11—15 июля 1944 г. в лесу близ села Лужок-Горышний Турковского района Дрогобычской области под охраной бойцов УПА проходит Учредительное собрание Украинской главной освободительной рады (УГОР) — надпартийного демократического высшего руководящего органа национально-освободительного движения (своеобразный предпарламент). УГОР призывалась руководить борьбой «против московско-большевистского и немецко-гитлеровского империализмов, за создание Украинской Самостийной Соборной Державы вплоть до создания органов независимой государственной власти в Украине». Принимаются Платформа, Устав и Универсал, избирается Президиум, куда вошли и не связанные с ОУН общественно-политические деятели. Президентом УГОР избрали бывшего члена Украинской Центральной Рады 1917-1918 гг., политзаключенного 1930-х гг. Кирилла Осьмака. 13 сентября 1944-го К. Осьмака арестовали, в рядах УПА погибла его дочь Ляля. Как сообщал в июле 1955 г. внутрикамерный агент — сосед по Владимирскому централу, — первый президент УГОР «остается убежденным националистом, сторонником целиком самостоятельной, независимой Украины, против любого объединения с Россией… Осьмак говорит, что отдал жизнь украинскому народу, за счастье которого боролся — это было и остается целью его жизни». Там же во Владимирской тюрьме для «политических» он и умер 16 мая 1960 г.
В конце 1944-го 20 из 25 членов Президиума УГОР уходят за границу, образовав там Закордонное представительство УГОР (ЗП УГОР) во главе с греко-католическим священником Иваном Гриньохом. Главой же Генерального Секретариата (предправительства) УГОР становится Р. Шухевич, а его заместителем — В. Кук. После гибели «генерала Чупрынки» 5 марта 1950-го В. Кук занимает место председателя Генерального Секретариата, превращаясь в одну из ключевых политических фигур движения сопротивления, претендентом на высшие государственные посты в эвентуальной Украинской державе.
Основной резиденцией «Лемиша» в заключительный период войны служило село Дермань Мизочского района Ровенской области. Вокруг мест пребывания руководства ОУН и УПА Служба безопасности вводила усиленное агентурное обеспечение. Референт СБ Василий Андрощук («Вороной») создал плотную агентурную сеть и перебросил несколько боевок СБ в Дермань, где с осени 1943 по начало 1945 г. находились известные повстанческие командиры Дмитрий Клячковский, Василий Кук, Яков Бусел, Петр Олейник, шеф СБ ОУН Николай Арсеныч, начальник тыла УПА Ростислав Волошин (по одной из версий, последний был негласно ликвидирован СБ как противник ее неограниченных полномочий). Однако нельзя не признать, что действия ретивых эсбистов в этом населенном пункте привели к известной «Дерманской трагедии» — по данным местных властей и КГБ в 1944-1948 гг. в селе эсбисты уничтожили около 450 человек, из которых лишь 28 были советскими военнослужащими.
В сентябре 1955-го один из последних нелегалов ОУН в Волынской области «Борис», боевик охраны местного руководителя подполья «Рыжего», сдался органам госбезопасности, сам ликвидировал своего патрона и выдал три молочных бидона с архивами подполья. Захваченные материалы свидетельствовали, что Дерманская резня стала следствием спланированной референтурой СБ на Волыни акции запугивания и ликвидации подозрительных. В 1957 г. извлеченные из колодцев и братских могил останки жертв были торжественно перезахоронены, а В. Андрощук, разоблаченный показаниями выживших очевидцев, на открытом судебном процессе в Дубно в 1959-м признал, что лично совершил 73 убийства.
Позднее, в 1960-х, материалы о Дерманской трагедии приобщили к подборке «компрометирующих материалов» на В. Кука (тогда уже помилованного Президиумом Верховного Совета СССР), призванных лечь в основу повторного возбуждения, в случае политической целесообразности, против него уголовного дела. При этом каких-либо определенных доказательств личной причастности «Лемиша» к гекатомбам волынского села не приводилось. Сомневаться же в исходе судебного процесса не приходилось, однако он не состоялся — к этому эпизоду мы еще вернемся.
Тяжкие последствия для боеспособности УПА и подполья ОУН принесли физические «чистки», развернутые в УПА Службой безопасности начиная с 1943 г. По словам члена Провода ОУН(б) Михаила Степаняка, распоряжение о «чистке» в УПА отдал «Клим Савур» в конце этого года. В дальнейшем внутренние репрессивные кампании неоднократно повторяются. Их причиной руководители движения ОУН и УПА называли, прежде всего, необходимость избавления от агентуры противника и «ненадежных элементов». Инициаторами «чисток» могли выступать не только высшие проводники, а и руководители региональных формирований ОУН и УПА. Так, 3 марта 1944-го организационная референтура Краевого провода на ЗУЗ среди основных задач указывает на устранение ненадежных участников, а также лиц неукраинского происхождения. Такая же установка содержалась и в приказе командующего УПА «Запад» Василия Сидора № 12 от 28 апреля 1945 г.
