Кавалерам понравился совет Антиноя. Вестники полили воды им на руки, оруженосцы наполнили чаши, они совершили возлияние богам и выпили вволю.
Тут заговорил искусный Одиссей.
— Внемлите мне, соискатели руки великой королевы. Я скажу вам, что у меня на сердце, и в первую очередь я обращаюсь к Эвримаху и богоравному Антиною. Он дал хороший совет — оставьте лук в покое и положитесь на волю небес. Завтра бог-лучник Аполлон даст победу своему избраннику. А сейчас дайте мне гладкий лук, дайте тряхнуть былой силой. Вы увидите, осталась ли еще мощь в руках, или все отняла бродяжья жизнь.
Его просьба взбесила их — они испугались, что он натянет тугой лук. Антиной громко отчитал его:
— Чтоб ты сдох, заморский бродяга! Ты совершенно лишился здравого смысла? Мало того, что ты ешь в нашем избранном обществе на равных, слышишь наши речи и споры, как равный. Вино тебе ударило в голову, сладкое вино, не надо было пить тебе залпом. Вино сгубило знаменитого кентавра Эвритиона, на пиру у лапифов. Вино лишило его рассудка, и он стал буянить во дворце Пирифоя. Хозяева рассердились и выбросили его вон, но сперва отрубили ему нос и уши жестокими мечами. Озверевшее чудовище ушло, влача плоды своей глупости, и так началась распря между кентаврами и людьми. Эвритион[88] стал первой жертвой, и он навлек на себя беды невоздержанностью в вине. И тебе не сдобровать, если возьмешься за лук. Мы тебя прогоним с острова и пошлем на черном корабле к королю Эхету-Людоеду, а из его лап никто не вырывался. Так что сиди, пей спокойно и не пытайся мериться силой с молодежью.
Но добродетельная Пенелопа вмешалась:
— Антиной, неприлично и неучтиво запугивать в этом дому гостей Телемаха, какими они бы ни были. Неужели ты думаешь, что этот странник возьмет меня к себе, в свою постель, даже если он силой и сноровкой сумеет натянуть великий лук Одиссея? Да и у него нет таких помыслов. Не лелейте черных мыслей, этому не бывать.
— Мудрая Пенелопа, — отвечал ей Эвримах, сын Полиба, — мы не думаем, что он тебя уведет. Этого быть не может — но ужасает мысль, что чернь скажет: «Мелкота эти кавалеры, не чета Одиссею. Сватаются к вдове героя, а сами даже его лук не смогли согнуть. Пришел случайный бродяга, легко натянул лук и послал стрелу в цель». Так будут говорить на площади и нас позорить.
— Эвримах, — сказала Пенелопа, — человек, бесчестящий и разоряющий дом своего государя, никогда не добьется народной любви. Но вас это не касается. Наш гость — высокий и сильный муж, по его словам — знатного рода. Дайте ему лук и посмотрим, что будет. Я обещаю, и слово свое сдержу, — коль по воле Аполлона он сможет справиться с луком, я одарю его новой туникой и плащом, дам заточенный дротик — отгонять собак и людей, подарю обоюдоострый меч, и сандалии на ноги, и обеспечу ему проезд, куда ему заблагорассудится.
Телемах ответил ей:
— Мать, у меня больше всех в стране прав на этот лук, мне и решать, кому его дать и кому отказать. Я имею в виду и вождей с гористой Итаки и с островов возле Элиды, где пасутся кони. Никто не вправе оспорить мое решение, даже если я захочу подарить лук моему гостю. Поэтому, мать, отправляйся в свою горницу и займись делом, прялкой и веретеном, и займи служанок. Лук — дело мужское, и в первую очередь мое, потому что здесь хозяин — я.
Пенелопа удивилась словам сына, но ушла в свои покои. В сопровождении фрейлин она пришла в опочивальню и заплакала о любимом муже, пока ясноокая Афина не сомкнула ее веки благодатным сном.
Достойный свинопас взял крутой лук, и понес было его, невзирая на протесты кавалеров. Они закричали ему: «Куда ты тащишь лук, несчастный свинарь? Погоди, если будет по-нашему, твои же быстрые псы разорвут тебя на клочки в твоем свинарнике, и ничто тебе не поможет».
Угрозы остановили Эвмея, и под градом проклятий он уронил лук. Но с другой стороны прозвучала угроза Телемаха:
— Живо отнеси лук, старик, ты не сможешь всем покориться. Смотри, как бы я тебя камнями не стал гонять по полям. Я хоть молод, но покрепче тебя. Был бы я сильнее прилипал, я бы их за уши выкинул из дворца, чтобы заговоры не устраивали.
Вспышка Телемаха только рассмешила кавалеров. Они весело смеялись, позабыв о своем гневе. Свинопас прошел по залу с луком в руках и подал его Одиссею. Затем он подозвал няню Эвриклею и велел ей:
— Мудрая Эвриклея, Телемах велел, чтобы ты заперла крепкие двери в женскую половину. Если женщины услышат стоны и крики с мужской половины дома, пусть не высовываются, но сидят спокойно и продолжают работу.
Эвриклея не смела спорить, пошла и заперла двери, ведушие в большой зал. Филойтий тихонько выскользнул и запер двери двора на засов, и завязал их корабельным канатом из тростника, лежавшим под галереей. Затем он вернулся в зал на свое место и устремил взор на Одиссея.
Одиссей держал лук в руках и тщательно проверял его, крутя во все стороны, не попортили ли черви его концы за годы отсутствия хозяина. Кавалеры переглядывались и бросали такие реплики:
— Настоящий знаток луков, эксперт этот малый. У него дома, небось, коллекция луков.
