— Он имеет в виду мулов, — поправил Книжник, заметив удивление слушателей.
— И надо было брать больше стреляющего оружия. Если не умеешь стрелять из лука, возьми аркебузу. У них на всех было только две, — продолжил Устин.
— Вы хороший стратег, — похвалил его Сансеверино, — Не хотите остаться здесь? У нас как раз идет большая война, и Его Величеству нужны добрые рыцари.
— Прямо сейчас я обещал помочь моим новым друзьям с доставкой груза в армию их короля, — ответил Устин, — А вообще я бы с Вашего позволения вернулся домой. Прошу меня простить, но я давал присягу своему государю и не могу воевать за других достойных королей без его позволения.
— Чтож, с моей стороны было бы невежливо не предложить.
Устин почтительно поклонился.
— Что касается армии короля, то она начинается прямо здесь, — Сансеверино повернулся к Максимилиану, — Итак, мой юный друг, у Вас есть золото, которого у Вас категорически не должно быть.
— Это золото короля, и я везу его в армию короля. Я должен сдать его в Кремоне.
— Армия Его Величества начинается в Вогере. Оставьте золото мне, а я, при необходимости, поделюсь с виконтом де Лотреком.
— Я связан клятвой.
— А я нет. Вы все равно ничего не довезете. Куда Вы собирались податься отсюда? В Пьяченцу или в Парпанезе?
— Конечно, в Парпанезе!
— И дойти до Пиццигеттоне по левому берегу, где уже завелись вражеские фуражиры? Сколько у вас рыцарей? А солдат?
— Его Величество рассердится, если узнает, что армия была разбита, потому что золото задержалось в Вогере. А уж как рассердится Ее Высочество.
— Если узнает.
— Но Вы же не позволите Фрундсбергу и Колонне разбить нашу армию! Вогера падет через неделю после Кремоны.
— Да ладно, мой юный друг, уже и пошутить нельзя. Я просто подумал, а стоит ли мне потом ехать на поклон к де Лотреку, чтобы получить долю, предназначенную для гарнизона Вогеры.
— Большую долю?
— Достаточно большую.
— Сколько?
— Решим.
— Что взамен?
— Дам Вас эскорт до Пиццигеттоне.
— Конный.
— Конный.
— Сколько человек?
— Одного всадника за каждую тысячу дукатов, которую Вы здесь оставите.
— Сумма?
— Давайте бросим кости, чтобы никому не было обидно. Мы с Вами бросим по разу. Сколько выпадет очков, столько тысяч дукатов оставите здесь, и столько всадников будут сопровождать Вас до Пиццигетттоне. Но строго через Парпанезе. Во владения Паллавичино мы не входим в любом случае.
— Почему?
— Потому что если я сегодня начну войну, то молодой и горячий Джироламо подумает, что я хочу вернуть себе свои земли. И завтра он впустит папские войска из Пьяченцы до самого замка Сан-Джованни. А я обещал Его Величеству провести Рождество в Турине, и не хотел бы сидеть там, как на иголках в то время, когда враг стоит у ворот родного дома.
— Хорошо. Бросим кости.
— Эй, — Сансеверино позвал слугу, — Тащи сюда кости для игры в азар!
— Я думал, мы будем играть в триктрак или глюкхаус, — сказал Максимилиан с плохо скрываемым недовольством. В триктрак и глюкхаус играли двумя костями.
— В этих краях играют в игры с тремя костями, — ответил Сансеверино, хищно улыбнувшись, — Бросайте.
Макс встряхнул стаканчик и высыпал кости на стол. Четырнадцать.
Сансеверино сделал то же самое. Девять.
— Полагаю, у Вас найдется завтра двадцать три всадника в добротных доспехах? — спросил Макс, одолеваемый жадностью.
— Будь на то Божья воля, у меня бы и тридцать шесть нашлось, — ответил довольный Сансеверино, — Завтра сможете проверить каждого. Я очень удивлюсь, если хотя бы у одного из них не будет доспеха или коня. Во главе отряда поедет мой оруженосец Эрнесто. Я бы отправил вместо него своего сына Джулио, но он, увы, сидит в плену в Милане.
Сансеверино вздохнул.
— Я всю жизнь враждовал с Джан Джакомо Тривульцио, а сейчас мой любимый сын и наследник сражался бок о бок с его племянником Теодоро и, наверное, делит с ним скудный ужин пленника.
Книжник тихо переводил разговор Устину. Тот что-то ответил.
— Наш восточный друг интересуется, — вступил в беседу Книжник, — Будет ли его помощь необходима и далее, если предположить, что двадцать три всадника способны его заменить?
— Если он не заинтересован путешествовать с нами далее для своего удовольствия, то завтра утром мы с ним попрощаемся, оставшись хорошими друзьями, — ответил Макс.
Книжники перевел. Устин ответил.
— Он спрашивает, насколько важен был прошлый участок пути со сравнению с предстоящим, и каково будет его справедливое вознаграждение относительно озвученных расценок, — перевел Книжник.
— Следующий участок пролегает по вражеской территории, и мы можем встретить даже всю армию Колонны и Фрундсберга. Но его справедливое вознаграждения я полагаю в два раза большим, чем любого из моих завтрашних сопровождающих, — ответил Макс по-итальянски и тут же добавил на родном языке, — С учетом того, что меня вынуждают за них безбожно переплатить.
