Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского — страница 32 из 54

кого Старца, в излучине залива — развесистая маслина, а рядом с ней — вход в прохладную и темную пещеру, посвященную нимфам, которых люди зовут Наядами. Отсюда виден ее свод — он напомнит тебе о многих гекатомбах, принесенных в жертву нимфам. А вон и гора Неритон вздымает свою лесистую главу.

Богиня разогнала туман, и окрестности открылись взору. Радость наконец пришла к многострадальному доблестному Одиссею. Он возликовал при виде отчизны, упал и поцеловал ее щедрую землю, вознес руки и воззвал к нимфам:

— Я было думал, что никогда больше не увижу вас, о Наяды, дочери Зевеса! Примите мое приветствие и молитву. Вскоре мы осыплем вас дарами, как встарь, если воительница-Дева Афина дарует мне счастье жить и видеть, как растет мой сын.

— Поторопимся, — сказала Сероглазая богиня, — сейчас не время думать об этом. Сложим сперва твои сокровища в дальнем конце чудесного грота, где они будут в безопасности. А после этого мы решим, что делать.

Афина погрузилась во мрак пещеры[75] в поисках тайника, а Одиссей тем временем поспешно принес все свои богатства, феакийское золото, несокрушимую медь, тонкие ткани. Когда он все спрятал, Паллада закрыла тайник камнем. Они уселись у корней священной маслины, готовя погибель наглым женихам. Афина сказала:

— Сын Лаэрта, ты человек находчивый, надо решить, как наложить руки на бессовестных разорителей. Три года они распоряжаются в твоем дворце, пристают к твоей несравненной жене со своими ухаживаниями и брачными предложениями. Все эти годы она надеется на твое возвращение, и хотя каждому порознь она давала основания для надежды пустыми обещаниями, на самом деле она ждет только тебя.

— Увы, — сказал хитроумный Одиссей, — я вижу, что меня по приходе домой ожидала бы горестная судьба несчастного Агамемнона, если бы ты, Богиня, не предупредила меня вовремя. Будь великодушна и научи, как отомстить непрошеным женихам. О ясноглазая, стань за меня, раздувая мой боевой пыл, как в тот день, когда мы низвергли гордые башни сияющей Трои. Если ты распалишь во мне ярость, я один справлюсь с тремя сотнями, полагаясь на твою помощь, суверенная Богиня!

— Я постою за тебя, — сказала Афина, — я тебя не позабуду, когда настанет время схватки. Я чую, что разорители твоего добра, пристающие к твоей жене, скоро забрызгают своею кровью и мозгами просторные залы твоего дома. Но сейчас я изменю твой внешний вид так, что никто тебя не узнает. Гладкая кожа проворных рук скукожится, рыжие кудри пожухнут, ясные глаза померкнут. Я облачу тебя в омерзительные лохмотья, и вся банда женихов, и даже твои жена и сын, которого ты оставил дома, примут тебя за презренного бродягу. Ты же сперва повстречай свинопаса, который следит за твоими свиньями. Он предан тебе всем сердцем, любит твоего сына и мудрую королеву Пенелопу. Он пасет свое стадо около Вороньего утеса, где бьет источник Аретузы. Там свиньи нагуливают жирок, поедая любимые желуди и запивая их водой источника. Иди к нему, потолкуй со стариком, расспроси его обо всем, а я тем временем слетаю в Спарту, город прекрасных женщин, и возвращу Телемаха, твоего родного сына. Он поехал в широкую долину Лакедемона, в дом Менелая, надеясь узнать, жив ли ты.

Проницательный Одиссей спросил Богиню:

— Почему, Всеведущая, ты не сказала ему всю правду? Неужели ты хочешь, чтоб и он, как его отец, горестно скитался по бесплодному морю, пока чужаки пожирают его достояние?

