Проводив князя с дочерью до трапа, улыбнулся на попытку Марины снова извиниться за физическое насилие над моей личностью. А потом долго еще стоял, глядя вслед лодкам князя. Девушка несколько раз обернулась, но князь что-то кинул ей сердито и до берега она больше не оборачивалась в мою сторону.
— Мой Коронель, — от созерцания красавицы меня оторвал галисиец, — извините, что отвлекаю по пустякам, но вы не распорядились насчет галеры.
— Да, Хуан, галеру надо будет в порт отвести. Ее Новгороду дарим, а с гребцами определимся так: моряков, ходивших на больших кораблях, заберем себе, — я решил распорядиться людскими ресурсами по своему усмотрению.
— Если кто тебе не понравится как матрос — отпустим на все четыре стороны. Пусть сами решают, что им дальше делать. И вот еще что. Мне нужны моряки с «Сан Габриэля». Не только матросы, но и унтер-офицеры тоже. Если кто жив остался. Сейчас они заперты в городской тюрьме, надо с ними разговаривать, кто готов снова идти на корабле в море на заработки и принесет мне присягу, мы забираем. А у кого не будет такого желания, или ты решишь, что ему не место на корабле — отдадим новгородскому посаднику.
— Кто такой «посадник»? — озадачился пилот, — это городской управитель?
— Да. Возьмешь с собой Богдана, он вас познакомит, а заодно объяснит посаднику все, что надо. Еще парнишку моего возьмешь, он переводчиком может быть, хорошо по-русски говорит.
Мигеля я решил отправить с Хуаном, чтобы присмотрел за ним среди пленных португишей и послушал разговоры. Я нутром чувствовал, что пареньку можно полностью доверять, а за галисийцем пока нужен пригляд. Пока пилот собирал команду, я переговорил с «приемышем», объяснив, что он будет моими глазами и ушами во время любых переговоров Хуана с командами «Сан Габриэля» и берберийской галеры. Мальчишка смотрел на меня преданными глазами и кивал, молча соглашаясь со всем, что я ему наказывал. Попросив повторить сказанное, убедился, что Мигель действительно понял меня правильно и все запомнил дословно.
Минут через пятнадцать Хуан с бойцами направились в порт Новгорода, чтобы передать захваченное судно и решить все вопросы с пленными. А мне предстояло приятное занятие: пересчитать кассу пиратов и осмотреть «улов», доставшийся нам после осмотра галеры. Рассматривал содержимое сундучка и другие ценности, изъятые у пиратов и при обыске кают, подумал, что пришла пора «наводить мосты» с формирующейся командой. Драгоценности изъятые у пиратов должны стать первым призом для моих бойцов. В первую очередь я собирался поощрить Богдана и Мигеля, отдельно отметить галисийца — единственного своего офицера, ну и не забыть новгородских моряков.
Пока занимался монетами и драгоценностями, меня никто не беспокоил, даже океан перестал волноваться. В каюте потемнело, пришлось зажигать свечу, чтобы закончить «бухгалтерские» процедуры. На сегодня в команде «Сан Габриэля», вместе со мной и пилотом, набралось девять душ. Не много для корабля, на котором даже в плохую годину должно быть не меньше тридцати матросов, а при полном комплекте — все шестьдесят. Но у меня был расчет на прежнюю команду каракки, ну и на гребцов с галеры, наверняка Хуан найдет там моряков. Не может же быть, чтобы пленники были все сплошь крестьяне с прибрежных деревень.
Раскладывая золотые и серебряные побрякушки в небольшие кожаные мешочки, найденные тут же в каюте, я услышал какой-то шорох, раздававшийся, как мне показалось, прямо из-под капитанской кровати. Но под кровать мне заглянуть не получилось, так как сделана она была рундуком. Пространство под лежанкой служило сразу и местом хранения постельного белья. Ну или чего там капитану заблагорассудится.
Стащив с кровати матрас со всем тряпьем, я попытался отыскать какой-нибудь запор, позволяющий проникнуть внутрь мебельного тайника. По углам в изголовье обнаружил два деревянных клина, которые явно не просто так здесь торчали. Взявшись рукой за тот, что справа, потянул его на себя. Клин заскрипел противно как пенопластом по стеклу и сдвинулся с места. Выдернув один, тут же взялся за другой, но деревяшка плотно засела в проеме и не хотела шевелиться. Но я не привык пасовать перед трудностями. «Орешек знаний тверд! Но все же, мы не привыкли отступать! Нам расколоть его поможет киножурнал «Хочу все знать!» Тьфу ты! Ну, что за ерунда в голову постоянно лезет». Осмотревшись, подобрал разряженный пистолет и используя его рукоятку как молоток, выбил клин, постукивая его то с одной, то с другой стороны.
Выдернув засовы, попробовал приподнять деревянный лежак, и мне это удалось. Верхняя часть кровати от приложенного усилия сдвинулась в сторону, а под ней обнаружилось пустое пространство. Взяв со стола тяжелый бронзовый канделябр, я осветил нишу под кроватью. К моему немалому удивлению, под дощатым настилом оказался лаз в подполье.
— Кто там? — крикнул в темноту, — выходи, я знаю, что ты там, — никто не отозвался, но снова послышался тихий шорох, как будто легкую шторку отодвинули на окне.
— Выходи. Иначе буду стрелять, — добавил как можно серьезней.
— Sorry. I don’t understand you, [1] — из подполья раздался испуганный женский голос, — Yo hablo español. Un poco. [2]
[1] Извините. Я не понимаю вас (англ.)
[2] Я говорю по-испански. Немного (исп.)