Книжник перевел. Устин рассмеялся.
— Что тут смешного? — спросил Сансеверино.
— Есть русская сказка, — объяснил Устин, — Идет по дороге девушка и выходит на перекресток. Там стоит камень, на камне написано: «Вперед пойдешь — изнасилуют. Направо пойдешь — изнасилуют. Налево пойдешь, — изнасилуют. Назад пойдешь — изнасилуют». Девушка читает и говорит, «Куда же мне тогда идти?». Из-за камня выходит разбойник и отвечает «Никуда не ходи. Здесь раздевайся».
Все дружно рассмеялись. Русская сказка идеально описывала положение золотого обоза без охраны.
Устин встал, церемонно поклонился, сел обратно и снова обратился к Книжнику.
— Тогда вы, господа, не будете любезны посоветовать короткую дорогу на Русь? — сказал Книжник.
Сансеверино послал слугу за картой. Пергаментный сверток разложили на столе, прижав углы тарелками. Книжник показал на карте Вогеру, примерно рядом с Миланом.
Устин, похоже, понимал латинский алфавит. Он ткнул пальцем в области Балтийского моря.
— По суше не ближе? — спросил Сансеверино.
— Там или татары, или поляки, — ответил Книжник, не утруждаясь переводом очевидного, — С теми и другими или война, или плохие отношения. Наш друг хочет попасть домой через торговый город Новгород, куда ходят ганзейские корабли.
— Путь паломников? — спросил Макс, — Виа Францигена? Доберется до Кале, а там найдет ганзейский корабль.
— Побойтесь Бога, — ответил Книжник, — Отправите человека в январе на перевалы? Он, конечно, не побоится, но он нормальных гор в жизни не видел.
— Я бы предложил другой вариант, — сказал Сансеверино, — Через Турин, Лион и Париж. Полагаю, он будет наилучшим.
— Почему? — спросил Макс, — Можно ведь обойти Альпы с востока и выйти к морю через Вену, Прагу и Берлин?
— Потому что на Рождество меня пригласили в Турин. Там будет гостья из Парижа, и в ее свите наш друг после завершения празднеств наилучшим образом пересечет Францию до самого Парижа. Там он, с его хорошими манерами сможет рассчитывать на прием у Его Величества и триумфальное возвращение домой с французской дипломатической миссией.
— Ничего, что он не говорит по-французски?
— Так отпустите с ним этого ученого монаха, — Сансеверино повернулся к Книжнику, — Parlez-vous français?
— Oui, — ответил монах.
— Он ведь Вам не сильно нужен? В пути он мог бы написать хорошую книгу про Московию и Татарию по рассказам своего красноречивого спутника.
— Брат Книжник, — Макс обернулся к монаху, — Полагаю, это достойное предложение для вас обоих.
Книжник пересказал предложение Сансеверино Устину. Устин ответил.
— Он согласен. Я тоже, — сказал Книжник.
— Ну и отлично. Давайте еще по бокалу и спать. Завтра нас ждут великие дела. Утром мы выезжаем, но в разные стороны. Вам надо успеть переправиться в Парпанезе, чтобы заночевать на том берегу. Следующую вечерню встретите уже в Пиццигеттоне.
За ночь отряд Максимилиана совершенно мирным путем потерял одного рыцаря из трех, одного запасного возчика и двадцать пять тысяч дукатов монетой в дополнение к тем примерно семидесяти пяти тысячам монетой и слитками, что остались в Борго-Форнари. Зато приобрел эскорт из двадцати трех всадников в доспехах.
Макс, ложась спать, подумал, не оставить ли здесь по разным причинам и корсиканцев, и возчиков.
Возчики до сих пор честно везли все без нареканий. И груз у них не болтался, и колеса не отваливались, и подковы не отлетали. И на мосту они встали с алебардами, а не бросили телеги и не сбежали. Но уж больно они всего боялись. Даже лица скрывали от всех встречных. Как будто враги гонятся не за золотом, а лично за ними. Наверное, они понимали, что везут не очень законный груз, и что им здесь еще предстоит дальше жить. Тогда, если отпустить их в Вогере, они не смогут уверенно сказать, что везли именно золото и именно в Кремону.
Корсиканцы до сих пор честно выполняли свои обязательства. Не сбежали в Генуе, сражались на абордаже, помогали вести корабль, ни разу не вызвали подозрений, что украдут груз от Аренцано до Вогеры и отбились во вчерашней погоне. И не намекали, что по сумме подвигов они свое вознаграждение давно заработали. Вот это как раз самое подозрительное. Может быть, и их стоило бы отпустить в Вогере, пока ничего не натворили?
— Фредерик, как ты думаешь, не отпустить ли нам здесь возчиков и корсиканцев? — можно бы было спросить и Тодта с Книжником, но они ночевали в другом месте.
— Кто тогда повезет золото? — ответил Фредерик.
— Перегрузим. У Сансеверино найдутся телеги и возчики.
— Чтобы он с нас содрал тысяч по пять за каждую?
— Почему бы он содрал за простолюдинов больше, чем за всадников?
— Потому что без кавалерии мы досюда добрались, а без телег с возчиками с места не сдвинемся.
— Верно, — вздохнул Макс, — Тогда спокойной ночи.
И немедленно уснул.