— Не принимай это близко к сердцу, — сказала сероглазая богиня, — Я наставляла его, я и подвигнула его на это путешествие, чтобы он отличился. Он не страдает, но спокойно отдыхает в роскошном дворце Атрида. Действительно, молодые кавалеры на черном корабле устроила ему засаду, и собираются убить на пути домой. Но у них ничего не получится. Земля скроет тех, что разоряет твое имение.

Афина коснулась его жезлом, и увяли крепкие мышцы энергичных рук, пожухли рыжие волосы, и сморщилась кожа на теле, как у старика. Она погасила искру в его глазах, одела в грязные отвратительные лохмотья, заскорузлые от сажи и дыма. На плечи она набросила облезлую шкуру быстрого оленя, дала ему посох и суму из грубой потрескавшейся кожи, висящую на веревке.

Договорившись о своих планах, они расстались. Богиня направилась в Лакедемон позвать домой сына Одиссея.

Часть третьяВозвращение Одиссея

Песнь XIVЭвмей

Одиссей шагал по горной тропе, подымавшейся из лесистых долин в горы, к указанной Афиной ферме достойного свинопаса, больше всех королевских слуг заботившегося о хозяйском добре.

Свинопас сидел перед домом на просторном дворе фермы, окруженном видными издалека высокими стенами. Свинарь сам построил ферму на высоком холме для свиней уехавшего хозяина, не прося о помощи хозяйку или старого Лаэрта. Он сложил стены двора из больших камней, а сверху пустил колючий шиповник. Снаружи он сколотил дубовый частокол из бревен с темной сердцевиной. Во дворе он соорудил дюжину загонов для свиней. В каждом спало по ночам по пятьдесят свиней, супоросных или опоросившихся с поросятами, а кабаны спали прямо во дворе. Впрочем, их число таяло, потому что сватавшиеся к королеве дворяне отличались отменным аппетитом и постоянно требовали у свинопаса откормленных боровов для пира. На ферме оставалось всего триста шестьдесят самцов. По ночам свиней охраняли четыре здоровых злобных пса, а их вырастил и натаскал сам свинопас.

Сам он в это время мастерил себе сандалии из большой воловьей шкуры, три подпаска бродили со стадами, а четвертый был послан волей-неволей с боровом в город, на ужин веселым ухажерам, большим любителям свинины.

Шумные псы увидели Одиссея и бросились на него с громким лаем. Он догадался присесть и бросить посох, но и это не помогло бы, но бдительный свинопас уронил кусок шкуры и бросился со всех ног к нему, отгоняя собак камнями и криками.

- Старик, ты чудом спасся, — сказал он своему королю. — Еще немного, и псы растерзали бы тебя, а винили бы меня. Как будто мало печали послали мне боги! Я оплакиваю своего доброго хозяина, его боровов откармливаю для незваных гостей, а он сам, наверное, голодает, скитаясь на чужбине, если еще жив и видит свет дня. Ладно, заходи в дом, папаша, вино и обед дадут тебе силы рассказать о себе и о твоих бедах.

Честный свиновод завел Одиссея в хижину и усадил на охапку срубленных гибких прутьев, покрытую большой лохматой козьей шкурой, — она служила пастуху ложем. Одиссей обрадовался радушному приему и поблагодарил его.

— Хозяин, да исполнят Зевес и бессмертные боги все твои пожелания — в награду за радушный прием.

Как же ты ответил, о свинопас Эвмей?

— Сэр гость, грех пренебречь странником вроде тебя или еще плоше. Нищие и странники просят именем Зевесовым, и простые люди могут малыми щедротами снискать благоволение Зевеса. Ведь от крепостного большего не получишь, мы живем в страхе пред нашими господами и повелителями. Я имею в виду молодых господ, моему настоящему хозяину, вроде, боги заказали дорогу домой. Уж он бы обо мне позаботился и отправил на старости лет на пенсию, дал бы домик, участок земли и достойную женщину в благодарность за верный труд, плоды которого Бог приумножил и благословил. Да, король вознаградил бы меня, если бы он состарился на Итаке. Но он погиб, чего я желаю Елене и ей подобным, потому что она сокрушила колена многих достойных мужей. Мой лорд тоже из тех, кто отправился в Илион сражаться с троянскими колесницами за дело Агамемнона.

