— Бори-и-и-с Ефи-и-и-мович, — укоризненно протянул я, — ты же видел Младу. А Зафир сейчас у меня в кандалах под стражей сидит, ждет нашего возвращения, и поговорить с ними было время, — судя по реакции князя, он не знал как лучше выйти из сложившейся ситуации, — только не говори мне, что ассасины твоего Завида тебе не знакомы. Давай не будем строить из себя принцесс и поговорим серьезно, как два «не отрока, но мужа».
— Ты, говори, да не заговаривайся, гадский рот, — князь не сдержал эмоций, — тебя послушать, так окажется, что правитель Градомира лично наслал на тебя татей ночных, — Борис Ефимович приподнялся в кресле, наливаясь «праведным» гневом, — после таких слов я ведь могу тебя самого в колодки заковать, будь ты хоть из Рюриковичей, хоть каких других кровей. Это тебе не Русь. Здесь Белогорье, и у престола стоят Иоанновичи!
— Не шуми княже, — я тоже встал со своего места, — а то не приведи Господь, подумаю, что на воре шапка горит, — усмехнувшись глянул в глаза правителю Градомира, — да, кстати, я ведь и не кичился великокняжеской родословной. Александровичи мы по батюшке. И родичи наши не варяжские, не киевские. С чего вы все взяли, что я из Рюриковичей буду? Сами придумали, сами теперь с престола свергаете.
— Как не Рюрикович? — Борис Ефимович даже икнул от неожиданности, недоуменно разводя руками, — почему Александрович?
— Не по чему, а по кому, — поправил невольную ошибку князя, — по батюшке. По батюшке я Александрович, — рассмеявшись, продолжил, — нет на Руси теперь привилегии на имена для великокняжеских детей. Да и Русью уже не Рюриковичи, а Романовы правят, если ты вдруг не в курсе светлейший. Я же все это рассказывал уже Марине, неужель Завид с тобой не поделился такими новостями о Руси Великой?
— Сам хотел услышать из первых уст, — буркнул князь, — так ты Володимир, стало быть, безродный?
— Сиятельный, ты, кажется, недослышал, — меня начал злить этот беспредметный разговор. Я понял, что напрасно теряю время, пытаясь, что-то объяснить правителю Градомира, — мой род не от варягов именитых идет, но я не безродный, мать и отца имею и других предков. Так-то посмотреть, и твой род не шибко-то голубых кровей. Сам-то ты каких будешь?
— Ты! Ты! — князь побагровел, — Не сметь! Мы — Иоанновичи! Потомки царя Иоанна! — он ринулся к дверям, распахнул их одним рывком и указав на выход, проревел, — вон отсюда святотатец! Нога твоя чтобы не ступала в мой дом!
— Не шуми княже, — я попытался успокоить разбушевавшегося правителя Градомира, — это для здоровья вредно. Уйду конечно, только ты сильно не пыжься своей родословной, вспомни, каких кровей был царь Иван, чей сын он был, — со слов Марины я понял, что отец отрока Иоанна был из простых варяжских дружинников, осевших в Киеве в далекие годы правления Владимира Красно Солнышко, — если сам забыл, у дочери спроси. Она-то в истории Южной Руси и Белогорья, знать сильней своего отца.
— Забудь сюда дорогу самозванец безродный! — князя продолжало «нести», — тебя здесь не ждут! Правильно дочка сказала, что ты никто и звать тебя никак.
Мое благое намерение рассказать про спрятанный под крыльцом клад, потеряло под собой основание после таких жестких и даже жестоких слов Бориса Ефимовича. Но не это было главное, что я выхватил из его спонтанной речи. Я услышал то, чего никак не ожидал от Марины — категорическое крушение всех моих надежд и чаяний. Это обстоятельство заставило меня резко поменять планы.
— Эйприл, вы не сможете остаться в этом доме, — поймал перед выходом ирландку, — собирайтесь тоже едете на корабль. Здесь я не могу быть уверен в вашей безопасности, — увидев просиявшее лицо галисийца, добавил, — Хуан вам поможет.
— Княгиня, спасибо за гостеприимство. Приношу свои извинения, что был несдержан в разговоре с князем. К вашей светлости это не имеет никакого отношения, — в проеме, ведущем в соседнюю светлицу увидел, кривящегося в довольной ухмылке воеводу, — а с тобой не прощаюсь, нам есть о чем поговорить, — бросил в ухмыляющееся лицо, — встретимся обязательно, не переживай.
— Олекса, — крикнул выйдя на крыльцо, — запрягай, выезжаем!