Несомненно, ведущей причиной «чисток» следует считать возрастание эффективности агентурно-оперативной работы органов госбезопасности (в том числе - и с позиций партизанского движения), которые быстро приобретали опыт действий в условиях региона. В 1944—1945 гг. количество оперработников НКВД-НКГБ на ЗУЗ достигло 22 тысяч. Агентурно-информационный аппарат включал 359 резидентов, 1473 агента, 13085 информаторов (по тогдашней чекистской практике информаторы поставляли соответствующие сведения, а агенты непосредственно привлекались к активным оперативно-розыскным мероприятиям). Оперативно разрабатывалось почти 400 повстанческих формирований (до 6 тыс. участников). Упор делался на создании позиций спецслужбы непосредственно в повстанческой среде, целенаправленном ее разложении, включая компрометацию «бандглаварей» через агентурно-оперативные комбинации.
То, что подготовка и засылка агентуры в районы действий подполья ОУН поставлена «на конвейер», не составляло секрета для контрразведчиков СБ. Немало сведений о профессиональных методах органов госбезопасности выведывалось у захваченных советских разведчиков, которых готовили для работы на Западной Украине на спецкурсах в Москве, Киеве, Горьком, Ульяновске, Коломне и других городах. Сохранился составленный эсбистами как учебное пособие томик материалов о разработке следователями СБ выпускника специальной школы № 2 МГБ УССР некоего Байды. Достаточно долго он излагал свою легенду — дескать, сын раскулаченных, попал к одесской шпане (даже пел знаменитую «Мурку», добросовестно записанную эсбистами), приехал в Галичину на заработки (действительно, в регион хлынуло немало жителей Востока Украины, «заробитчан», а затем и спасавшихся от голодомора 1946—1947 гг.). Постепенно, действуя то «рукой», то уговорами, то изобличением противоречий в показаниях, эсбисты «слой за слоем» снимали наносное, обещали сохранить жизнь и наконец «раскололи» Байду. Для поощрения к откровенному разговору подследственному щедро давали кружку спирта.
Разведчик поведал, что законченное им учебное заведение до войны находилось в Москве, а затем эвакуировалось в Куйбышев, подготовив за годы войны 240 диверсантов и радистов для зафронтовой работы. В Киеве же оно работало в режиме 3-месячных курсов для подготовки негласных сотрудников госбезопасности для действий в Западной Украине. В спецшколу набирали мужчин 28-40 лет, овладевавших ремеслом портного, жестянщика, столяра, сапожника, чтобы без подозрений оседать в селах и общаться с широким кругом людей. Основными предметами были «Как распознать подпольщиков и следить за ними», «Устройство крыивок» (конспиративных убежищ подпольщиков), «Легенды». Курсанты пребывали на положении военнослужащих. Получали содержание в 300 рублей и полное гособеспечение, жили и питались в старом здании школы. О быте подопечных заботился старшина Иванов, водивший их в баню и ежедневно устраивавший беседы «о товарищеском поведении». До 18 часов курсанты посещали занятия под руководством офицеров и занимались самоподготовкой, в полночь объявлялся отбой. Учеба завершалась экзаменом и торжественным обедом с пивом, выпускник получал полкило консервов и буханку хлеба, 300 целковых, инструменты для работы по специальности прикрытия и отбывал в назначенный район мятежной Галичины. Байда в конце «работы» с ним припомнил свои украинские казацкие корни и сожалел о работе на «советы», объявленный ему суровый приговор встретил спокойно…
Во-вторых, давали о себе знать значительные потери «лесной армии» в боях с крупными контингентами регулярных войск, усиленных оперативным составом, истребительными батальонами из местных жителей, агентурно-боевыми группами и «вооруженным активом». Части и соединения Внутренних войск были отлично оснащены боевой техникой и тяжелым оружием. Так, по штату мотострелковая бригада войск НКВД имела 4025 штыков, 50 легких танков, 50 бронемашин, 335 автомашин, 45 минометов и 30 станковых пулеметов. Применялась и штурмовая авиация, бронепоезда.
Наконец, советские партийные и властные структуры создавали условия для отрыва от подполья его участников и активных помощников. 12 февраля 1944 г. выходит обращение Президиума Верховного Совета и Совета Народных Комиссаров «К участникам так называемых УПА и УНРА» с предложением амнистии и социальных гарантий участникам сопротивления, сложившим оружие. 12 февраля 1945 г. подобное обращение повторили, а за год мирными инициативами воспользовались свыше 30 тыс. человек (что лишний раз подчеркивает массовый состав антисоветского движения сопротивления).
Активно действовала и советская пропагандистская машина. К маю 1945-го в регионе работало 3,5 тыс. агитационных коллективов, роздано 20 млн. листовок, 1 млн. газет, 100 тыс. брошюр. Распространялись листовки-обращения от имени пленных командиров УПА (например, захваченного в конце января 1945 г. командира одного из соединений УПА на Волыни Юрия Стельмащука) с компрометацией предводителей повстанческого движения (в том числе апеллируя к их контактам с немцами и бессмысленным «чисткам») с призывами сдать оружие.