— Тьфу, блин, баба, — выругался я на родном, почти матерном и продолжил на английском, — выходи на свет. Медленно. Руки подними вверх. Понимаешь меня?
— Да. Понимаю, — тут же отозвалось дитя подземелья, но выходить на белый свет узница не спешила, — Вы меня не убьете?
— Считаю до трех. Выходи, или начну убивать медленно и печально, — мне почему-то стало смешно, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, начал считать, — раз… два…
«Три» я сказать не успел, в проеме показалась рыжая всклокоченная голова, в которой запутались белые перья и даже маленькие соломинки. Следом за огненным «взрывом на макаронной фабрике» показались плечи, обтянутые легкой светлой тканью типа батиста или очень тонкого полотна. Женщина подняла голову. На меня уставились два зеленых заплаканных глаза. На вид пленнице было лет восемнадцать не больше. Хотя, кто его знает, в эти средние века, может и четырнадцать оказаться и наоборот больше двадцати. Слегка чумазое, миловидное лицо, неожиданно для рыжих волос, черные брови и пушистые ресницы, пухлые губы, мягкий, округлый подбородок и забавные ямочки на щеках.
— Ты кто? — не стал дожидаться, пока она поднимется из подполья, — как зовут?
— Эйприл. Леди Эйприл О´Рейли, — выпалила рыжая, — меня здесь держат под замком. Уже давно. Наш корабль захватили пираты. Что с ним, я не знаю. Я здесь очень долго сижу в тюрьме. Меня кормят только один раз в день.
— Хорошо, поднимайся, — я понял, что девушка еще долго может стоять и смотреть на меня снизу вверх, если ее не поторопить, — давай помогу, — протянув ей руку, перехватил канделябр поудобнее и помог девушке выбраться из ее убежища.
— Ты англичанка? — спросил только для того, чтобы не молчать.
— Нет, — неожиданно резко ответила Эйприл, и гордо вздернув свою курносую пуговицу, бросила с вызовом, — я ирландка, — и столько в этот момент в ней было достоинства и самоуважения, что мне оставалось только молча кивнуть, соглашаясь с тем, что ирландцы, как минимум, на две головы выше англичан.
— Кушать будешь? — лихорадочно соображая, что вообще можно найти съедобного в каюте, предложил я девушке.
— Да, только… — девушка замялась, — мне бы умыться…
Я нашел за небольшой ширмой таз, кувшин и бочонок с водой, там же висело относительно чистое полотенце. Видимо здесь совершал свой утренний туалет хозяин каюты.
— Давай, я полью тебе на руки, — предложил я рыжей узнице, — самой неудобно будет.
Эйприл сначала не поняла меня, но после наглядного объяснения, с помощью жестов, улыбнулась и кивнула. Через несколько минут, закончив водные процедуры, мы с «найденышем» присели за стол и дружно принялись уплетать, найденную в буфете ветчину с подсохшей булкой, запивая ее молодым вином. Оказалось, что у меня нисколько не меньший аппетит, чем у прелестной ирландки, просидевшей «долго-долго» в подполье.
— А теперь, будь добра, расскажи мне в подробностях: кто ты, откуда и как оказалась на «Сан Габриэле»? — утолив чувство голода, я попросил ирландку рассказать о себе. Дураку ведь понятно, что по собственной воле девушка не могла оказаться на португальском военном корабле возле берегов Западной Африки. Да к тому же, в качестве пленницы.
Конечно, мой далеко не идеальный английский, не позволял уловить все оттенки страданий и боли ирландской девушки, о которых она с жаром, перебивая саму себя, принялась повествовать. Но, в целом, рассказ Эйприл О´Рейли многое для меня прояснил и, практически все расставил на свои места. Со слов девушки я понял, что она из старинного гэльского рода. Ее предки, в свое время были властителями небольшого королевства Брейфни на востоке Ирландии, или как она сама называла — Изумрудного острова.
Когда в Ирландии началось восстание, против английских и шотландских захватчиков, возглавленное друзьями ее отца, она была в гостях у родственников в Дублине. Девушка назвала мне кучу имен и фамилий предводителей восстания, но я запомнил только Коннона Варвара. Ну на самом деле у него была другая фамилия, но какая-то созвучная. В столице у восставших все пошло не по плану, их предал кто-то из «друзей Оушэна» или даже он сам. Коннона с ее отцом взяли под белы рученьки, проще говоря, упрятали за решетку, а ей пришлось бежать на корабле с приятелем отца. [1]
[1] Вероятно имеется в виду один из лидеров ирландского восстания 1641 года — Коннор Макгуайр, которого предал, посвящённый в заговор, Оуэн О’Конноли. Такой факт был в истории нашего мира.
О том, что восстание в Ольстере пошло удачно, и ее отца, в конце концов освободили, Эйприл узнала гораздо позже, когда уже была в плену у португальцев. Филипп О´Рейли собрал армию, чтобы противостоять правлению англичан и шотландцев, а его младшего брата Майлза, то есть дядю моей собеседницы, короновали на трон Восточного Брейфна. Об этом рассказал ее тюремщик — капитан «Сан Габриэля» Гонсало Нунеш, предложив написать письмо отцу, чтобы тот заплатил выкуп за свою дочь. Она так и сделала. Каким образом вымогатели передавали письмо Эйприл не знает, но уверена, что португальцы смогли это сделать. Однако за прошедшие полгода выкуп так и не передали, поэтому ее продолжали держать взаперти. Отношение со стороны капитана ухудшалось день ото дня, так как он сильно рассчитывал на выкуп, истратившись в последнем походе, принесшем ему одни расходы.