— Нет, он хочет открыть мастерскую стрелкового оружия, судя по тому, как он его разглядывает и вертит.
— Ничего у него не получится, да и лука ему не натянуть.
Посреди этих разговоров хладнокровный Одиссей осмотрел лук в последний раз, и легко, без усилия и спешки (так музыкант настраивает струну лиры и натягивает ее на новый ремешок), он согнул великий лук и правой рукой проверил тетиву. Она запела под его пальцами, как ласточка в полете. Кавалеры были поражены, их щеки побледнели, и с неба грянул удар грома, посланный Зевсом. Страдалец-Одиссей возликовал, что хитрый Кронид подает ему знак. На столе перед ним лежала одна стрела, а прочие, уже уготованные ахейским лордам, оставались в колчане. Одиссей взял стрелу, положил ее на середину лука, оттянул тетиву вместе с оперенным концом стрелы и, не вставая с места, выстрелил. Его выстрел был так точен, что не задел ни одного топора. Стрела с бронзовым наконечником пронеслась вчистую, влетела в первое ушко и вылетела из последнего.
Одиссей обратился к сыну:
— Телемах, гость в твоем дому не осрамил тебя. Моя стрела попала в цель, и лук я натянул без долгих усилий. Моя сила не ослабла, вопреки клевете женихов. Но настало время подать им ужин, пока не стемнело, а потом уже перейти к музыке и танцам, без которых пир — не пир.
И он подал знак. Его любимый сын и наследник Телемах препоясался острым мечом, крепче перехватил копье, и встал, блестя бронзовыми доспехами, рядом с Одиссеем.
Песнь XXIIБитва в зале
Сбрасывая с себя рваные лохмотья, несокрушимый Одиссей схватил лук и полный стрел колчан, и одним прыжком занял место на высоком каменном пороге. Он высыпал крылатые стрелы у ног и громко крикнул:
— Состязание окончено! Сейчас черед новой мишени! В нее еще никто не попадал, но я попытаюсь, с помощью Аполлона.
И он нацелил смертоносную стрелу прямо в Антиноя.
Антиной как раз собирался выпить вина. Он взял в руки золотую двуручную чашу. Он не ожидал кровопролития. Да и кто мог ожидать, что на пиру найдется человек, который, один против всех, замыслит ему погибель? Но Одиссей пустил стрелу и попал ему в горло. Наконечник пробил насквозь мягкую плоть стройной шеи. Он выронил чашу из сжатых рук и упал набок, оттолкнув при падении стол ногой. Стоявшая перед ним еда упала на пол. Густой струей хлынула кровь из ноздрей, на жареное мясо и хлеб.
Крик раздался в зале, когда кавалеры увидели падение Антиноя. В ужасе они вскочили со своих мест и бросились по залу, обшаривая стены. Но они не могли найти ни щита, ни крепкого копья. Они яростно закричали Одиссею: «Странник, это было твое последнее состязание, ты выбрал опасную мишень. Ты обречен. Твою падаль расклюют стервятники Итаки, ведь ты поразил лучшего из дворян острова». Они все еще думали, что он убил Антиноя нечаянно. Безумцы не понимали, что они глядят в лицо собственной смерти.
Могучий Одиссей прорычал:
— Щенки! Вы не ждали, что я вернусь с войны! Вы разорили мой дом, опозорили моих рабынь, приставали к моей жене при живом муже, и не боялись ни богов на небе, ни людского возмездия. Я говорю вам — вас ждет смерть.
Ужас смыл краску с их щек. Они озирались в поисках убежища от внезапной смерти. Лишь Эвримах нашел в себе силы ответить:
— Если ты и впрямь Одиссей, вернувшийся домой, тогда ты справедливо укоряешь нас за гнусные дела, совершенные в твоем доме и твоих владениях. Но тот, кто за это в ответе, Антиной, уже мертв. Он затевал все злодейства, и не для того, чтобы вступить в брак. Его влекла другая страсть. Он хотел подкараулить и убить твоего сына и стать королем этого прекрасного города и всей Итаки. Но он получил по заслугам и был сам убит. Пощади же нас, твоих подданных, а мы расплатимся за все, что съели и выпили в твоем дому. Каждый из нас даст тебе двадцать быков, и золота и бронзы, сколько пожелаешь. Твой гнев нам понятен.
Но Одиссей не смягчился и ответил ему:
— Эвримах, хоть бы вы отдали мне все ваше добро до последнего, я все равно бил бы вас, пока вы не расплатитесь за свои преступления. У вас выбор — биться или бежать, но я думаю, не всем удастся убежать и спасти шкуру.
Их сердца дрогнули и колена задрожали. Но вновь заговорил Эвримах:
— Друзья, не приходится ждать пощады от этих безжалостных рук. Он перестреляет нас всех с высокого порога — ведь у него могучий лук и полный колчан стрел. Воодушевимся же и бросимся в бой! Мечи наголо! Прикрывайтесь столиками от его стрел! Атакуем его разом — может быть, удастся сбить его с порога и прорваться в город, а там уже поднимем тревогу и соберем народ, чтобы он никогда больше не смог согнуть лук.
Он выхватил обоюдоострый бронзовый меч и с устрашающим воплем бросился на Одиссея. Но смелый Одиссей выстрелил, и стрела вошла ему в сосок и пробила печень. Меч выпал из рук Эвримаха. Он сложился вдвое, упал на столик, смахнул на пол еду и чашу с вином, перевалился и рухнул на пол. В судорогах он рассек лоб, и ногой сбил стул. Смертный туман покрыл его глаза.