся на следующую палубу и осмотрел помещение под навесом. Три вертлюжные пушки на каждом борту, брошенные в спешке пушкарями, уныло свесили стволы. Поднял одну за казенник, попробовал нацелить на стену крепости. «Как же это все допотопно, — подумал, пошевелив стволом по горизонтали, — да, явно не станковый пулемет». Поднял глаза и наткнулся на взгляд, лежащего у трапа, раненого офицера. «Так это джентльмен, который с боцманом стоял, эка ему грудину-то разворотило. Не жилец, похоже».
— Как ты? — спрашиваю на испанском, — понимаешь меня?
— Да, понимаю… — отвечает, — плохо мне… не вижу ничего… почти…
— Попей воды, — поднял, валяющуюся здесь же флягу, — попей, легче будет, — почувствовал, что в ладанке шевельнулся и начал теплеть Карбункул, — попробую тебе помочь, — вспомнились слова Черной Мадонны, что смогу лечить болезни. «Может и рану получится залечить, — прикоснулся ладонью к камню, — ого, как горячо». Смыл водой кровь с раны, обрезал ножом остатки камзола вокруг, почувствовал, что в ладони запульсировала кровь, а с пальцев мерцающий свет начал стекать на рану, как будто маленькие ручейки.