С этими словами пастух стянул тунику поясом и пошел в загон, где держал поросят. Он выбрал двух, вынес из свинарника и заколол обоих, опалил, разрубил на куски, нанизал на вертел и поставил на огонь. Когда мясо зажарилось, он подал его Одиссею горячим прямо на вертеле, посыпав ячменной мукой. Затем он смешал в чаше оливкового дерева немного медового вина, сел напротив гостя и пригласил его к трапезе.

— Странник, — сказал он, — ешь поросятину, только этим может угостить тебя крепостной. Откормленные боровы достаются лишь не ведающим стыда и жалости ухажерам. Но блаженные боги не любят беззаконие, они предпочитают справедливость и умеренность. Даже кровожадные пираты, которые налетают на чужой берег и уносят добычу, страшатся возмездия, когда плывут домой на кораблях, нагруженных трофеями. А эти ничего не боятся, видимо, бог им сказал, что мой лорд безвозвратно сгинул. По-другому и не объяснишь, почему они дерзко пристают к его вдове и не уезжают к себе восвояси, но с безмятежной наглостью сидят здесь и пожирают все, что мы производим. Скот они приносят в жертву каждый божий день, и помногу. Вино они пьют и льют безмерно.

«Мой барин был невероятно богат, не было ему ровни на темном материке или на Итаке. Да что ровни — и двадцать лордов вместе взятых не могли потягаться с ним богатством. Вот для примера — на материке у него была дюжина коровьих стад, дюжина отар овец, дюжина стад свиней, дюжина козьих стад, пасшихся в холмах, и за ними смотрели наемные пастухи или его собственные рабы. И сейчас на Итаке у него осталось одиннадцать козьих стад под присмотром надежных пастухов. И каждый пастух должен ежедневно гнать этим обжорам лучшего откормленного козла. Но я держу свиней здесь от греха подальше и посылаю женихам то, что считаю нужным».

Эвмей рассказывал, а Одиссей молча и жадно уплетал мясо и пил вино, и в нем все яростнее разгоралось желание разделаться с кавалерами. Он наелся и собрался с силами, а пастух налил до краев собственную чашу и подал своему королю. Одиссей принял чашу с благодарностью, и задал пастуху прямой вопрос:

— Расскажи мне, приятель, о твоем хозяине. Кто он, этот богатый и могущественный лорд? Ты говоришь, что он сгинул, отстаивая честь Агамемнона. Назови его имя. Может, я узнаю его по твоему описанию. Только Зевес и бессмертные боги знают, встречал ли я его, потому что я объехал весь свет.

— Старик, — отвечал принц свинопасов, — я не передаю госпоже бродяжьих небылиц о встречах с моим хозяином. Любой бессовестный нищий плетет домыслы, чтобы завоевать ее доверие и заслужить обед и ночлег. Каждый калика перехожий, высадившись на Итаке, идет прямиком к моей госпоже со своими баснями. Она всех сердечно принимает и расспрашивает, и слезы расстройства текут по ее щекам, что и естественно для женщины, потерявшей мужа за границей. И ты, почтенный, живо придумал бы какую-нибудь историю, чтобы получить за нее тунику и накидку! Но его душа давно покинула тело, а кости достались псам и хищным птицам, или морским рыбам, и лежат в глубоком песке у берега. Он погиб, и его гибель — большое горе для тех, кто его любил, и для меня в том числе. Не найти мне такого доброго хозяина, даже в родительском доме, у отца и матери. Конечно, мне хотелось бы вернуться на родину и снова увидеть их, но больше тоскую по моему пропавшему лорду Одиссею. Видишь, странник, мне трудно и помянуть его по имени, хотя его давно с нами нет. Он меня любил, и заботился обо мне, и для меня он навсегда останется любимым хозяином.