Не обращая внимания на, кривящего в ехидной ухмылке лицо Завида, которого, на первый взгляд, даже не смутило появление из трапезной моей телохранительницы, я спустился по ступеням крыльца. Невольно скосил глаза на плиты, скрывающие вход в подвал. «Блин, жаль, конечно, что не убедился в наличии сундука с золотишком. Да и хрен с ним, пусть там в подземелье дожидается своего часа».
— Иди сюда, — шипение воеводы я услышал, когда уже стоял на брусчатке двора, — кому сказал!
— А личико морщинами не пойдет? — с молодых лет у меня был пунктик, я, вместо привычного всем: «А харя не треснет?», выговаривал такой вот милый слоган, — Млада, этот хлыщ к тебе имеет какое-то отношение?
— Нет… Теперь — нет, — первое слово Млада выговорила не очень уверенно, но затем ее голос окреп, — он был моим нанимателем, точнее нанимателем Зафира, но теперь он для меня никто, наш договор не имеет силы.
— Ты понял? — повернулся я к воеводе, — мой телохранитель говорит, что послал тебя лесом, так как ты не соблюдал условия договора. Вопросы есть? Вопросов нет! Свободен! — с удовольствием отчеканил прямо в лицо Завиду, — увидев на крыльце княжеского дружинника, приветливо махнул ему рукой, — Воило, объясни воеводе, что со мной не надо ссориться.
Покидая неприветливый двор правителя Градомира, до последнего надеялся, что на крыльце появится Марина. Но надеждам моим не суждено было сбыться. Похоже, зря себе нафантазировал. Правильно говорила Млада, нет у княжеских детей своей воли. Политические цели правящих домов важнее личных желаний и пристрастий. «Но ведь выйти попрощаться, можно же было. Хотя бы из приличия». Уезжая на корабль, дал себе зарок не появляться здесь впредь, как бы не тянуло повидаться с той, что навсегда оставила тихую грусть в моем сердце.
Через два дня каракка Belleza rusa, носившее прежде имя «Сан Габриэль», подняв паруса, выходила из бухты Новгорода, чтобы возле пляжа деревни Маска соединиться с бригантиной Гонсало Руиса и на долгих двенадцать месяцев уйти в морские просторы.
Имя Коронеля Блада очень быстро набрало «популярность» среди торговцев Португалии, так как ни одно их судно не могло уйти от быстроходной «Русской красавицы». Каждая встреча на водных просторах с Бладом и его пиратами заканчивалась тем, что ценности торговца перекочевывали в трюм пиратской каракки, а само судно с командой отправлялось восвояси с пожеланием попутного ветра и с огромным приветом властям страны за ту военную авантюру против русского острова Белогорье, в результате которой «Сан Габриэль» сменил владельца и название.
Но не только торговцы становились жертвами пирата. С ним не могли совладать эскадры военных кораблей направляемых португальскими правителями на борьбу с дерзким русским корсаром. Их флотоводцы либо горели на своих парусниках, попав под огненный шквал, летящий с бортов русской каракки, либо позорно бежали, бросая охваченные пламенем корабли camaradas. [4]
[4] Товарищей (португ.)
От команды Блада не мог уйти ни один работорговец, какой бы он национальности не был. Коронель никогда не торговал рабами и не позволял этого делать другим. Берберы, промышлявшие таким доходным бизнесом, стонали при одном только упоминании имени Pirata ruso. [5] Он не просто уменьшал их доходы, подкарауливая берберские корабли вдоль западного побережья Африки. Русский пират, обладая даром сжигать корабли на расстоянии прямой видимости, устроил берберам огненный террор, полностью оправдывая прозвище Assassino pelo fogo, [6] данное ему португальскими матросами из команды «Сан Габриэля».
[5] Русского пирата (исп.)
[6] Огненный убийца (португ.)
Больше двенадцати месяцев Коронель Блад держал свое слово и не появлялся в окрестностях Градомира. Его пути лежали от островов Канарского архипелага до просторов Срединного моря, до Италии и Балкан, где он наводил ужас на османских флотоводцев, на европейских флибустьеров и пиратов славного Магриба. Только жители охраняемого Богородицей Новгорода все это время не видели белоснежных парусов каракки Belleza rusa.
Но пришел день, когда пиратский парусник, подгоняемый легким бризом, появился в виду новгородского Детинца. Блада к этим берегам тянула не только душевная тоска, в нем созрела уверенность пообщаться с Черной Мадонной один на один, чтобы услышать, все ли он делает верно, борясь с работорговлей, пиратскими эскадрами и португальской короной. К тому же часовня, ставшая пристанищем Богородицы, по глубокому убеждению русского Робин Гуда, нуждалась в коренной перестройке.