— Если ты не заткнешься, я привяжу тебя в пещере, где водятся гигантские крысы, — сказал ему Блад, — они очень голодны. Видишь? — он задрал рукав и показал рану чуть ниже локтя, — это я с такой крысой вчера подрался. Ты — сладкий, ей точно понравишься.
Пабло перестал нудить, Блад взял свой мешок, и мы пошли молча. Хотя у меня в голове крутилось множество вопросов, я не мог их задать, потому что это были вопросы об отце. Мы шли без остановок, стало очень жарко, пот заливал мне глаза, но я упорно шел за хуанчем и тащил за собой стражника, как осла на привязи. Примерно через два часа вышли к поляне, на которой отец построил хижину. Я сразу узнал это место, хотя последний раз был здесь очень давно.
— Вот хижина отца, — показал Бладу на каменный домик.
— Знаю, — ответил хуанч, — я здесь уже был.
Мы зашли внутрь, Блад закрыл двери на засов. Показал мне на топчан и сказал: — отдыхай, ты это заслужил. Настоящий воин!
Я улегся на мягкое сено даже не снимая кольчуги. Блад привязал Пабло возле стены и присев возле стола, начал доставать из мешка припасы: вяленое мясо, козий сыр, фляжку с вином. «Интересно, у хуанчей еда такая же как наша, — подумал я, — раньше видел, что они только кашу едят и хлеб, да репу пареную, а они, оказывается тоже делают хамон и иборес». [3] Блад нарезал мясо и сыр, налил в кружки вина, дал еды пленнику, и позвал меня за стол. Я сказал, что отец мне обычно не наливает вина, только на святые праздники.
[3] Ibores — испанский полутвёрдый козий сыр с нежной текстурой.
— Садись со мной Мигель и выпей. Так надо, — хуанч говорил серьезно, в глазах у него появилась какая-то печаль.
Он погладил меня по голове. Почему-то сразу защипало в глазах. Так гладил меня отец, когда мы разговаривали про маму. Я шмыгнул носом и сделал глоток из кружки, хотел поставить ее на стол, но Блад меня остановил.
— Выпей до дна. Надо поговорить, — тон был спокойный, говорил он тихо, но уверенно.
Я послушался хуанча и выпил всю кружку. Мы еще минут пятнадцать жевали хамон и сыр, хуанч прихлебывал вино из кружки и молчал. Потом он поднялся, подошел к топчану и резко сдвинул его в сторону. Под топчаном оказалась каменная плита.
— Помоги, — обратился Блад ко мне и показал на стоящий в углу топор.
Я подал хуанчу топор, он просунул лезвие под камень и стал его отодвигать, потом мы вместе навалились и сдвинули плиту в сторону. Под камнем была яма. Блад спустился вниз и куда-то исчез, но через пару секунд появился сбоку и подал мне бочонок, у нас в таких обычно хранят вино и продукты. Он снова нырнул в стенку и достал второй бочонок.
— Это припасы твоего отца, — сказал Блад, — я еще не смотрел, что там.
— Давай подождем отца, — предложил я, — а то он вернется и наругает меня.
— Не переживай. Отец не будет ругаться, я знаю, — уверенно ответил хуанч.
Мы поставили оба бочонка на стол. Блад вывел стражника по нужде, а потом приказал ему спускаться в подвал. Пабло сильно испугался, начал канючить, что не хочет в темноту к крысам, но Блад его успокоил, что это только на ночь, завтра выпустим. Он развязал пленнику руки и тот спустился вниз. Хуанч кинул ему несколько охапок сена, которое принес с улицы и мы почти полностью задвинули крышку подвала, оставив небольшую щель, чтобы Пабло не задохнулся. Когда пленник перестал возиться в своей тюрьме, Блад позвал меня к столу и еще налил вина.
— У нас на Руси есть обычай выпивать не чокаясь, когда мы поминаем близких, — как-то странно сказал он.
Мы выпили по кружке вина, закусили сыром, в голове зашумело и захотелось спать, но я хотел узнать, о чем со мной собирался поговорить хуанч. Он сидел молча, склонившись над кружкой и что-то разглядывал в ней. Я тоже посмотрел туда, но в кружке даже не осталось вина.
— Мигель, ты уже не мальчик, ты — мужчина. Слушай внимательно, — медленно проговорил Блад, по-прежнему глядя в кружку, — я мало знал твоего отца, но дал ему слово, что позабочусь о тебе, — голос его звучал глухо, как будто ему было трудно говорить.
— Твой отец, Марко Круз нашел дракона, бился с ним, но дракон оказался сильнее… — хуанч не закончил фразу, но, по спине у меня прокатился холод от его слов.
— Что с отцом? Где он? — я перебил Блада.
— Держись парень. Теперь ты главный в семье Круз. Ты продолжатель рода… — он не договорил, замолчал, уставившись в свою кружку.
— Нет! Ты врешь! Я не верю… — у меня перехватило дыхание, жаром обдало все внутри, я понял о чем говорит Блад. Но такого не могло быть. Отец был самым сильным у нас на улице, он легко побеждал всех мужчин и парней в схватках на праздниках. Дракон не мог его убить. На меня навалилась какая-то тяжесть, в глазах потемнело.
— Я покажу тебе, где похоронил Марко. Завтра, — Блад поднялся, подошел ко мне, обнял за плечи. Я не мог ничего говорить, где-то внутри поднимался крик, он давился в горле, не давал дышать, плечи затряслись сами собой. Мой взрослый напарник крепко держал меня за плечи и гладил меня по голове.
— Поплачь парень. Станет легче, — от слов хуанча меня «прорвало» и, прижавшись к мужчине, я зарыдал в голос. Плакал недолго, мне было стыдно, что не сдержался, но Блад спокойно объяснил мне, что это не слабость, в жизни есть моменты, когда и мужчинам можно плакать. Он присел рядом со мной.
— Тебе надо поспать, — проговорил он, — завтра встанем пораньше, сходим к пещере, где погиб отец. Его надо похоронить, как подобает по христианскому обычаю. Я расскажу, как все произошло.
После его слов я почувствовал, что действительно очень хочу спать, что события этого дня навалились непосильным грузом и даже шевелиться трудно. Блад помог мне снять кольчугу, уложил на топчан и укрыл сверху покрывалом. Он сидел рядом со мной и что-то приговаривал тихим голосом на своем языке. Под его размеренный шепот я уснул и проспал до утра без кошмаров и, вообще, без всяких снов.
Коронель Блад:
Меня заинтересовало предложение Мигеля продать нашего пленника берберским пиратам. Я, хоть и посмеялся над словами парня: «Давай, отпустим его», но ведь и у меня не было никакого желания убивать этого мерзавца, до такой степени он оказался труслив и малодушен. Смущало только то, что в пиратскую деревню мы без Марко, вряд ли сможем попасть. А ведь надо не просто туда прийти, надо еще и договориться с пиратами, чтобы они помогли в торге с берберами.
Но беспокоило меня по дороге в охотничью хижину, совсем не это. Мне предстояло рассказать Мигелю, что его отец не встретит нас там, что нам с мальчишкой предстоит хоронить храброго охотника за драконами. До хижины мы дошли без приключений, перекусили, пленного «упаковали» в подземелье, предварительно достав оттуда бочки. Оказалось, что в одной из них вяленое мясо, а в другой — хорошее красное вино. Так что с провизией, на ближайшее время, у нас в порядке, еще бы сырку раздобыть и тогда — полный комплект.
Когда сели за стол, я предложил выпить не чокаясь, сказал, что у нас есть такая традиция. Мигель не понял, о чем я говорю, поэтому пришлось, пересилив, себя, рассказать мальцу, что его отца уже нет в живых. Мне трудно было поднять глаза на подростка, я выдавливал из себя какие-то «нужные» слова. Для Мигеля мои слова стали ударом «под дых». Он смотрел на меня глазами, полными слез, пытался что-то сказать, но не мог. Я вспомнил, как сам заходился в крике возле каталки с телом отца в подвальном коридоре больница. Я — взрослый, сорокапятилетний мужик ревел белугой, а тут мальчишка тринадцати лет. Каково ему сейчас. Я встал, точнее меня подбросило так, что массивный деревянный табурет завалился набок, подошел к Мигелю, обнял за плечи, прижал к себе.
— Поплачь парень. Тебе станет легче. Поверь мне, мужчины тоже могут плакать, — с этими словами я начал гладить его по волосам.
Пацан прижался ко мне всем телом и в голос заплакал. Все его тело сотрясалось от рыданий. Он сбивчиво говорил, что такого не может быть, что отец сильный, что он не верит в случившееся. Да, в смерть близкого человека никогда не верится, тем более в таком возрасте, когда еще вся жизнь впереди и отец совсем не старый, а полный сил и энергии мужчина. Я уложил мальчишку на топчан, присел с ним рядом и, держа за руку, начал рассказывать о себе, о родителях, о своем детстве, о том, что мы обязательно найдем его мать, что все у него будет хорошо. Говорил все это на русском языке, но думаю, что Мигелю было сейчас без разницы, что я говорю, он понемногу успокаивался и вскоре уснул.
Я же еще долго не мог забыться сном, снова и снова вспоминал те мгновения, когда отец этого паренька дрался с драконом. Думал, мог ли я ему тогда помочь. Не находил такой возможности даже теоретически, снова возвращался к последним словам Марко. Перед тем как окончательно провалиться в полный кошмаров сон, дал себе обещание, что, как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба, Мигель всегда будет со мной и я заменю мальчишке отца. Потом была ночь, в которой я дрался с целой оравой драконов и вытаскивал Мигеля из болотной трясины. В этих кошмарах меня преследовал Пабло на осле, но с автоматом Калашникова в руках, нас с Мигелем продавали в рабство берберам какие-то монстры без голов, но с глазами на животе.
Потом я провалился в адское подземелье, но из-под каменной плиты, на которую упал, раздался стук, и черти визгливыми голосами стали требовать выпустить их из тюрьмы. Я прислушался, голос черта показался мне очень знакомым, и тут окончательно проснулся. Я лежал, скрючившись на полу возле камня, которым был прикрыт подвал, а оттуда стучался Пабло и просил выпустить его по нужде. Начинался третий день моего пребывания в параллельной реальности, на новом для меня Тенерифе.
Мигель тоже проснулся. Мы привели себя в порядок, позавтракали, чем Бог послал и занялись первостепенными делами. Нам с Мигелем надо было подняться к пещере, перезахоронить его отца. А потом думать, что делать дальше. Пленного мы взяли с собой, как дополнительную рабсилу, чтобы помогал копать последнее пристанище для отца Мигеля. Убитого мной дракона, я не собирался показывать Пабло, не хотелось, чтобы он увидел раскуроченную голову дракона, ведь легенду о Карбункуле мог знать не только охотник. Мало ли, что стражнику рассказывал покойный «сослуживец» Марко Круза. Поэтому, когда мы дошли до импровизированной могилы, стражника привязали к дереву, так, чтобы у него не было возможности видеть, что делается внизу на осыпи.